Мольер Жан-Батист
Школа жен
Жан-Батист Мольер
Школа жен
Комедия в пяти действиях
Перевод Василия Гиппиуса
Ее высочеству
Ваше высочество!
Когда мне надо посвящать книгу, я становлюсь самым робким человеком на свете. Стиль посвящений мне мало знаком, и я просто ума не приложу, как выйти из подобного затруднения. Другой автор на моем месте сумел бы, преподнося Ш_к_о_л_у ж_е_н, сказать весьма многое о Вашем высочестве, и сказать удачно. Я же чистосердечно сознаюсь Вашему Высочеству в своей беспомощности. Я не владею искусством находить соответствия между предметами, столь мало соизмеримыми. И как бы ни просвещали меня на этот счет изо дня в день братья сочинители, я все-таки не понимаю, что общего Ваше высочество могло бы иметь с комедией, мною подносимой. Не в том, разумеется, затруднение, как воздать Вам хвалу. Предмет очевиден, и с какой бы стороны ни взглянуть на Ваше высочество, всюду открывается взору преизбыток славы и преизбыток достоинств. Вам придают блеск звание и происхождение, что заставляет весь свет почитать Вас. Вам придает блеск умственное и телесное изящество, что заставляет всех, кто Вас видит, восхищаться Вами. Вам придают блеск душевные Ваши качества, что - смею сказать - заставляет всех, имеющих честь к Вам приблизиться, любить Вас: я говорю о той пленительной кротости, которою Вы умеряете величие Вашего звания, о той очаровательной доброте, о той великодушной приветливости, которую Вы почитаете за должное выказывать всем. Об этих последних достоинствах Ваших мне особенно трудно будет здесь умолчать. И все же, Ваше высочество, я не представляю себе, под каким предлогом можно было бы заговорить здесь о столь ярких и столь непреложных совершенствах. По моему крайнему разумению, не должно вводить в послание и смешивать с безделками предметы столь важные и столь возвышенные. Приняв все это в соображение, я полагаю, Ваше высочество, что мне остается лишь посвятить Вам комедию и уверить Ваше высочество в глубочайшем почтении
нижайшего, покорнейшего
и преданнейшего Вашего слуги
Ж.-Б. П. МОЛЬЕРА.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Многие порицали сначала эту комедию, но смеявшиеся были за нее, и все дурное, что р о ней говорилось, не помешало успеху, вполне меня удовлетворившему.
Я знаю, что от меня в этом издании ждут предисловия с ответом моим судьям и с оправданием моего труда, и, разумеется, я стольким обязан всем, ее одобрявшим, что почел бы за должное отстаивать их суждение против суждений моих недоброжелателей. Однако почти все, что я мог бы сказать об этом предмете, уже изложено в рассуждении, имеющем форму диалога, но я еще не знаю, как с ним поступить. Мысль о таком диалоге, или, если угодно, о небольшой комедии, пришла мне после двух или трех представлений моей пьесы. Я высказал эту мысль в одном доме, где проводил вечер, и тогда одному лицу из высшего света, тонкий ум которого хорошо всем известен, лицу, которое оказывает мне честь своей любовью, замысел мой показался достойным не только того, чтобы поощрить меня за него взяться, но и того, чтобы самому заняться им. И, к моему удивлению, дня через два он показал мне готовое сочинение, гораздо более изящное и остроумное, чем мог бы написать я сам, но заключавшее слишком лестные для меня суждения, и я побоялся, поставив это произведение на сцене, навлечь на себя упреки в выпрашивании похвал. Во всяком случае это помешало мне, по некоторым соображениям, окончить начатое. Но столько голосов изо дня в день торопят меня это сделать, что я просто не знаю, как быть. Вследствие этих именно колебаний я не помещаю в предлагаемом предисловии того, что читатели найдут в _Критике_, если только я решусь когда-нибудь выдать ее в свет. Если же решусь, то, повторяю, лишь в отместку публике за неприятности, причиненные мне некоторыми тонкими ценителями; я же вполне отомщен успехом моей комедии и желал бы, чтобы все последующие мои комедии были встречены подобным же образом и чтобы их постигла та же судьба.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Арнольф, иначе называемый господином де ла Суш.
Агнеса, невинная молодая девушка, воспитанница Арнольфа.
Орас, возлюбленный Агнесы.
Ален, крестьянин, слуга Арнольфа.
Жоржетта, крестьянка, служанка Арнольфа.
Кризальд, друг Арнольфа.
Энрик, зять Кризальда.
Оронт, отец Ораса и близкий друг Арнольфа.
Нотариус.
Действие происходит в Париже.
Действие первое
ЯВЛЕНИЕ I
Кризальд, Арнольф.
Кризальд
Итак, вернулись вы и женитесь на ней?
Да. И хотел бы все покончить поскорей.
Кризальд
Мы здесь одни сейчас и можем, без сомненья,
Спокойно взвесить все и все принять решенья.
Я сердце вам открыть по-дружески стремлюсь:
За вашу участь я, поверьте мне, страшусь;
Как дело ни пойдет, при всяком обороте,
Вы легкомысленно себе жену берете.
Конечно, добрый друг! Возможно, что у вас
Немало поводов тревожиться за нас.
По-вашему, рога - супружества примета;
Ваш лоб, я думаю, сам просится на это.
Кризальд
Все дело случая, владеть им не дано;
Заботиться о том и глупо и смешно.
Боюсь другого я: боюсь насмешки едкой,
Которая мужей преследует нередко;
Вы знаете, никто, велик он или мал,
От вашей критики спасения не знал,
И где б вы ни были, вам любы неизменно
Хитросплетения интриги сокровенной.
Пусть так. Но где найду подобный город я,
Где были бы, как здесь, смиренные мужья?
Не правда ли? Они, казалось бы, различны,
Но в жизни ко всему они равно привычны.
Тот денег накопил, жена же в свой черед
Их украшавшим лоб супруга раздает;
Тот поудачливей, но не честней нимало,
Не прочь, чтобы жена подарки принимала
И, ревностью души не омрача своей,
Дань добродетели в них видит, веря ей.
Один отчаянно шумит, но все без толку;
Другой невозмутим, зевает втихомолку
И, лишь гостей в окно успеет разглядеть,
Перчатки, шляпу, плащ торопится надеть;
Та, баба ловкая, супругу без опаски
Жан-Батист Мольер
«Школа жён»
Пьесу предваряет посвящение Генриетте Английской, супруге брата короля, официального покровителя труппы.
Два старинных приятеля — Кризальд и Арнольф — обсуждают намерение последнего жениться. Кризальд напоминает, что Арнольф всегда смеялся над незадачливыми мужьями, уверяя, что рога — удел всякого мужа: «…никто, велик он или мал, / От вашей критики спасения не знал». Поэтому любой намёк на верность будущей жены Арнольфа вызовет град насмешек. Арнольф уверяет друга, что ему «известно, как рога сажают нам бабёнки» и потому «заблаговременно я все расчёл, мой друг». Наслаждаясь собственным красноречием и проницательностью, Арнольф произносит страстную речь, характеризуя непригодность к браку женщин слишком умных, глупых или неумеренных щеголих. Чтобы избежать ошибок других мужчин, он не только выбрал в жены девушку «чтобы ни в знатности породы, ни в именье / Нельзя ей было взять над мужем предпочтенье», но и воспитал её с самого детства в монастыре, забрав «обузу» у бедной крестьянки. Строгость принесла свои плоды, и его воспитанница столь невинна, что однажды спросила, «точно ли детей родят из уха?» Кризальд слушал так внимательно, что не заметил, как назвал своего давнего знакомца привычным именем — Арнольф, хотя и был предупреждён, что тот принял новое — Ла Суш — по своему поместью (игра слов — la Souche — пень, дуралей). Заверив Арнольфа, что впредь не допустит ошибки, Кризальд уходит. Каждый из собеседников уверен, что другой ведёт себя несомненно странно, если не безумно.
Арнольф с большим трудом попал в свой дом, так как слуги — Жоржетта и Ален — долго не отпирали, поддались только на угрозы и не слишком почтительно разговаривали с господином, весьма туманно объяснив причину своей медлительности. Приходит Агнеса с работой в руках. Ее вид умиляет Арнольфа, так как «любить меня, молиться, прясть и шить» — и есть тот идеал жены, о котором он рассказывал другу. Он обещает Агнесе поговорить через часок о важных вещах и отправляет её домой.
Оставшись один, он продолжает восхищаться своим удачным выбором и превосходством невинности над всеми другими женскими добродетелями. Его размышления прерывает молодой человек по имени Орас, сын его давнишнего друга Оранта. Юноша сообщает, что в ближайшее время из Америки приедет Энрик, который вместе с отцом Ораса намеревается осуществить важный план, о котором пока ничего не известно. Орас решается одолжить у старого друга семьи денег, так как он увлёкся девушкой, живущей поблизости, и хотел бы «до конца довесть скорее приключенье». При этом он, к ужасу Арнольфа, показал на домик, в котором живёт Агнеса, оберегая которую от дурного влияния, новоявленный Ла Суш поселил отдельно. Орас без утайки рассказал другу семьи о своих чувствах, вполне взаимных, к прелестной и скромной красавице Агнесе, находящейся на попечении богатого и недалёкого человека с нелепой фамилией.
Арнольф спешит домой, решив про себя, что ни за что не уступит девушку молодому щёголю и сумеет воспользоваться тем, что Орас не знает его нового имени и потому с лёгкостью доверяет свою сердечную тайну человеку, с которым уже давно не виделся. Поведение слуг становится Арнольфу понятным, и он заставляет Алена и Жоржетту рассказать правду о том, что происходило в доме в его отсутствие. Арнольф в ожидании Агнесы старается взять себя в руки и умерить гнев, вспоминая античных мудрецов. Появившаяся Агнеса не сразу понимает, что же хочет узнать её опекун, и подробно описывает все свои занятия за последние десять дней: «Я сшила шесть рубах и колпаки сполна». Арнольф решается спросить прямо — бывал ли без него мужчина в доме и вела ли девушка с ним разговоры? Признание девушки поразило Арнольфа, но он утешил себя тем, что чистосердечие Агнесы свидетельствует о её невинности. И рассказ девушки подтвердил его простоту. Оказывается, занимаясь шитьём на балконе, юная красавица заметила молодого господина, любезно ей поклонившегося. Ей пришлось вежливо ответить на учтивость, молодой человек поклонился ещё раз и так, кланяясь друг другу все ниже, они провели время до самой темноты.
На следующий день к Агнесе явилась какая-то старушка с известием о том, что юная прелестница причинила страшное зло — нанесла глубокую сердечную рану тому молодому человеку, с которым вчера раскланивалась. Девушке пришлось принять молодого кавалера, так как оставить его без помощи она не решилась. Арнольфу хочется узнать все поподробнее, и он просит девушку продолжить рассказ, хотя внутренне содрогается от страха услышать что-нибудь ужасное. Агнеса признается в том, что юноша шептал ей признания в любви, без устали целовал её руки и даже (тут Арнольф едва не обезумел) взял у неё ленточку. Агнеса призналась, что «что-то сладкое щекочет, задевает, / Сама не знаю что, но сердце так и тает». Арнольф убеждает наивную девушку, что все происшедшее — страшный грех. Есть лишь один способ исправить случившееся: «Одним замужеством снимается вина». Агнеса счастлива, так как полагает, что речь идёт о свадьбе с Орасом. Арнольф же имеет в виду себя в качестве мужа и поэтому заверяет Агнесу, что брак будет заключён «в сей же день». Недоразумение все-таки выясняется, так как Арнольф запрещает Агнесе видеться с Орасом и велит не впускать в дом ни при каких обстоятельствах. Более того, он напоминает, что вправе требовать от девушки полного послушания. Далее он предлагает бедняжке ознакомиться с «Правилами супружества, или обязанностями замужней женщины вместе с её каждодневными упражнениями», так как для «счастья нашего придётся вам, мой друг, / И волю обуздать и сократить досуг». Он заставляет девушку читать правила вслух, но на одиннадцатом правиле сам не выдерживает монотонности мелочных запретов и отсылает Агнесу изучать их самостоятельно.
Появляется Орас, и Арнольф решает выведать у него дальнейшие подробности едва начавшегося приключения. Молодой человек опечален неожиданными осложнениями. Оказывается, сообщает он Арнольфу, вернулся опекун, каким-то таинственным образом узнавший о пылкой любви своей подопечной и Ораса. Слуги, которые прежде помогали в их любви, вдруг повели себя грубо и закрыли перед носом обескураженного воздыхателя дверь. Девушка тоже повела себя сурово, поэтому несчастный юноша понял, что за всем стоит опекун и руководит поступками слуг и, главное, Агнесы. Арнольф с удовольствием слушал Ораса, но оказалось, что невинная девушка проявила себя весьма изобретательной. Она действительно швырнула с балкона камень в своего поклонника, но вместе с камнем и письмо, которое ревнивец Арнольф, наблюдая за девушкой, просто не заметил. Но ему приходится принуждённо смеяться вместе с Орасом. Ещё хуже пришлось ему, когда Орас начинает читать письмо Агнесы и становится ясно, что девушка вполне осознала своё неведение, бесконечно верит возлюбленному и расставание для неё будет ужасным. Арнольф потрясён до глубины души, узнав, что все его «труды и доброта забыты».
Все же он не желает уступить прелестную девушку молодому сопернику и приглашает нотариуса. Однако его расстроенные чувства не позволяют толком договориться об условиях брачного договора. Он предпочитает ещё раз поговорить со слугами, чтобы уберечь себя от неожиданного визита Ораса. Но Арнольфу снова не повезло. Появляется юноша и рассказывает о том, что вновь встретился с Агнесой в её комнате, и о том, как ему пришлось спрятаться в шкафу, потому что к Агнесе явился её опекун (Арнольф). Орас опять не смог увидеть соперника, а лишь слышал его голос, поэтому продолжает считать Арнольфа своим наперсником. Едва молодой человек ушёл, появляется Кризальд и вновь пытается убедить своего друга в неразумном отношении к браку. Ведь ревность может помешать Арнольфу трезво оценить семейные отношения — иначе «рога уже почти надеты / На тех, кто истово клянётся их не знать».
Арнольф идёт в свой дом и вновь предупреждает слуг получше стеречь Агнесу и не допускать к ней Ораса. Но происходит непредвиденное: слуги так старались исполнить приказание, что убили молодого человека и теперь он лежит бездыханный. Арнольф в ужасе от того, что придётся объясняться с отцом юноши и своим близким другом Оронтом. Но, снедаемый горькими чувствами, он неожиданно замечает Ораса, который рассказал ему следующее. Он договорился о встрече с Агнесой, но слуги набросились на него и, повалив на землю, начали избивать так, что он лишился чувств. Слуги приняли его за мертвеца и стали причитать, а Агнеса, услышав крики, мгновенно бросилась к своему возлюбленному. Теперь Орасу необходимо оставить девушку на время в безопасном месте, и он просит Арнольфа принять Агнесу на своё попечение, пока не удастся уговорить отца юноши согласиться с выбором сына. Обрадованный Арнольф спешит отвести девушку в свой дом, а Орас невольно ему помогает, уговаривая свою прекрасную подругу следовать за другом своей семьи во избежание огласки.
Оставшись наедине с Арнольфом, Агнеса узнает своего опекуна, но держится твёрдо, признавшись не только в любви к Орасу, но и в том, что «я не дитя давно, и для меня — позор, / Что я простушкою слыла до этих пор». Арнольф тщетно пытается убедить Агнесу в своём праве на неё — девушка остаётся неумолимой, и, пригрозив отправить её в монастырь, опекун уходит. Он вновь встречается с Орасом, который делится с ним неприятным известием: Энрик, вернувшись из Америки с большим состоянием, хочет выдать свою дочь за сына своего друга Оронта. Орас надеется, что Арнольф уговорит отца отказаться от свадьбы и тем самым поможет Орасу соединиться с Агнесой. К ним присоединяются Кризальд, Энрик и Оронт. К удивлению Ораса, Арнольф не только не выполняет его просьбу, но советует Оронту поскорее женить сына, не считаясь с его желаниями. Орант рад, что Арнольф поддерживает его намерения, но Кризальд обращает внимание на то, что Арнольфа следует называть именем Ла Суш. Только теперь Орас понимает, что его «наперсником» был соперник. Арнольф приказывает слугам привести Агнесу. Дело принимает неожиданный оборот.
Кризальд узнает в девушке дочь своей покойной сестры Анжелики от тайного брака с Энриком. Чтобы скрыть рождение девочки, её отдали на воспитание в деревню простой крестьянке. Энрик, вынужденный искать счастья на чужбине, уехал. А крестьянка, лишившись помощи, отдала девочку на воспитание Арнольфу. Несчастный опекун, не в состоянии произнести ни слова, уходит.
Орас обещает объяснить всем причину своего отказа жениться на дочери Энрика, и, забыв об Арнольфе, старинные приятели и молодые люди входят в дом и «там обсудим все подробно».
Предварительно написанию пьесы было написано посвящение Генриетте Английской, супруге брата короля, являющегося официальным покровителем труппы.
Арнольф и Кризальд – два друга. Обсуждая женитьбу Арнольфа, Кризальд напоминает насмешки Арнольфа над незадачливыми мужьями, настаивая, что рога – удел всякого мужа. Он насмехается над любым утверждением в верности будущей жены друга. Арнольф утверждает, что уверен в своей избраннице, поскольку воспитывал ее в монастыре с детства, забрав у бедной крестьянки. Внимательно слушая, Кризальд по привычке назвал друга Арнольфом, забыв, что тот принял новое имя – Ла Суш. Обещав не повторяться впредь, Кризальд уходит.
Попал Арнольф в свой дом не сразу – слуги очень медлили, открывая дверь. Видит Агнесу с работой в руках. Восхищаясь своим удачным выбором, отправляет ее домой. Его одиночество прерывает визит Ораса – сына его старого друга Оранта. Тот повествует, что скоро приедет с Англии Энрик, у которого с его отцом есть важное, неизвестное ему дело. Юноша просит в Арнольфа денег, чтобы довести до конца приключенье с девушкой, живущей по соседству, которой он увлекся. Он показал на дом Агнесы и рассказал о взаимных чувствах к девушке, находящейся на попечении богатого человека с нелепой фамилией, который живет недалеко.
Не собираясь уступать парню Агнесу, Арнольф спешит домой. Теперь понимает поведение слуг и заставляет их поведать ему всю правду. В Агнесы он спросил прямо, не было ли в доме мужчины в его отсутствие. Признание ее свидетельствовало о ее невинности и простоте. Она шила на балконе, а он, проходя, поклонился ей. Она ему в ответ. На следующий день она узнала, что нанесла глубокую рану на сердце вчерашнему юноше и, не осмелившись оставить его без помощи, приняла его. Он признался ей в любви и взял у нее ленточку.
Обезумевший Арнольф предложил искупить вину немедленным замужеством. Она, уверенна, что выходит замуж за Ораса, радостно согласилась. Свадьба предстояла в тот же день. Он заставляет бедняжку ознакомиться с правилами замужества самостоятельно.
Орас пришел к Анрольфу рассказал о своей печали, что опекун его любимой разрушает их планы. НоАгнеса верит любимому и боится расставания с ним. Арнольд новостями потрясен. В спешке приглашает нотариуса, но опять приходит Орас с новыми подробностями. После его ухода появляется Кризальд, убеждая друга в неразумном отношении к браку.
После новость слуг Арнольфа ошарашила – они утверждали, что убили юношу, исполняя приказание хозяина. Страх развеял приход Ораса, который своим рассказом все объяснил. Парню необходимо оставить на время девушку в безопасном месте до того, пока он поговорит со своим отцом. Просит Арнольфа принять Агнесу к себе. Девушка узнает в Арнольфе своего опекуна и признается в любви кОрасу.
Орас рассказал Арнольфу о намерении отца женить его на дочери Энрика, приехавшего с Америки с огромным состоянием. Просит друга отца вступиться за него, но тот даже настаивает на свадьбе, чем очень радует друга Оранта. Но Кризальд, присоединившийся к ним, обращает внимание всех на то, что у Арнольфа новое имя и Орас теперь все понимает. Кризальд узнает в Агнесе дочь покойной сестры иЭнрика, скрывая рождение которой отдали на воспитание крестьянке. Опекун уходит.
Старые приятели и молодые люди входят в дом и «там обсудим все подробно».
Ближайшие даты исполнения
Пер. В. Гиппиуса
Редакция театра
Арнольф, средних лет господин, для пущей аристократичности называющий себя «де Ла Сушем», собирается жениться на своей воспитаннице Агнесе. Панически боящийся женских измен Арнольф много лет держит девушку взаперти и пытается вырастить из неё «правильную жену». Но молодость и настоящая любовь, конечно, побеждают в этой истории про «Домострой» на французский лад.
Постановщиком в этой работе выступил Михаил Крылов (он же исполнит главную роль - Арнольфа), уже известный зрителям Мастерской по безудержному «Руслану и Людмиле». Там пушкинский текст был разобран настолько внимательно, что с него слетела пыль учебников по литературе, «Наше всё» сошёл с пьедестала и оказался живым, ироничным, не чуждым обычных человеческих слабостей и пороков.
В работе Михаила Крылова много импровизации. Кажется, будто сцена рождается на наших глазах, из ничего. Это актёрство, очищенное от шелухи. Наверное, так играла мольеровская труппа - на ходу выдумывая, веселясь, получая удовольствие друг от друга и от публики. Крылов ставит свой спектакль о любви и, в первую очередь, о любви к театру, но не пыльному, не красно-золотому. Его «Школа жен» о влюблённости в ремесло, о способности верить и находить театр во всём.
Вы можете найти отзывы зрителей о спектакле на нашем форуме по хэштегу #школажён
Все намекает на то, что перед нами не сюжет из прошлого, а игра в него. Игра искристая, очаровательная, легкая. Формально «фоменки» рассказывают про любовь. Фактически - про свой любимый театр и возможность разглядеть его в самых обыденных вещах и самых старомодных сюжетах. Наталья Витвицкая, «Ваш досуг» - Мне кажется, что одна из главных причин популярности „Школы жен“ заключается в вечном сюжете этой пьесы. История непростых отношений супругов актуальна всегда и везде, а особенно - в больших городах, где все происходит бурно, стремительно и непредсказуемо. В чем особенность конкретно нашей постановки? У нас в спектакле нет ничего, что выходило бы за рамки классического сюжета, однако мы попытались его немного осовременить как с помощью некоторых реплик, так и за счет сценографии и костюмов. Из интервью Веры Строковой для газеты «Вечерняя Москва» Хотя режиссер твердо намерен играть Мольера как драму, он не отказывается и от комедии. Его спектакль колеблется между театральной условностью и психологизмом, между «взаправду» и «понарошку». Актерам дозволяется заигрывать со зрителями и не скрывать собственной иронии по отношению к персонажам. Антон Хитров, «Ведомости» Здесь же бродячий и банальный сюжет, когда господин средних лет хочет взять в жены свою правильно ориентированную на благопристойный брак воспитанницу, чтобы обеспечить себе спокойную жизнь без рогов, облечен в такую игровую и притом замысловатую форму, что перипетии истории как-то отходят на второй план. Больше следишь за перемещениями в пространстве, пластикой и по-нахальному залихватской актерской игрой. Это касается как главных действующих лиц, так и второстепенных. У каждого свой рисунок роли, и каждый хорош по-своему. Ирина Шведова, «Московская правда» Сам Михаил Крылов играет персонажа, над которым по давней театрально-драматургической традиции принято смеяться: влюбленного в воспитанницу старика… Однако его Арнольф, бесспорно, не комический, а драматический персонаж, которому зритель может сочувствовать при всей его одиозности… Маленький, худой, неказистый Арнольф-Крылов - мужчина с заниженной самооценкой, убежденный в своей непривлекательности; несчастная воспитанница стала жертвой его чудовищных комплексов. Подобная роль требует бесстрашия и самоиронии, тем более, когда актер сам вызывается играть ее в собственной постановке. Антон Хитров, «Ведомости» …Выходит не комедия, а, скорей, трагедия маленького человека, эдакого мольеровского Башмачкина, который не успел полюбоваться воплощенной мечтой, как ее коварно отняли.
Мечта - юная Агнеса, та самая воспитанница Арнольфа (Вера Строкова) - ожидаемо скромна, послушна и воздушна. Красок немного, и все они пастельные до того момента, когда героиня в балетной пачке «черного лебедя», скинув серебристое оперение, вдруг перестает быть маленькой, миленькой, шаловливой девчонкой и проявляет собственную недюжинную волю и коварные женские качества.
Лариса Каневская, «Театральный мир» Спектакль о любви, обмане и воспитании идеальной жены сделан с иронией и всерьез одновременно. Сентенции о верной и благочестивой жене, которые в устах Арнольфа звучат как мантра, изящно парирует его друг Кризальд. Их словесная дуэль проходит как импровизация, в которую вовлечены и зрители. К зрителям обращаются за советом, поддержкой, примером. Не только сцена, но и зал на наших глазах превращается в театр. Так принято было играть во времена Мольера, развлекая публику придумками на ходу. Анастасия Плешакова, «Комсомольская правда» Декорации и реквизит в «Школе жён» словно сделаны из воздуха - потому что сплетены из проволоки: облака, торт, сковородки… Правила супружества, которые Арнольф втолковывает Агнесе, тоже «написаны» проволокой - сперва они напоминают школьную доску, затем играют роль забора, а потом в мечтах опекуна превращаются в постель. С помощью этих «проволочных» слов Арнольф пытается подчинить Агнесу, запугать божьей карой, удержать. Только под конец пьесы он признается ей в любви и… распускает (на самом деле!) павлиний хвост! Но, увы, слишком поздно… Юлия Жуковская, Metro Спектакль можно смело рекомендовать всем, кто хочет провести приятный вечер в театре. Никаких глубокомысленных концепций и агрессивного осовременивания. Всё строго по тексту и согласно традициям. Скучать не дает добрая фоменковская ирония и интересные интонационные решения. Наталья Витвицкая, «Театрал»
Мольер Жан-Батист
Школа жен
Жан-Батист Мольер
Школа жен
Комедия в пяти действиях
Перевод Василия Гиппиуса
Ее высочеству
Ваше высочество!
Когда мне надо посвящать книгу, я становлюсь самым робким человеком на свете. Стиль посвящений мне мало знаком, и я просто ума не приложу, как выйти из подобного затруднения. Другой автор на моем месте сумел бы, преподнося Ш_к_о_л_у ж_е_н, сказать весьма многое о Вашем высочестве, и сказать удачно. Я же чистосердечно сознаюсь Вашему Высочеству в своей беспомощности. Я не владею искусством находить соответствия между предметами, столь мало соизмеримыми. И как бы ни просвещали меня на этот счет изо дня в день братья сочинители, я все-таки не понимаю, что общего Ваше высочество могло бы иметь с комедией, мною подносимой. Не в том, разумеется, затруднение, как воздать Вам хвалу. Предмет очевиден, и с какой бы стороны ни взглянуть на Ваше высочество, всюду открывается взору преизбыток славы и преизбыток достоинств. Вам придают блеск звание и происхождение, что заставляет весь свет почитать Вас. Вам придает блеск умственное и телесное изящество, что заставляет всех, кто Вас видит, восхищаться Вами. Вам придают блеск душевные Ваши качества, что - смею сказать - заставляет всех, имеющих честь к Вам приблизиться, любить Вас: я говорю о той пленительной кротости, которою Вы умеряете величие Вашего звания, о той очаровательной доброте, о той великодушной приветливости, которую Вы почитаете за должное выказывать всем. Об этих последних достоинствах Ваших мне особенно трудно будет здесь умолчать. И все же, Ваше высочество, я не представляю себе, под каким предлогом можно было бы заговорить здесь о столь ярких и столь непреложных совершенствах. По моему крайнему разумению, не должно вводить в послание и смешивать с безделками предметы столь важные и столь возвышенные. Приняв все это в соображение, я полагаю, Ваше высочество, что мне остается лишь посвятить Вам комедию и уверить Ваше высочество в глубочайшем почтении
нижайшего, покорнейшего
и преданнейшего Вашего слуги
Ж.-Б. П. МОЛЬЕРА.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Многие порицали сначала эту комедию, но смеявшиеся были за нее, и все дурное, что р о ней говорилось, не помешало успеху, вполне меня удовлетворившему.
Я знаю, что от меня в этом издании ждут предисловия с ответом моим судьям и с оправданием моего труда, и, разумеется, я стольким обязан всем, ее одобрявшим, что почел бы за должное отстаивать их суждение против суждений моих недоброжелателей. Однако почти все, что я мог бы сказать об этом предмете, уже изложено в рассуждении, имеющем форму диалога, но я еще не знаю, как с ним поступить. Мысль о таком диалоге, или, если угодно, о небольшой комедии, пришла мне после двух или трех представлений моей пьесы. Я высказал эту мысль в одном доме, где проводил вечер, и тогда одному лицу из высшего света, тонкий ум которого хорошо всем известен, лицу, которое оказывает мне честь своей любовью, замысел мой показался достойным не только того, чтобы поощрить меня за него взяться, но и того, чтобы самому заняться им. И, к моему удивлению, дня через два он показал мне готовое сочинение, гораздо более изящное и остроумное, чем мог бы написать я сам, но заключавшее слишком лестные для меня суждения, и я побоялся, поставив это произведение на сцене, навлечь на себя упреки в выпрашивании похвал. Во всяком случае это помешало мне, по некоторым соображениям, окончить начатое. Но столько голосов изо дня в день торопят меня это сделать, что я просто не знаю, как быть. Вследствие этих именно колебаний я не помещаю в предлагаемом предисловии того, что читатели найдут в _Критике_, если только я решусь когда-нибудь выдать ее в свет. Если же решусь, то, повторяю, лишь в отместку публике за неприятности, причиненные мне некоторыми тонкими ценителями; я же вполне отомщен успехом моей комедии и желал бы, чтобы все последующие мои комедии были встречены подобным же образом и чтобы их постигла та же судьба.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Арнольф, иначе называемый господином де ла Суш.
Агнеса, невинная молодая девушка, воспитанница Арнольфа.
Орас, возлюбленный Агнесы.
Ален, крестьянин, слуга Арнольфа.
Жоржетта, крестьянка, служанка Арнольфа.
Кризальд, друг Арнольфа.
Энрик, зять Кризальда.
Оронт, отец Ораса и близкий друг Арнольфа.
Нотариус.
Действие происходит в Париже.
Действие первое
ЯВЛЕНИЕ I
Кризальд, Арнольф.
Кризальд
Итак, вернулись вы и женитесь на ней?
Да. И хотел бы все покончить поскорей.
Кризальд
Мы здесь одни сейчас и можем, без сомненья,
Спокойно взвесить все и все принять решенья.
Я сердце вам открыть по-дружески стремлюсь:
За вашу участь я, поверьте мне, страшусь;
Как дело ни пойдет, при всяком обороте,
Вы легкомысленно себе жену берете.
Конечно, добрый друг! Возможно, что у вас
Немало поводов тревожиться за нас.
По-вашему, рога - супружества примета;
Ваш лоб, я думаю, сам просится на это.
Кризальд
Все дело случая, владеть им не дано;
Заботиться о том и глупо и смешно.
Боюсь другого я: боюсь насмешки едкой,
Которая мужей преследует нередко;
Вы знаете, никто, велик он или мал,
От вашей критики спасения не знал,
И где б вы ни были, вам любы неизменно
Хитросплетения интриги сокровенной.
Пусть так. Но где найду подобный город я,
Где были бы, как здесь, смиренные мужья?
Не правда ли? Они, казалось бы, различны,
Но в жизни ко всему они равно привычны.
Тот денег накопил, жена же в свой черед
Их украшавшим лоб супруга раздает;
Тот поудачливей, но не честней нимало,
Не прочь, чтобы жена подарки принимала
И, ревностью души не омрача своей,
Дань добродетели в них видит, веря ей.
Один отчаянно шумит, но все без толку;
Другой невозмутим, зевает втихомолку
И, лишь гостей в окно успеет разглядеть,
Перчатки, шляпу, плащ торопится надеть;
Та, баба ловкая, супругу без опаски
Про волокит своих рассказывает сказки,
А олух, торжество свое вообразя,
Еще жалеет тех, кого жалеть нельзя;
Та, чтобы оправдать расход необычайный,
Выдумывает вздор про выигрыш случайный;
Да, но в какой игре, про то она молчит,
Меж тем как муж-болван судьбу благодарит.
Сюжеты славные, в сатиру все годятся,
И наблюдателю возможно ль не смеяться?
И наших дураков...
Кризальд
Но кто смеяться рад,
Того насмешками в отместку не щадят.
Все рады поболтать, для многих наслажденье
О происшествиях ввернуть свои сужденья,
Мольер Жан-Батист
Школа жен
Жан-Батист Мольер
Школа жен
Комедия в пяти действиях
Перевод Василия Гиппиуса
Ее высочеству
Ваше высочество!
Когда мне надо посвящать книгу, я становлюсь самым робким человеком на свете. Стиль посвящений мне мало знаком, и я просто ума не приложу, как выйти из подобного затруднения. Другой автор на моем месте сумел бы, преподнося Ш_к_о_л_у ж_е_н, сказать весьма многое о Вашем высочестве, и сказать удачно. Я же чистосердечно сознаюсь Вашему Высочеству в своей беспомощности. Я не владею искусством находить соответствия между предметами, столь мало соизмеримыми. И как бы ни просвещали меня на этот счет изо дня в день братья сочинители, я все-таки не понимаю, что общего Ваше высочество могло бы иметь с комедией, мною подносимой. Не в том, разумеется, затруднение, как воздать Вам хвалу. Предмет очевиден, и с какой бы стороны ни взглянуть на Ваше высочество, всюду открывается взору преизбыток славы и преизбыток достоинств. Вам придают блеск звание и происхождение, что заставляет весь свет почитать Вас. Вам придает блеск умственное и телесное изящество, что заставляет всех, кто Вас видит, восхищаться Вами. Вам придают блеск душевные Ваши качества, что - смею сказать - заставляет всех, имеющих честь к Вам приблизиться, любить Вас: я говорю о той пленительной кротости, которою Вы умеряете величие Вашего звания, о той очаровательной доброте, о той великодушной приветливости, которую Вы почитаете за должное выказывать всем. Об этих последних достоинствах Ваших мне особенно трудно будет здесь умолчать. И все же, Ваше высочество, я не представляю себе, под каким предлогом можно было бы заговорить здесь о столь ярких и столь непреложных совершенствах. По моему крайнему разумению, не должно вводить в послание и смешивать с безделками предметы столь важные и столь возвышенные. Приняв все это в соображение, я полагаю, Ваше высочество, что мне остается лишь посвятить Вам комедию и уверить Ваше высочество в глубочайшем почтении
нижайшего, покорнейшего
и преданнейшего Вашего слуги
Ж.-Б. П. МОЛЬЕРА.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Многие порицали сначала эту комедию, но смеявшиеся были за нее, и все дурное, что р о ней говорилось, не помешало успеху, вполне меня удовлетворившему.
Я знаю, что от меня в этом издании ждут предисловия с ответом моим судьям и с оправданием моего труда, и, разумеется, я стольким обязан всем, ее одобрявшим, что почел бы за должное отстаивать их суждение против суждений моих недоброжелателей. Однако почти все, что я мог бы сказать об этом предмете, уже изложено в рассуждении, имеющем форму диалога, но я еще не знаю, как с ним поступить. Мысль о таком диалоге, или, если угодно, о небольшой комедии, пришла мне после двух или трех представлений моей пьесы. Я высказал эту мысль в одном доме, где проводил вечер, и тогда одному лицу из высшего света, тонкий ум которого хорошо всем известен, лицу, которое оказывает мне честь своей любовью, замысел мой показался достойным не только того, чтобы поощрить меня за него взяться, но и того, чтобы самому заняться им. И, к моему удивлению, дня через два он показал мне готовое сочинение, гораздо более изящное и остроумное, чем мог бы написать я сам, но заключавшее слишком лестные для меня суждения, и я побоялся, поставив это произведение на сцене, навлечь на себя упреки в выпрашивании похвал. Во всяком случае это помешало мне, по некоторым соображениям, окончить начатое. Но столько голосов изо дня в день торопят меня это сделать, что я просто не знаю, как быть. Вследствие этих именно колебаний я не помещаю в предлагаемом предисловии того, что читатели найдут в _Критике_, если только я решусь когда-нибудь выдать ее в свет. Если же решусь, то, повторяю, лишь в отместку публике за неприятности, причиненные мне некоторыми тонкими ценителями; я же вполне отомщен успехом моей комедии и желал бы, чтобы все последующие мои комедии были встречены подобным же образом и чтобы их постигла та же судьба.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Арнольф, иначе называемый господином де ла Суш.
Агнеса, невинная молодая девушка, воспитанница Арнольфа.
Орас, возлюбленный Агнесы.
Ален, крестьянин, слуга Арнольфа.
Жоржетта, крестьянка, служанка Арнольфа.
Кризальд, друг Арнольфа.
Энрик, зять Кризальда.
Оронт, отец Ораса и близкий друг Арнольфа.
Нотариус.
Действие происходит в Париже.
Действие первое
ЯВЛЕНИЕ I
Кризальд, Арнольф.
Кризальд
Итак, вернулись вы и женитесь на ней?
Да. И хотел бы все покончить поскорей.
Кризальд
Мы здесь одни сейчас и можем, без сомненья,
Спокойно взвесить все и все принять решенья.
Я сердце вам открыть по-дружески стремлюсь:
За вашу участь я, поверьте мне, страшусь;
Как дело ни пойдет, при всяком обороте,
Вы легкомысленно себе жену берете.
Конечно, добрый друг! Возможно, что у вас
Немало поводов тревожиться за нас.
По-вашему, рога - супружества примета;
Ваш лоб, я думаю, сам просится на это.
Кризальд
Все дело случая, владеть им не дано;
Заботиться о том и глупо и смешно.
Боюсь другого я: боюсь насмешки едкой,
Которая мужей преследует нередко;
Вы знаете, никто, велик он или мал,
От вашей критики спасения не знал,
И где б вы ни были, вам любы неизменно
Хитросплетения интриги сокровенной.
Пусть так. Но где найду подобный город я,
Где были бы, как здесь, смиренные мужья?
Не правда ли? Они, казалось бы, различны,
Но в жизни ко всему они равно привычны.
Тот денег накопил, жена же в свой черед
Их украшавшим лоб супруга раздает;
Тот поудачливей, но не честней нимало,
Не прочь, чтобы жена подарки принимала
И, ревностью души не омрача своей,
Дань добродетели в них видит, веря ей.
Один отчаянно шумит, но все без толку;
Другой невозмутим, зевает втихомолку
И, лишь гостей в окно успеет разглядеть,
Перчатки, шляпу, плащ торопится надеть;
Та, баба ловкая, супругу без опаски
Про волокит своих рассказывает сказки,
А олух, торжество свое вообразя,
Еще жалеет тех, кого жалеть нельзя;
Та, чтобы оправдать расход необычайный,
Выдумывает вздор про выигрыш случайный;
Да, но в какой игре, про то она молчит,
Меж тем как муж-болван судьбу благодарит.
Сюжеты славные, в сатиру все годятся,
И наблюдателю возможно ль не смеяться?
И наших дураков...
Кризальд
Но кто смеяться рад,
Того насмешками в отместку не щадят.
Все рады поболтать, для многих наслажденье
О происшествиях ввернуть свои сужденья,
Но сам я, слушая их разговоры, нем,
Восторга никогда не выражу ничем;
Я скромен; и хотя, при случае, наверно
Я б возмутиться мог терпимостью чрезмерной,
Хотя переносить отнюдь не склонен я
Все то, что многие перенесли мужья,
Но в этом никогда не стану признаваться:
Ведь надо, наконец, сатиры опасаться;
И биться об заклад не стал бы я никак,
Что совершу такой, а не такой-то шаг;
А если надо лбом моим, по воле рока,
Беда бесславная стряслась бы вдруг жестоко.
Предвидеть следствия могу наверняка:
Раздастся, может быть, смешок исподтишка,
А может быть, и то мне счастье подоспеет:
Какой-нибудь добряк меня же пожалеет;
Но с вами, куманек, совсем иная стать:
Вы собираетесь чертовски рисковать;
Вы столько раз мужей несчастных укоряли
И едкий язычок над ними изощряли,
Прослыли до того страшилищем для всех,
Что, чуть оступитесь, поднимут вас на смех;
И стоит повод вам ничтожнейший доставить,
Вас будут рады все на всех углах бесславить,
Боже мой, к чему вы мучитесь, сосед?
Не проведут меня плутовки эти, нет!
Я хитростей знаток, как ни были бы тонки;
Известно, как рога сажают нам бабенки,
А чтобы в дураках не оказаться вдруг,
Заблаговременно я все расчел, мой друг.
И та, на ком женюсь, невинность без укора,
Мой обеспечит лоб от всякого позора.
Кризальд
Но глупая жена, не правда ли, сама...
Кто глупую берет, тот не лишен ума.
Охотно верю я в ум вашей половины,
Но я смышленых жен боюсь не без причины,
И многим дорого обходится жена,
Которая умом большим одарена.
Я тяготился бы женой из тех, ученых,
Которая блистать старалась бы в салонах,
Писала б вороха и прозы и стихов,
И принимала бы вельмож и остряков,
Меж тем как я, супруг подобного созданья,
Томился б, как святой, лишенный почитанья.
Нет, нет, высокий ум совсем не так хорош,
И сочинительниц не ставлю я ни в грош!
Пускай моя жена в тех тонкостях хромает,
Искусство рифмовать пускай не понимает;
Игра в _корзиночку_ затеется ль когда
И обратятся к ней с вопросом: "Что сюда?"
