Дорога на океан
Леонид Максимович Леонов
Роман Леонида Леонова "Дорога на Океан" - одно из лучших произведений советской литературы 30-х годов. Повествование движется в двух временных измерениях. Рассказ о жизни и смерти коммуниста Курилова, начальника политотдела на одной из железных дорог, обжигающе страстной струей вливается в могучий поток устремленных в Завтра мечтаний о коммунистическом будущем человечества.
Философский образ Океана воплощает в себе дорогу в Будущее, в воображаемую страну, и всечеловеческое добро и справедливость, и символ и смысл жизни.
Леонид Максимович Леонов
ДОРОГА НА ОКЕАН
КУРИЛОВ РАЗГОВАРИВАЕТ
Беседа с другом не возвращает молодости. Неверный жар воспоминанья согреет ненадолго, взволнует, выпрямит и утомит. Разговора по душам не выходило. Друг рассказывал то, что помнил сам Курилов. Он и не умел больше; это был старый, бывалый вагон, но дизеля и моторы вставили в него, пол покрылся мягкой травкой хорошего ковра, а кресла и шторки на окнах придали ему непривычное благообразие. В купе, где почти вчера смердели жаркие овчины политработников, сверкало сложенное конвертами прохладное белье... Поколение старело, и вещи торопились измениться, чтобы не повторять участи людей. Как ни искал Курилов, не осталось и рубца на стене, разорванной снарядом. В этой четырехосной коробке мой герой когда-то мотался по всему юго-востоку, цепляясь в хвосты ленивых тифозных поездов. Но член армейского реввоенсовета назывался теперь начальником политотдела дороги. Судьба опять одела его в кожаное пальто и тесные командирские сапоги. Кольцо замыкалось.
Он достал трубку и пошарил спички. Коробка была пуста. Последнюю сжег диспетчер соседней станции, которого он разносил на предыдущей остановке. С минуту Курилов глядел на свои большие, в жилах, руки. Вдруг он покричал наугад, чтобы дали спички. Секретарь доложил кстати, что дорожные руководители собрались у вагона, Курилов приказал начинать совещание. Семеро вошли, толкаясь в узком проходе. У первого нашлось смелости рапортовать о благополучии Черемшанского района, и Курилов усмехнулся детской легкости, с какою тот соврал. Не отрываясь от бумаг, он махнул рукой. Они сели. Смеркалось, но все успели разглядеть нового начальника. Он был громадный и невеселый; лишь изредка улыбка шевелила седоватые, такие водопадные, усы. Он поднял голову, и все увидели, что не лишены приветливости начальниковы глаза. Догадывались, что он приехал шерстить нерадивых, и всем одинаково любопытно стало, с чего он начнет. За месяц пребывания в должности он не мог, конечно, постигнуть сложной путейской грамоты.
Страхи оказывались напрасными. Дело началось с урока политграмоты. Начальник меланхолически спросил о роли коммунистов на любом советском предприятии. Ему хором ответили соответствующий параграф устава. Курилов поинтересовался, хорошо ли задерживать выдачу пайков рабочим, и опять вопрос понравился всем своею исключительною простотой. Алексей Никитич осведомился также, есть ли Бог. Парторг пушечным голосом объяснил, что Бог не существует уже шестнадцать лет: таков был возраст революции. Курилов сдержанно выразил недоумение, каким образом пьяный машинист, на ходу поезда выпавший из будки, остался невредимым. Кто-то засмеялся; случай действительно обращал на себя внимание... Он оказывался совсем милым человеком, этот Курилов; такого удобнее было называть попросту Алешей. Вдруг начальник попросил директора паровозоремонтного завода снять калоши: с них текло. С алеющими ушами тот отправился за дверь, в коридорчик.
Курилов заново набил трубку. Синий дымок путался в его усах и расходился во все углы салона. Вопросы стали выскакивать из начальника, как из обоймы. Совещание превратилось в беглый перекрестный допрос, и дисциплинарный устав развернулся одновременно на всех своих страницах. Лица гостей сделались длинные и скучные. Их было семеро, а он один, но их было меньше, потому что за Куриловым стояла партия. И вдруг все поняли, что простота его - от бешенства. Значит, начальник не зря высидел двое суток на станции, не принимая никого. Сразу припомнилось, что в Ревизани этот человек с плечами грузчика и лбом Сократа одного отдал под суд, а троих собственной властью посадил на разные сроки; что в прошлом он - серый армейский солдат, которого эпоха научила быть беспощадным; что сестре его, почти легендарной Клавдии Куриловой, поручена чистка их дороги. Повестка дня неожиданно разрасталась,
Начальник депо среди вас? - брюзгливо спросил Курилов.
Никак нет. Он уехал в Путьму по вопросам снабжения.
Он знал, что я здесь?
По линии было известно о вашем прибытии.
Беспартийный?
Нет, он член партии.
Курилов взялся за карандаш, приготовившись записать:
Его фамилия?
Протоклитов.
Заметно удивленный, Курилов раздумчиво вертел карандаш. Должно быть, он понадеялся на память, раз не записал фамилии смельчака. Ждали неожиданной разгадки, но здесь задребезжал звонок. Секретарь Фешкин схватил трубку. Он долго мычал какие-то вопросительные междометия, всунув голову между кабинкой управления и старомодным ящиком аппарата. Стало очень тихо. Трубка начальника гасла; что-то всхлипывало в ней. Фешкин попросил разрешения доложить, но все уже поняли сущность дела. Происшествие случилось на двести первом километре, у разъезда Сакониха. Шестьдесят шесть вагонов было разбито, из них восемнадцать ушло под откос. Причины крушения, наименование груза и количество жертв остались неизвестны. Вспомогательный поезд вышел из Улган-Урмана час назад... Курилов пошел к окну. Оно запотело: семеро надышали. Он протер стекло взмахом рукава. Лицо его было усталое и хмурое.
Шли ранние осенние сумерки. Мелкий, почти туман, сеялся дождик на путях. Между вагонов бродили тучные куры, подбирая осыпавшееся зерно. Два чумазых, тепло одетых мальчугана, дети депо, играли возле вагонной буксы. Старший объяснял младшему, как надо насыпать туда песок; в ребенке угадывались незаурядные педагогические способности. Детскими совочками они набирали материал из-под ног и стряхивали в смазочную коробку. Вагой был товарный, с чужой дороги, и направлялся в ремонт.
Фешкин, сколько до Саконихи? - спросил Курилов, и на этот раз детишки показались ему чертями.
Включиться в график... едем! - И посмотрел себе под рукав; было ровно девятнадцать.
И опять, щуря кубанские свои, со смородинкой, глаза, Фешкин испросил позволенья доложить. Голос его звучал надтреснуто. Автомотриса не могла отправляться немедленно. Несмотря на ряд напоминаний, все еще не доставили соляровое масло с базы. Курилов помолчал.
Хорошо, я поеду на паровозе. Распорядитесь...-- Он повернулся на каблуках и удивился, что эти люди еще здесь.- Ну, все могут уходить. Совещание отменяется. Мысленно обнимаю вас всех.- И резкий жест его пояснил истинный смысл приветствия.
Он надел пальто. Перекликались маневровые. До контрольного поста было шесть минут ходу. Кочегар раздвинул шуровку. Носовой платок в руках механика казался куском пламени. Плиты под ногами зашевелились. Зеленая семафорная звезда одиноко всплыла над головой. Курилов вышел на переднюю площадку паровоза. Здесь он простоял целый час, наблюдая, как в пучках света вихрится, пополам с дохлыми мошками, встречный мрак. Паровоз стал замедлять ход, в октаву ему откликались осенние леса. Курилов спустился вниз и двинулся прямо на задние сигнальные огни вспомогательного поезда. Оттуда в лицо ему повеяло острым холодком беды.
КРУШЕНИЕ
Было холодно, глухо и печально. За теплушками ремонтной бригады попался первый вывороченный рельс. Отсюда поезд шел прямо по балластному слою, дробя шпалы гребенкой колес.
Кто-то бежал навстречу, размахивая фонарем. То и дело посверкивало в мокром лаке калош. Человек панически спросил, не приехал ли начподор. Курилов назвал себя. Они пошли вместе. Человек оказался начальником местной дистанции. Курилов задал неизбежные вопросы. Была надежда, что движение откроют завтра к полудню. Огромный этот срок определял размеры катастрофы. Выяснилось, что произошел отлом головки рельса. Это была старая, запущенная ветка с рельсами образца девятьсот первого года, с подошвой в сто восемь миллиметров. Начальник дистанции образно прибавил, что это не путь, а исторический памятник. Курилов недобро взглянул на него и промолчал... Минуту спустя он спросил, давались ли предупреждения поездным бригадам. Сбивчивому ответу соответствовала такая же суматошная жестикуляция. Фонарь стал описывать крайне замысловатые фигуры. Оказалось, что требования на рабочую силу и ремонтные материалы выполнялись всегда в урезанных количествах. Но начальник дистанции знал, что в его власти было вовсе закрыть движение, и сбился окончательно, Надо было, однако, заполнить чем-нибудь эту зловещую тишину... Итак, санитарный поезд ушел полчаса назад. Да, раненых было не очень много! (Впрочем, он воспользовался тем, что Курилов не настаивал на точной цифре.) Пассажирских вагонов во всем составе было только четыре; все четыре - облегченного типа, двухосные. Конечно, они вошли друг в дружку, как спичечные коробки.
Курилов сдержанно попросил не размахивать фонарем.
Вы подшибете меня, гражданин,- сказал он грубовато.
А тот и себя-то еле слышал.
Когда мы прибыли сюда, представьте, возле обломков стояла отдельная... вполне отдельная ступня в лапте. Я так удивился, что чуть было не поднял посмотреть. Но самого человека, который к ступне, как ни искали, не нашли...
Какую вы чепуху плетете!..- вскользь заметил Курилов.
Никак нет, товарищ начальник...- Ветер, невидимый ветер, затыкал ему гортань, и вот уже не оставалось сил сопротивляться неминуемому.- Но это означает, что под грудами лома могут еще находиться пассажиры!
Несколько шагов они прошли молча.
Подходящее место для пассажиров...- тихо сказал начподор.- Вы не особенно нужны мне. Ступайте!
Но тот не отставал. Именно теперь страшно было оставить начальника наедине с его мыслями. Курилов почти не слушал, что болтал его спутник. Скоро они добрались до самого места крушения. Горы путаного железного лома громоздились на насыпи. Мятые вагонные рамы, сплетенные ужасной силой, служили основанием этого варварского алтаря. Еще дымилась жертва. Тушей громадного животного представлялась нефтяная цистерна, вскинутая на самую вершину. Судорожные полосы факельного света трепетали в ее маслянистых боках. Навсегда запоминался тупой обрубок шеи. Орудие убийства было налицо: два кривых рельса уходили в подбрюшье цистерны. Еще капал из раны густой и черный сок. И точно затем, чтоб никто не видел агонии, висела фанерка с запрещением подносить огонь. Курилов подошел ближе. Исщепленная обшивка вагонов щетинилась в нечистом дрожащем сумраке. Все это было скуповато полито ползучим багрецом несчастья.
Очень хорошо...- прохрипел начподор. Могучие костры полыхали далеко внизу по сторонам
насыпи. Их было много, может быть семь. Пламя достигало верхнего уровня леса. С обугленных ветвей струились тоненькие ленточки дыма, вышитые искрами. Они долго метались и маялись над головой, прежде чем погаснуть. Эти неповоротливые, равнодушные пламена лишь усиливали ощущение гибели и разрушенья. Дальше стало не пройти: опрокинутый вагон перегораживал путь. Курилов спустился вниз под откос. Сапоги глубоко тонули в сугробах сыпучего, непонятного вещества. Это оно придало такую бугристость очертаньям насыпи и теперь с легким шелестом бежало вниз, к огням.
Стараясь не наступать даже на тень Курилова, начальник дистанции преследовал его сзади.
Обстоятельства крушения представляются в следующем виде. Уклон в этом месте достигает шести тысячных, то есть шесть метров падения на километр пути. Двадцатисемиминутный перегон машинист проходил с нагоном времени в восемнадцать минут. Шли с толкачом. Выяснено, что опоздание произошло по причине свеклы. Я хочу сказать,- потухшим голосом поправился он,- бригада задержалась в Басманове для покупки двух корзин свеклы, которая в этом районе отличается сахаристостью.
Допросить старшего кондуктора.
Никак нет, он убит. Когда мы прибыли, он висел сплюснутый на стоп-кране. Мы пробовали кувалдами сбить с него тяжесть, чтоб расспросить подробнее, но он... Нагнитесь, товарищ начальник!
Скрученный рельс торчал на весу поперек пути. Вагонная дверь в чудесном равновесии покачивалась на нем. Люди молча подлезали под головоломное сплетенье крыш, осей и швеллерного железа, нависавшего над головой. Курилов расстегнул пальто, ему стало жарко. Отчаянно покричали сверху: «Пырьев и Тетешин на домкраты, остальных давай на канат!» И, точно клапан открыли в тишине, стали слышнее голоса, треск дерева и металлические стуки, но жалобного шелеста под ногами не могли заглушить все остальные громы и шорохи ночи.
В таких условиях следовало давать не более тридцати километров, но, опасаясь помять график своей свеклой, машинист поднажал и попал как раз на то место возле пикетного столбика. Он дал сигнал тормозам, и на мосту стал натягивать состав, чтобы с ходу взять подъем...
Посветите мне, займитесь делом! - сказал начподор. Этот человек обладал даром быть неприятным.
Нагнувшись, он черпнул ладонью с насыпи. Он испытал при этом ноющую боль в спине: сказывалась поездка на открытой площадке паровоза. Было, однако, не до простуды. Внимание целиком принадлежало горсти этого щекотного, жирного, с таким вкрадчивым шелестом, вещества.
Что это, зерно?
Так точно, пшеница.
Она мерно цедилась сквозь пальцы, и горстка убывала на глазах.
Сколько ее здесь?
Под хлебным грузом находилось шестьдесят два вагона. Из них разбито... почти все разбиты! - признался тот с удалью крайнего отчаянья.- Словом, мы образовали комиссию под моим председательством и постановили... Вы желаете что-то спросить, товарищ начальник?
Курилов поднял голову. Должно быть, это пыль и копоть от часового пребывания на паровозе искажали так его черты. Как судьба, он безотрывно глядел теперь в лицо этого человека, участь которого была ему известна наперед. Начальник дистанции был немолод; липкая темная прядь волос, подобно следу от топора, пересекала его потный лоб. Глаз его, запавших в глубину, Курилов не разглядел вовсе.
Литература Италии эпохи Просвещения. Полемика между Гольдони К. («Сельская трактирщица» или «Слуга двух господ») и Гоцци К. («Принцесса турандот»).
Просвещение в Италии развивается сравнительно поздно. В первой половине XVIII в. в Италии были лишь отдельные мыслители, осознававшие необходимость преобразования итальянского общества согласно законам разума и природы. Сравнительно широкие масштабы просветительское движение приобрело в Италии лишь во второй половине столетия. Позднее развитие итальянского Просвещения определило, в частности, космополитическую ориентацию многих деятелей культуры на литературно-эстетический опыт Европы и нередко недооценку национальной культурной традиции.
Позднее формирование итальянского Просвещения имело своим следствием также и то, что в Италии не было более или менее последовательной смены литературных направлений. Просветительский классицизм здесь зарождается почти одновременно с сентиментализмом; нередко черты этих направлений причудливо переплетаются в творчестве одного художника.
Для итальянского Просвещения характерна эволюция иного рода: ранее всего оно обнаруживается в различных ученых штудиях — исторических, экономических, юридических, эстетических. Художественная продукция итальянских просветителей появляется позднее и уже на подготовленной учеными почве. Просветители второй половины XVIII в. вступили в литературу с решительным намерением дать бой всему отжившему свой век, проложить путь к утверждению царства Разума. Не случайно они обратились к такому боевому оружию, как публицистика. Если в первой половине XVIII в. существовал лишь один серьезный печатный орган – «Газета итальянских литераторов», то во второй половине столетия журналы и газеты выходили десятками. Авторы и редакторы журналов были очень непохожи друг на друга, но спорили главным образом о том, какими средствами можно достигнуть общей цели. Все вместе развивали проблему и двигали мысль в желательном направлении. В поэзии эту задачу наиболее успешно осуществляло поколение, вступившее в литературу в 1760 — 1770-х годах. Одним из первых подвергает осмеянию старое «неразумное» общество в комической эпопее «Жизнь Цицерона» и в «Эзоповых баснях» миланский поэт Джан Карло Пассерони. То, что у Пассерони вызывало смех, у его последователя Джузеппе Парини рождало возмущение. Витторио Альфьeри был также незаурядным поэтом.
Из родов литературы менее всего в итальянском Просвещении представлена проза вообще и романный жанр в частности. И это было убедительным свидетельством незрелости и ограниченности итальянской просветительской литературы. У Пьетро Кьяри есть несколько произведений, где сквозь нагромождение событий пробиваются неожиданно живые картинки современных нравов и даже содержится намек на социальную критику. Большой интерес представляют также роман.
Гораздо более значительны многочисленные образцы документальной прозы: путевые заметки, переписка, мемуары и т. п. Это «Частные послания» Джузеппе Баретти, меткий и язвительный сравнительный анализ быта Италии и Англии; переписка Франческо Альгаротти, универсально образованного ученого-просветителя, чьи письма содержат колоритные описания Пруссии, Парижа, Лондона и Петербурга, которые он посетил; особенно интересны «Мемуары» Карло Гольдони, «Бесполезные воспоминания» Карло Гоцци и «Жизнь» Витторио Альфьери, содержащие богатейший материал о литературной и театральной жизни Италии и служащие ценным подспорьем для каждого, кто обращается к изучению этих драматургов, творчество которых является вершиной просветительской литературы в Италии.
В историю итальянской литературы Гольдони вошел как реформатор комедии. В своей деятельности он учитывал сложившиеся до него театральные традиции: популярную в XVIII в. импровизированную комедию, творческий опыт своих литературных предшественников, а также очень сильные в Италии традиции мольеровского театра.
Комедия дель арте не имела написанного текста, она импровизировалась актерами по заранее известному сценарию, т. е. каждый спектакль как бы создавался заново. Главным в ней был не текст, а игра актеров, которые для живости представления обильно уснащали свою игру шутками и трюками («лацци»). К XVIII в. комедия масок теряет свое общественное и нравственное содержание, превращаясь в развлекательное зрелище. Комедия характеров эволюционировала в творчестве Гольдони к новому жанру — «комедии среды», как определил его сам драматург. Типичной комедией этого рода является «Кофейная». В этой комедии Гольдони место действия не меняется. Оно представляет собой небольшую венецианскую площадь, на которой находятся: кофейная, парикмахерская, игорный дом; над лавками располагаются жилые комнаты; по обеим сторонам площади — дом балерины и таверна. Эта сцена совсем не похожа на традиционное место действия (комната или улица перед домом) в классицистской комедии. Кофейная является центром происходящих в комедии событий: здесь встречаются персонажи и переплетаются сюжетные линии. Отказавшись от единства действия в его традиционном понимании, Гольдони выдвинул новое единство — жизненных явлений. Его пьеса представляет собой картину венецианского быта и нравов; характеры героев ярко очерчены, а имя злоязычного дона Марцио стало в Италии таким же нарицательным, как и имя дона Пилоне. В этой пьесе впервые у Гольдони появляется «коллективный герой» — все посетители кофейной, т. e. целая группа действующих лиц, представляющая собой как бы частицу венецианского общества. Развивая принцип «коллективной комедии» без главного героя и интриги, Гольдони создает свои замечательные «народные комедии»: «Кухарки», «Перекресток», «Бабьи сплетни», «Кьоджинские перепалки». В каждой из этих пьес Гольдони показывает какой-либо аспект среды с его характерными персонажами: венецианскими кумушками, слугами, кьоджинскими рыбаками и их веселыми подругами. Эти комедии с успехом шли на итальянской сцене, потому что, по словам Гольдони. заключали в себе «правду обыденной жизни», хорошо понятную всем людям.
Создавая новый жанр комедии, наполняя свои пьесы актуальным содержанием своего времени, Гольдони большое внимание уделял также стихии комического. Он не мыслил даже самую серьезную комедию без смеха, который был оружием в борьбе с пороками. Часто смех связан с карнавальными празднествами, особенно пышными в Венеции. Смех соединяется у Гольдони с чувствительностью, и это становится показательным для большинства его пьес. Это был новый тип комизма, неизвестный классицистской эстетике. Гольдони очень разнообразит роль слуг в своих пьесах, которые противостоят господам и ведут свою линию интриги. Гольдони наделяет слуг чертами характера, свойственными их среде. Он выводит на сцену разных представителей народа, но с особой теплотой говорит о крестьянах, называя их «самой необходимой и наиболее приятной частью человеческого общества» («Феодал»).
Созданный Гольдони новый жанр комедии прочно утвердился в Италии; драматург стал одним из первых итальянских просветителей, творчество которого приобрело европейское признание.
Карло Гоцци, идейный противник Гольдони на венецианской сцене, создатель нового литературного жанра — «фьябы», или театральной сказки, был также уроженцем Венеции. С 1761 по 1765 г. Гоцци написал и поставил в Венеции 10 фьяб, имевших большой успех, что и определило в конечном счете судьбу Гольдони, навсегда покинувшего родной город. Однако после 1765 г. публика уже не так восторженно встречала сказки Гоцци, и он начинает писать испанские драмы «плаща и шпаги» с напряженным действием и бурей страстей. В литературное наследие Гоцци входят также его сатирические памфлеты, теоретические выступления и «Бесполезные воспоминания».
Он был приверженцем старых порядков и феодальной идеологии, ненавидел просветительские идеи, высмеивал эвдемонистическую мораль и принцип себялюбия, пропагандировавшиеся просветителями, и противопоставлял им традиционную мораль. Он защищал религию и церковь, видя в них оплот против новых идей. Гоцци выступал также против просвещения народа, полагая, что невежество — его естественное состояние. Он искренне верил, что высокая нравственность, человечность и справедливость — достояние аристократии.
Важное место в «Чистосердечном рассуждении» отведено полемике Гоцци с Гольдони и Кьяри. Гоцци не принимал всю систему философских и эстетических взглядов рационалиста Гольдони, упрекал своего противника в том, что тот копирует жизнь, а не подражает природе, т. е. не отбирает то, что подходит для искусства согласно принципу правдоподобия. Гоцци выступил против правды жизни, которую изображал Гольдони, возмущаясь его народными комедиями. Гоцци требует подражать природе «с изяществом, необходимым для писателя». По сути дела, он вкладывает в понятие «подражание природе» иной смысл, чем Гольдони, который вдохновлялся реальной жизнью и изображал ее согласно своим рационалистическим убеждениям. Гоцци, отвергая рационализм, больше внимания уделял фантастике, необычным ситуациям и конфликтам, сказочным, причудливым образам. Но эти внешне далекие от правды жизни приемы, привычные для комедии масок с ее условностью и буффонадой, по мысли Гоцци, способны раскрыть правдивую сущность человеческих характеров.
Гоцци боролся не только с комедиями Гольдони и Кьяри, но отвергал мещанскую драму и высокую комедию французского классицизма, утверждая, что они чужды итальянцам. Всем этим жанрам он противопоставлял комедию дель арте как жанр национальный и любимый народом.
Плодом этих эстетических воззрений и развернувшейся полемики явилась первая театральная сказка Гоцци «Любовь к трем апельсинам». Уже в первой пьесе Гоцци постарался придать сказочному сюжету видимость правдоподобия. В «Чистосердечном рассуждении» он признавался, что обращение к «ребяческим сюжетам» было с его стороны «военной хитростью», направленной на то, чтобы привлечь внимание зрителей. «Придать характер правдоподобия» неправдоподобному сюжету — в этом и заключалось новаторство Гоцци, который использовал чудесное в серьезных целях. «Любовь к трем апельсинам» не имела писаного текста, а импровизировалась актерами, для которых Гоцци сочинил стихотворные вставки и подробно разработал сценарий, впоследствии записанный им по памяти. Фьяба высмеивает народные комедии Гольдони, «высокие» чувства и витиеватый стиль комедий Кьяри.
Установите безопасный браузер
Предпросмотр документа
Санкт-Петербургская государственная академия театрального искусства
Курсовая работа
Анализ пьесы «Слуга двух господ»
К. Гольдони
Предмет: Анализ пьесы и спектакля
Перевод: А. К. Дживелегова
Работу выполнила:
студентка II курса Продюсерского факультета
Михневич Анна Сергеевна
Работу проверила: Скороход Наталья Степановна
СЛУГА ДВУХ ГОСПОД
(IL SERVITORE DI DUE PADRONI)
История итальянского театра не знает более крупного имени, чем Карло Гольдони. На заре Просвещения он создал новую итальянскую комедию, отразившую современную ему действительность в ее развитии, тенденциях и надеждах.
Творческое наследие Гольдони колоссально. Он написал около трехсот произведений - сто пятьдесят пять комедий, восемнадцать трагедий и трагикомедий, девяносто четыре либретто для серьезных и комических опер, десятки сценариев для импровизированной комедии и множество интермедий, диалогов, идиллий, всякого рода сатирических и лирических стихотворений. Многое из этого наследия потеряло свою ценность уже в начале XIX века, но шедевры его комедийного творчества вот уж двести лет переводятся почти на все языки мира. Эти комедии сделали скромного «венецианского адвоката», как называл себя Гольдони, одним из крупнейших деятелей мировой культуры.
Комедия «Слуга двух господ» была представлена в своем окончательном виде труппой Медебака летом 1749 года в Милане. Первоначально, Гольдони написал сценарий «Слуги двух господ» для импровизированной комедии, на тему, очень распространенную в комедии дель арте. В таком виде комедия была показана труппой Имера осенью 1745 года в Венеции, в театре Сан Самуэле, и прошла с огромным успехом благодаря блестящей игре Антонио Сакки, выдающегося итальянского комика, исполнителя роли Арлекина, выступавшего на сцене под именем Труффальдино.
В 1749 году, когда труппа Медебака совершала гастрольные поездки по Ломбардии, Гольдони переделал сценарий «Слуги двух господ» в правильную комедию, использовав при этом отдельные наиболее удачные моменты игры Сакки и других актеров. В таком виде комедия и увидела свет во Флоренции, в издании Паперини. Комедия посвящена Раньери Бернардино Фабри, другу Гольдони, секретарю суда Ордена святого Стефана в Пизе и председателю пизанской Литературной академии.
Эта гуманная, приветливая комедия, искрящаяся остроумием, дышащая любовью к человечеству, дарящая свет и возвеличивающая любовь - настоящая драгоценность драматического искусства. И я получила массу удовольствия, работая со «Слугой двух господ» - одной из моих любимых комедий.
Действие пьесы происходит в XVIII веке, в Венеции.
Беатриче Распони приезжает из Турина в Венецию в мужском костюме под именем своего покойного брата Федериго, чтобы разыскать возлюбленного Флориндо Аретузи, убившего Федериго на дуэли и скрывающегося от суда. Своим приездом в гостиницу старого знакомого Бригеллы Беатриче расстраивает помолвку Сильвио с Клариче, которую обещал в жены Федериго Распони отец девушки - венецианский купец Панталоне деи Бизоньози. К Беатриче в прислуги нанимается Труффальдино из Бергамо, который, стремясь заработать вдвойне, становится параллельно слугой вскоре прибывшего в ту же гостиницу Флориндо – возлюбленного Беатриче. Скрывая от обоих господ, что служит сразу двум хозяевам, Труффальдино долгое время является препятствием встречи Флориндо с Беатриче. В это время растерянный экс-жених Сильвио – сын доктора Ломбарди – тщетно пытается вернуть законную невесту. Клариче, в свою очередь, крайне расстроена неожиданным приездом «погибшего» Федериго, что вынуждает Беатриче раскрыть ей свою тайну. На протяжении всего действия Труффальдино постоянно путает вещи и письма господ, в результате чего после опасной кульминации хозяева все же находят друг друга. Пьеса заканчивается соединением двух влюбленных пар, разоблачением Труффальдино и его помолвкой со Смеральдиной – служанкой Клариче.
Пьеса сложная, многоплановая, экстенсивная по композиции, «быстрая и напористая». Действие разворачивается так стремительно, что читатель едва успевает следить за путаным сюжетом. Сюжет разворачивающегося действия состоит в злоключениях трех пар влюбленных, которые вопреки всем преградам соединяются к всеобщему удовольствию.
«Слуга двух господ» - комедия положений, в которой главенствует интрига, т. е. сцепление ряда тайных ходов ради достижения целей героев. Пьеса построена на внешнем комизме, т. е. комизме положений, в которые персонажи попадают в процессе развития действия комедии. В её композиции важную роль играет случай, поворачивающий действие в неожиданную сторону, разрубающий сложный узел отношений персонажей. В хорошо объясненных случайностях можно найти сцепление сцен, показанных в их строгой необходимости.
Фабула сплетенная, основана на любовной коллизии. В пьесе несколько линий фабул: любовная интрига Беатриче и Флориндо (главная), а также Сильвио и Клариче. Чисто комедийный элемент представлен персонажами низшего плана (слугами) - Труффальдино и Смеральдиной, взаимоотношения которых образуют ещё одну фабулу - интригу, параллельную основным фабулам господ, которые трактуются в серьезном, подчас трагическом тоне.
Носитель перипетии – Труффальдино, который приводит к неожиданным поворотам в развитии всех фабул: завязка в виде вести о прибытии «воскресшего» Федериго (резкая перемена в любовной линии Клариче/Сильвио); попытка услужить двум господам (следствие чего - комичные результаты, приводящие к кульминации пьесы и перелому в фабуле Беатриче/Флориндо); затянувшееся вранье, из-за которого возникают повороты в собственной фабуле Труффальдино уже в развязке пьесы. Такое большое количество меняющихся факторов и множество узнаваний по необходимости, соединенных с перипетиями, говорит о высоком качестве пьесы.
«Слуга двух господ» - комедия с конфликтным способом осуществления действия. В основании конфликта лежит исходная любовная коллизия. Все основные герои пьесы являются носителями конфликта: и лирические герои, и слуги. Пьеса существует на единстве конфликта, а не фабул. В комедии две любовные пары господ (Беатриче и Флориндо, Клариче и Сильвио) и пара слуг (Труффальдино и Смеральдина). Борьба за любовь молодых людей – главная движущая сила сюжета. Молодая любовь постоянно встречает на своем пути различные препятствия. Но победа остается за влюбленными и их слугами. Любовь сметает закон, затмевает разум и даже воля случая в итоге ей не помеха. Торжество Влюбленных и их слуг - победа искреннего, горячего чувства и предприимчивости.
В композиции пьесы важную роль играет случай, поворачивающий действие в неожиданную сторону, разрубающий сложный узел отношений персонажей.
Начало пьесы – экспозиция. Первое явление - помолвка Клариче и Сильвио. Действие происходит в Венеции, в гостинице Бригеллы. Упоминается обстоятельство, благодаря которому брак имеет возможность состояться:
«Панталоне. Сказать по правде, само небо судило быть этому браку. (К Силъвио.) Ведь если бы не умер в Турине синьор Федериго Распони, мой корреспондент, - а, как вам известно, дочь моя была просватана за него, - то она не досталась бы моему дорогому зятю…
… Доктор. Да, это так: уж если что-нибудь решено на небе, то это совершается путями неисповедимыми. (К Панталоне.) А как, собственно, умер Федериго Распони?
Панталоне. Его, беднягу, убили ночью... из-за сестры... или... не знаю хорошенько. Удар был такой, что он больше не поднялся.»
Но случай, в виде появления Труффальдино во втором явлении с шокирующей вестью о «воскрешении» Федериго не замедлил переломить развитие фабулы от счастья к несчастью. Появление Беатриче, переодетой в мужской костюм своего брата – завязка действия, придающая энергии развитию конфликта. В этот момент помолвка срывается и гарантией обещанного брака Федериго с Клариче сплетаются две фабулы. Уже в пятом явлении мы узнаем, какое событие сподвигло Беатриче на эту интригу:
Беатриче. Тише, ради бога! Не выдавайте меня. Бедный брат мой умер, убитый рукою Флориндо Аретузи или кем-то другим, но из-за него же. Вы помните, конечно, что Флориндо полюбил меня, а мой брат ни за что не хотел, чтобы я отвечала ему взаимностью. Я не знаю, как у них вышла ссора, но Федериго умер, а Флориндо, боясь судебного преследования, скрылся и даже не мог попрощаться со мной. Видит бог, какое горе причинила мне смерть бедного моего брата и как оплакивала я его! Но ведь его не воскресишь, а я в отчаянии, что потеряла Флориндо. Зная, что он бежал в Венецию, я решила последовать за ним, переодевшись в платье моего брата, и захватила его рекомендательные письма. И вот я здесь, в надежде, что найду своего возлюбленного. Эти письма, а еще более ваше свидетельство заставили синьора Панталоне поверить, что я Федериго. Мы с ним подведем счета, я получу с него деньги и тогда смогу помочь Флориндо, если потребуется. Видите, куда заводит любовь! Посодействуйте же мне, дорогой Бригелла, помогите! Я щедро вознагражу вас.»
Далее действие неуклонно набирает обороты. Конфликт подпитывается новой энергией, ибо в 7 явлении волей случая в то же место приезжает возлюбленный Беатриче – Флориндо, и тут же закручивается главная комическая интрига: Труффальдино ради наживы нанимается в услужение к двум господам сразу.
«Труффальдино. Ну и дела! Столько людей ищет себе места, а я нашел сразу два. Но что же мне теперь делать? Не могу же я служить двоим сразу. Нет? А почему нет? Разве не славно было бы служить обоим, получать два жалованья и иметь двойные харчи? Славно, очень славно, если только не заметят. А если заметят, тогда что? Не беда! Один прогонит, останусь при другом. Честное слово, надо попробовать. Хоть денек, да попробую. Ловкая в конце концов будет штука! Ну, смелее!»
Далее фабулы сплетаются всё теснее. Сильвио пытается вернуть невесту и разобраться с конкурентом, в результате чего Труффальдино вместо «Федериго» присылает к нему Флориндо – первая ошибка слуги двух господ. В это время Клариче впадает в отчаяиние и Беатриче вынуждена раскрыть ей по секрету свою тайну. Труффальдино завязывает третью фабулу – любовную интригу со Смеральдиной, но параллельно постоянно попадает в комические ситуации, путая письма, деньги, блюда, вещи хозяев. Классическая комедия положений. Труффальдино, словно нашкодивший котенок, пытается безболезненно и как можно быстрее распутать этот клубок страстей. Но - увы. Чем дальше в лес - тем больше дров. А значит, еще больше искрометного юмора, неожиданных шуток и презабавных ситуаций, в которые попадают персонажи.
На протяжении двух действий все фабулы завязываются и конфликт выростает до фазы кульминации, когда Беатриче с Флориндо узнают о присутствии обоих в городе и пытаются друг друга разыскать. Апогея кульминация набирает в начале третьего действия, когда последняя роковая ошибка Труффальдино заставляет слугу лгать обоим о смерти «хозяев» во 2 и 3 явлении. Точка невозврата.
«Флориндо (в сторону). Нет больше надежды. Беатриче умерла. Несчастная Беатриче! Тягости путешествия и сердечные страдания убили ее. Ах! Сил не хватает вынести такое горе! (Уходит к себе в комнату.)»
«Беатриче. О я, несчастная! Умер Флориндо, умерла любовь моя, единственная моя надежда! К чему мне теперь эта бессмысленная жизнь, если умер тот, для кого я только и жила? О, погибли мои надежды! Прахом развеяны усилия! Жалки все ухищрения любви! Я бросила родину, покинула своих, переоделась в мужское платье, подверглась опасностям, рисковала жизнью - все для Флориндо, а Флориндо моего нет на свете! Несчастная Беатриче! Неужели мало было потерять брата, - нужно было, чтобы погиб еще и жених? Чтобы после Федериго небо похитило и Флориндо! Но если я была причиною смертей, если я преступница, почему же не на меня обрушило небо свои кары? Напрасны слезы, тщетны жалобы: Флориндо умер. Горе душит меня, свет померк в глазах. О мое божество, жених дорогой! В отчаянье и я последую за тобой…»
Беатриче выдает себя в порыве горя и все узнают, что «Федериго» – на самом деле женщина. Кульминационный пик – попытка самоубийства обоих в 6 явлении. Тут же начинается фаза развязки. Беатриче сталкивается с Флориндо, и влюбленные обретают друг друга. Панталоне сообщает Сильвио радостную новость, наступает сцена примирения молодых влюбленных и все собираются в доме Бизоньози. Труффальдино до последнего выкручивается как может, но развязка его фабулы – помолвка со Смеральдиной – требует раскрытия всех карт. В итоге конфликт разрешен, любовь побеждает, три пары сходятся вместе, а Труффальдино выходит сухим из воды:
«Флориндо. Ах, разбойник!
Беатриче. Ах, злодей!
Флориндо. Ты одновременно служил двум хозяевам?
Труффальдино. Да, синьор. Я это сделал, и номер прошел... Попал я в такое положение нечаянно, а потом захотелось попробовать, что из этого выйдет. Правда, продержался я недолго, но зато могу похвастать, что никто меня не накрыл, пока я сам не признался из-за любви к этой девушке. Туго мне пришлось, и кое в чем я проштрафился. Но надеюсь, что ради такого необычного случая все вы, господа (к актерам и одновременно к публике), простите меня; а если не простите из любезности, то придется вам простить волей-неволей, так как я покажу вам, что сверх всего я еще и поэт и могу сымпровизировать сонет.»
Финал пьесы связан с той же особенностью, что и его завязка. Гольдони любит собирать в последней сцене всех действующих лиц.
Пьеса построена на внешнем комизме, а интерес к комизму положений обычно влечет безразличие к разработке характеров героев комедии; последние обнаруживают тенденцию застывать в схематические образы, условные обобщения, лишенные индивидуальных черт и потому легко переносимые из пьесы в пьесу. Такие схематические ходовые образы называются масками; их устойчивость определяется актуальностью обобщения для породившего его класса на данной ступени его социального бытия. Таковыми были маски в итальянской commedia dell’arte. В комедии масок участвовало от десяти до тринадцати действующих лиц: две пары влюбленных, два комических старика, двое слуг, бойкая служанка и еще два-три второстепенных персонажа. Все эти герои имели установившиеся черты.
Порвать совершенно со всем тем, что в комедии масок когда-то было так дорого итальянскому зрителю, Гольдони не решился. Так он сохранил в своих комедиях наиболее популярные маски комедии импровизации. Но это уже не столько маски, сколько амплуа, и Гольдони часто меняет их традиционный психологический тип в зависимости от сюжета и замысла. И та переработка типов, которую Гольдони предпринял, включив в свои комедии старые маски, целиком подсказывалась его умением чутко улавливать господствующие общественные настроения. В обрисовке типов, унаследованных от комедии масок, прежде всего, стала мягче сатира. Еще один шаг - и эти герои освободятся от стесняющего их имени и станут типичными героями комедии характеров или комедии нравов.
Сначала античная комедия, затем комедия ранне-буржуазной эпохи нередко передавала свою насмешку представителям плебейства, наделяя их энергией, превосходством в уме и воле над их господами (рабы в комедиях Плавта, слуги-дзанни в дель арте, Маскариль у Мольера). Хотя эти комедийные герои из-за своего подневольного положения в обществе могли проявлять свободный плебейский дух чаще всего в плутовской форме или под шутовским колпаком, они все же благодаря господству в интриге и смелому остроумию создавали, по словам Гегеля, смешную картину - что, в сущности, хозяева - это слуги, слуги же - настоящие хозяева. Для Гольдони-драматурга характерен демократизм, отсутствие сословных предрассудков. В его изображении представители низшего сословия отличаются не только трудолюбием, но и сметливостью, остроумием, ловкостью, наблюдательностью. У Гольдони плутоватые слуги принимают участие в действии и помогают господам, потерявшим голову от любви. Однако слуги оказываются живыми людьми, они уже не просто подыгрывают своим господам и роль их не ограничивается ведением трафаретной интриги. Гольдони очень разнообразил роль слуг в своих пьесах:
Труффальдино - герой настолько блестящий, что затмевает всех вокруг. В образе Труффальдино Гольдони соединил двух Дзанни – ловкого проныру и простодушного растяпу. Труффальдино родом из Бергамо, небольшого городка на территории Венецианской республики. Бергамские крестьяне часто уходили на заработки в города. Местное население, у которого они отнимали работу, ненавидело их и всячески высмеивало, особенно за отрывистое бергамское наречие. У Труффальдино такой же, как и у Арлекина, костюм из пестрых лоскутов, представлявших первоначально заплаты, который символизирует одновременно его простое происхождение и веселый характер. Этакий деревенский простачок и недотепа на первый взгляд. Но на самом деле, тот еще лис и пройдоха. Он везде добежит, везде успеет и, вопреки известной пословице, сможет даже поймать двух зайцев. Он кажется недалеким, но, когда нужно, может быть изворотливым и неотразимым. Этот персонаж стал первым на пути все большего усложнения образов комедии дель арте. Характер этого героя оказался полным противоречий. Такое соединение противоположностей в дальнейшем стало основой для более откровенной обрисовки внутренне контрастных, полных неожиданностей и вместе с тем по-своему последовательных характеров в уже зрелых комедиях Гольдони. Гольдони создал просто превосходный, имеющий множество комических возможностей образ Труффальдино.
«Двум господам служить - плохое дело;
Но похвалюсь, что справился я с ним:
Из затруднений вышел невредим
И побеждал их ловко и умело.
То тут, то там я появлялся смело
И помогал судьбе умом своим.
Я б долго жил весельчаком таким,
Когда б любовь мне сердце не задела!
На многое способен род мужской,
Но пред любовью ум - ничто, бесспорно:
Легко тут станет трусом и герой!
Итак, виною Купидон задорный:
Двум господам мне впредь не быть слугой.
Зато я вам - всегда слуга покорный!»
Смеральдина, служанка Клариче - уверенная в себе девушка, которая говорит то, что думает...
«Сильвио. Ну, еще много времени понадобилось бы, чтобы шпага коснулась се груди.
Смеральдина. Смотри, какой лгун! Да ведь на волосок была...
Сильвио. Все это ваши бабьи выдумки!
Смеральдина. Да, если бы мы были похожи на вас! Скажу пословицей: поделили поровну - нам скорлупки, вам ядрышки. Про женщин разнесли славу, будто они изменницы; а мужчины только и делают, что изменяют на каждом шагу. О женщинах болтают без умолку, а о мужчинах ни гу-гу! Нас ругают, а вам все сходит с рук. А знаете, почему все это? Потому, что законы пишут мужчины; вот если бы взялись за это женщины, так было бы все наоборот. Дали бы власть мне, например, так я приказала бы всем неверным мужчинам ходить с веткой в руке, - и сразу бы все города превратились в леса.»
… даже хозяйке:
«Смеральдина. Будет вам, синьора! Чего вам еще? Мужчины все - одни больше, другие меньше - безжалостны к нам. Требуют, чтобы мы ни на волос не нарушили верности, и по самому легкому подозрению мучают нас, терзают, чуть не доводят до смерти. Все равно вам придется выйти замуж - за того ли, за другого ли. Так я скажу вам, как говорят больным: раз надо принять лекарство, так уж решайся скорее.»
Хитрая и сообразительная, она всегда в курсе всего, что происходит вокруг. Она устраивает интриги Клариче и всегда блюдет ее интересы. Бесспорно, она отличная пара для Труффальдино.
Гольдони не склонен к изображению злодеев, как и к острому сатирическому изображению порока. Такие традиционно отрицательные персонажи, Бригелла, Панталоне и Доктор, становятся у него положительными героями:
Бригелла, управляющий гостиницей – в комедии дель арте это прирожденный интриган, который вырвался из бедности, и жесток с теми, кто ниже его по положению в обществе. Гольдони из плута и мошенника сделал его вполне приличным хозяином гостиницы, до этого работавшим в доме у богатой семьи, но до сих пор одетым в белый камзол до колен, который он носил, когда был слугой.
«Панталоне. В этой гостинице проворно прислуживают.
Беатриче. Бригелла - человек настоящий. Он служил в Турине у знатного кавалера и до сих пор еще носит его ливрею.»
Доктор Ломбарди – из дель артовского болтуна и пьяницы сделался добропорядочным отцом семейства. Адвокат и врач, любит употреблять длинные, производящие впечатление слова, часто смешивает собственную версию латыни с местным диалектом. Носит традиционные академические одеяния в знак своей учености.
«Панталоне. Да ведь я дал слово, его нельзя взять обратно. Дочка моя согласна, - стало быть, какие же могут быть затруднения? Я нарочно шел сообщить об этом вам или синьору Сильвио, Мне очень жаль, но ничего уже не поправишь!
Доктор. Дочери вашей я не удивляюсь. Но удивляюсь, что вы так дурно поступаете со мной. Если вы не были уверены в смерти синьора Федериго, то не должны были давать слова моему сыну, а раз дали, то обязаны во что бы то ни стало сдержать его. Даже в глазах самого Федериго известие о его смерти достаточно оправдывало ваше новое решение: он не мог ни упрекнуть вас за него, ни претендовать на какое-либо удовлетворение. Обручение, состоявшееся сегодня утром между синьорой Клариче и моим сыном coram teslibus {При свидетелях (лат.).} не может стать недействительны: из-за простого слова, данного вами другому лицу. Ссылаясь на права моего сына, я мог бы сделать недействительной всякую другую сделку и принудить вашу дочь выйти за него; но мне стыдно было бы ввести к себе в дом невестку с такой дурной репутацией, дочь такого человека, как вы, не умеющего держать свое слово. Синьор Панталоне, запомните, как вы обошлись со иной, как оскорбили фамилию Ломбарди. Настанет время, когда вам, может быть, придется расплатиться за это; да, придет время: omnia tempos habet {Всему свой черед (лат.).}.»
Панталоне деи Бизоньози, венецианский купец – в комедии дель арте это богатый купец преклонного возраста, который любит волочиться за девушками и постоянно попадает впросак. Больше всего он боится потерять свое положение в обществе. Гольдони же из смешного блудливого старика превратил его в добродетельного покровителя невинности, в образец купеческой честности и степенности. Панталоне уже вовсе не тот смешной старик, скупой и похотливый, каким проволокла его через всю Европу, подвергая колотушкам и осмеянию, комедия масок. У Гольдони Панталоне - почтенный пожилой купец, носитель лучших традиций венецианской буржуазии, несколько консервативный, но героически отстаивающий свое человеческое достоинство.
«Беатриче. Как! Вы жених Клариче? Разве она не мне предназначена?
Панталоне. Тише, тише! Сейчас я все объясню. Дорогой синьор Федериго, так как мы думали, что с вами действительно случилось несчастье и вас уже нет на свете, то ничего не было дурного в том, что я обручил свою дочь с синьором Сильвио. Но вы подоспели вовремя. Клариче ваша, если вы того желаете. От своего слова я не откажусь. Синьор Сильвио, не знаю, что сказать вам. Вы видите сами, что получилось. Вы слышали мое объяснение, и вам не приходится жаловаться на меня.»
Комедия дель арте была единственным жанром, где здоровая естественная мораль, лишенная сословных и имущественных предрассудков, сохранилась в образах молодых влюбленных. Торжество влюбленных и их слуг было победой искреннего, горячего чувства и предприимчивости. Влюбленные у Гольдони наделены поэтичностью, изяществом манер, внешней привлекательностью. Они хоть и претерпели известные изменения, но
характерами так и не стали:
Беатриче Распони из Турина, в мужском костюме, под именем своего брата Федериго – женский влюбленный персонаж. Она знает, чего хочет от жизни. Беатриче переодевается в мужчину, чтобы встретиться со своим возлюбленным Флориндо, что порождает множество недоразумений. Когда она одета по-мужски, то ведет себя очень решительно. В женской одежде она превращается в беззаботную влюбленную девушку.
«Бригелла. Нельзя ли узнать, синьора Беатриче...
Беатриче. Тише, ради бога! Не выдавайте меня. Бедный брат мой умер, убитый рукою Флориндо Аретузи или кем-то другим, но из-за него же. Вы помните, конечно, что Флориндо полюбил меня, а мой брат ни за что не хотел, чтобы я отвечала ему взаимностью. Я не знаю, как у них вышла ссора, но Федериго умер, а Флориндо, боясь судебного преследования, скрылся и даже не мог попрощаться со мной. Видит бог, какое горе причинила мне смерть бедного моего брата и как оплакивала я его! Но ведь его не воскресишь, а я в отчаянии, что потеряла Флориндо. Зная, что он бежал в Венецию, я решила последовать за ним, переодевшись в платье моего брата, и захватила его рекомендательные письма. И вот я здесь, в надежде, что найду своего возлюбленного. Эти письма, а еще более ваше свидетельство заставили синьора Панталоне поверить, что я Федериго. Мы с ним подведем счета, я получу с него деньги и тогда смогу помочь Флориндо, если потребуется. Видите, куда заводит любовь!»
Флориндо Аретузи из Турина, ее возлюбленный - герой-любовник. Влюблен в Беатриче. Бывает угрюмым и непредсказуемым, но когда говорит о своем любимом деле, становится чрезвычайно вежлив и галантен.
«Панталоне (к Флориндо). А человек-то он стоящий, этот ваш слуга?
Флориндо. За то короткое время, пока он был у меня, я убедился, что он человек, как мне кажется, преданный и ловкий.
Клариче. Синьор Флориндо, вы предупредили мои намерения. Я хотела сватать свою служанку за слугу синьоры Беатриче. Вы сосватали за своего, - значит, дело сделано.
Флориндо. Нет, нет, раз, вы этого желаете, я отстраняюсь и все предоставляю вам!»
Сильвио, сын Доктора – в комедии дель арте это молодой любовник. Он самолюбив, носит модную одежду и нетерпеливо пытается завоевать дочь Панталоне. Большую часть времени он выглядит нелепо, но, тем не менее, он хороший певец и поэт, и действительно искренно влюблен в Клариче.
«Сильвио. Если бы я думал, что во искупление моей мнимой жестокости вы жаждете моей крови, я пролил бы ее с полной готовностью! (Плачет.) Но, боже мой! Вместо крови из моих вен - примите эти слезы из моих глаз.»
Клариче, дочь Панталоне - молодая влюбленная девушка. Милая и веселая. Будучи дочерью богатого купца, она не покоряется отцовским планам на ее судьбу. Она кажется немного наивной, но на самом деле очень умна и сообразительна.
С точки зрения Гольдони жизнь никогда не дает такой упрощенной схемы. В жизни всегда одновременно действует много характеров. И комедия, которая стремится производить впечатление, должна быть верным зеркалом жизни, следовать за нею по всем ее разнообразным извилинам. Вот почему в «Слуге двух господ» мы видим целый ряд характеров, не повторяющихся почти совсем, даже тогда, когда Гольдони берет старые маски: даже в них он пытается найти многообразие жизни
В пьесе «Слуга двух господ» специфически разрешается момент действенного конфликта. Пьеса показывает в смехотворном виде некоторые коллизии. Задача пьесы - произвести комическое впечатление на читателей, вызывая их смех с помощью речей (комизм слова) и поступков (комизм действия персонажей), нарушающих социально-психологические нормы и обычаи данной общественной среды. Все эти виды комизма переплетаются, причем перевешивают то одни, то другие. Сюжет пьесы строится на случайных и непредвиденных стечениях обстоятельств, они же и являются источником смешного. Особенности пьесы говорят о том, что это – комедия положений. Живое, разнообразное, динамическое действие, которое захватывает зрителя и не отпускает его вниманий до самого конца, а также наличие типичных итальянских масок – всё это Гольдони явно перенял с итальянской комедии дель арте. Из характеров развит только характер Труффальдино, поэтому комедией характеров мы пьесу назвать не можем.
Пьеса состоит из 3 актов (22, 20, 17 явлений соответственно). Комедия интриги, требующая развернутого сюжета, расчленяется на 3-5 актов, а комедия дель арте имеет традиционное членение на 3 акта. Размеру комедии, развернутости её фабулы соответствует и количество персонажей.
Классическое единство действия в пьесе расшатано, не смотря на характерность Труффальдино, внимание постоянно переходит с одного героя на другого, каждый персонаж имеет вес и значение и ведет свою собственную линию, а не просто подыгрывает главному.
Помимо комичности – в пьесе присутствует и чувствительность, и поучительность. Это характеризует драматургию Гольдони.
Заключение
Перед Гольдони стояла большая задача: изобразить нравы своей страны и своей эпохи, показать человека в толчее обыденной жизни, подвергнуть критике существующее, осмеять пороки и увлечь новыми идеалами. Ему казалось, что эту задачу нельзя разрешить при помощи комедии дель арте, которая все еще безраздельно господствовала на итальянской сцене. Поэтому он, впитав все самое лучшее из умирающей итальянской драматургии – попытался создать новую комедию – комедию положений и комедию характеров. «Слуга двух господ» - одна из первых «проб пера» на этой почве.
Гольдони всегда был убежден в том, что комедия должна не только развлекать, но и поучать, и в этом заключается пафос его творчества. И я с ним согласна, ведь просвещать разум, поднимать дух в область возвышенного, пробуждать и распространять любовь к общественному добру, запечатлевать в душах идеи достоинства и порядка, делать добродетель привлекательной, украшая ее колоритом красоты и пылом чувств, воспитывать нравственное чувство при помощи чувства художественного, - такова великая цель, к которой стремится подлинная, содержательная, большая литература
Список использованной литературы
Гольдони Карло. Комедии. /Перевод с итальянского под редакцией А. К. Дживелегова - т. I. - М. Художественная литература, 1933.
Реизов Б. Г. К. Гольдони, 1707-1793. Л.; м., 1957.
Гальдони Карл
Слуга двух господ
Карло Гольдони
Слуга двух господ
Труффальдино
Пред вами я в прологе выхожу,
Чтоб вам сказать, кто я...
Я выдумка поэта, но я жив.
Я весел, быстр, умен и лжив.
Ну, словом-я такой, каким быть нужно,
Чтоб жить со всеми ласково и дружно.
Я с виду глуп и прост,
Я вышел из народа
И хоть на дурачка порою я похож,
Но все ж во мне живет веселая природа.
Я мигом проведу любого из вельмож!
Красивых женщин - обожаю,
Я им охотно угождаю,
С мужчинами ленив, но с девушками ловок...
Чтоб интересным быть,-я знаю тьму уловок,
Но здесь об этом умолчу
(Себе соперников я множить не хочу)...
Один во мне лишь недостаток есть:
Ужасно я люблю поесть...
Я видеть рад театр набитым,
Примета: значит, буду сытым...
Лишь одного я не терплю:
Работать страшно не люблю!
Да кто ж трудится в наши дни?
Пожалуй, дураки одни!
Нам, беззаботным итальянцам,
Привыкшим к песням, шуткам, танцам,
Нам дорог час в тени гондол,
А труд оставим иностранцам,
Кто хочет-пусть пыхтит, как вол...
Итак, пред вами Труффальдино.
Я упразднил излишний труд,
В нем ранней старости причина,
В нем люди счастья не найдут.
0-эй, танцуйте, пойте, пейте
И женщин радуйте всегда
Любите жить и жить умейте,
Пока вас не зовут туда... (жест).
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Сильвио
Вот вам моя рука. И с нею - сердце.
Панталоне .
Ну, не, стыдись: и ты ему дай.руку...
Отныне оба вы-жених с невестой,
А скоро мы отпразднуем и свадьбу.
Клариче .
Ну, хорошо, вот вам моя рука...
Я обещаю вам любовь и верность...
Сильвио .
А я клянусь вам верным быть до гроба!..
Ломбарди .
Ну-с, очень рад! Теперь все скреплено,
Возврата нет, и вы почти супруги...
Смеральдина
Как чудно... Вот бы так и мне хотелось!
Панталоне
А вас прошу свидетелями быть
Помолвки между дочерью моей
И доблестным синьором Сильвио,
Любимым сыном доктора Ломбарди.
Без лишней помпы свадьбу мы сыграем.
Как, детки, скажете: мой план хорош?
Сильвио .
Я ничего другого не желаю,
Как быть вблизи моей невесты милой!
Смеральдина .
Я думаю... Что может быть вкуснее!..
Панталоне .
Да, этот брак определен судьбою:
Когда б синьор Распони не скончался
Клиент мой крупный в городе Турине,
Тогда бы этой свадьбе не бывать...
Я обещал ему свою Клариче,
С его отцом покойным сговорившись,
Ломбарди
Ах, дорогой мой сват, рес перит виртус!
Уж если что на небе суждено,
То самыми внезапными путями
Оно всегда придет к осуществленью.
Скажите, как же это так случилось,
Что он, несчастный, умер так внезапно?
Панталоне
Бедняга Федерико! Дельный парень...
Его убили ночью, как я слышал
Из-за его сестры. Но как, не знаю...
Бригелла .
В Турине это было?
