Женщина-праздник для глаз и ума (интервью с Ренатой Литвиновой). Е.С

Мама и папа у меня врачи. Папин род очень важный, княжеский, татарский. Очень разветвленное генеалогическое древо нашего рода, но отец не жил с нами - мне не было года, когда они расстались с мамой, и видела я его не больше десяти раз в жизни, но все эти встречи помню очень ярко. Он был красавцем, любимцем женщин, разбивателем сердец. То много работал, то кутил с друзьями. Помнится, что все его любили. Именно он первый раз в моей жизни подарил мне духи настоящие, с запахом ландыша - я такие себе иногда покупаю в честь его, и туфли на высоком-высоком каблуке. Но одну туфлю после его очень ранней смерти разорвала собака, и у меня, завернутая в бумажку, теперь хранится только одна - оставшаяся. Как у Золушки.

Только я их так ни разу и не надела. Он их принес незадолго до своей смерти, а я уже во ВГИК поступила. Меня сфотографировал парень с операторского факультета, и отец выпросил одну мою фотографию в профиль и спрятал в пиджаке. Это была последняя наша встреча. А мама так и не вышла замуж больше. И так как она очень много работала, а зарплата у врачей была ужасно маленькая, нужны были дежурства и приработки всякие, я все время торчала либо на продленке в детсаду, либо у бабушки с дедушкой на каникулах. Дедушка мой был важным начальником - главный инженер на заводе, а бабушка работала урывками, отслеживала красавца дедушку, писала стихи, вела активную общественную деятельность: была и старшей по дому, и членом партии, и все время собрания вела во дворе. Там драмы какие-то разгорались, и ей даже как-то ее «враги» вызвали «Скорую помощь» из психбольницы.

А я такая под дверью стою между санитарами и бабулей... Конечно, она заговорила санитаров, и они ее не забрали.

Короче, бабушка была яркой необузданной личностью, могла не понравившуюся ей женщину на партсобрании лопаткой для цветов ударить прямо по прическе - раньше носили такой начес из волос, бабетту. Сама видела, как бабетта эта сдулась и набекренилась под ударом. Моя бабуля всегда душилась «Красной Москвой» и приучила меня к этому запаху. И теперь эти духи - мои самые любимые. Бабушка всегда ходила в цветастых платьях, надушенная, с сумочкой, с завивкой на голове - ее тогда делали на полгода в парикмахерских, и еще сурьмили очень сильно брови, их месяц нельзя было отмыть. Бабушка была украинских кровей и польских, а дедушка, чью фамилию я ношу, скрывал, кто он, я только знала, что отец его был белым офицером и дальше - тайна.

Конечно, все каникулы я проводила у бабушки и дедушки, а школу ненавидела.

Ренату Литвинову приметили после “Нелюбви” Валерия Рубинчика, для которой она написала сценарий, а воспели после “Увлечений” Киры Муратовой, где она исполнила собственные монологи от имени медсестры Лили. С тех пор Литвинова - прима нового российского кино. Недавно она дебютировала как продюсер фильмом “Небо. Самолет. Девушка”, а сейчас заканчивает - уже как режиссер - фильм “Богиня”.

Ренату любят, ею восхищаются - я знаю многих таких, влюбленных в нее, по преимуществу мужского пола. Ренату не любят, даже не терпят - и таких, ею раздраженных, я тоже знаю много, по преимуществу пола женского.

За что ее любят - вопрос праздный и лишний. Любить “за что-то” - занятие странное, “за что-то” можно ценить. Рената Литвинова знает это лучше многих, иначе не сочинила бы сценарий фильма “Небо. Самолет. Девушка”, где небесная девушка Лара испытывает смертельное чувство к брутальной пустоте в штанах и наполняет своего никчемного избранника этим чувством. Лара именно любит, а не влюблена: для Ренаты разница существенная. “Влюбленность - это потрясающе, ты можешь испытать ее бесконечно много раз. А любовь - нет. Иногда она совсем далека от чувственности, совсем-совсем. Это какой-то удар ножом в сердце и вечная боль. Ты ходишь с ножом в сердце годы и годы, и это называется любовью”. - “Специально не вынимаешь ножик?” - “А как его вынешь? Он же не вынимается, этот нож, воткнутый в сердце. Пока сам не растворится. Но даже и тогда металл останется, не забудется. Любовь - это большие-большие раны. Это не мясо, но что-то очень кровавое”.

За что ее не любят - вопрос тоже лишний, все понятно. Вряд ли ревнуют к успеху - разве что чуть-чуть. Скорее раздражены на эту ее вызывающую, ни-на-кого-не-похожесть, которую со зла называют манерностью; на то, что она в своем роде одна. То ли придумала себя, то ли на самом деле такая. В любом случае обидно, и я понимаю недоброжелательниц. Они, наверное, думают: если на самом деле такая, то почему именно она, а не я? Если придумала себя такой, то почему именно ей это в голову пришло, а не мне?

В нелюбви Рената тоже знает толк. Она даже назвала так сценарий, по которому Валерий Рубинчик поставил фильм с Ксенией Качалиной в главной страдательной роли. “Нелюбовь” сделала Литвинову известной, но еще не модной. Ей было двадцать четыре, и она считает это время самым страшным в своей жизни. “Ко мне сейчас на пробы приходят молодые артисты, я спрашиваю, сколько им лет. И если слышу, что двадцать четыре, то думаю: боже мой, как страшно... Такой пик отчаяния. Прямо какой-то ужас, полная безысходка”. Может, потому и сочинилась “Нелюбовь”.

Мужчинам в ее ранних сценариях доставалось крепко. Получались они у нее жалкими особями. “Сейчас я не сражаюсь с мужчинами”, - сообщает мне Рената, и это означает, что раньше сражалась. Она пересмотрела свой взгляд на мужской вопрос, а в остальном - не изменилась. “Я всегда была такой, сколько себя помню”, - утверждает Рената, имея в виду не образ ослепительной белокожей блондинки с чувственно яркими губами, а способ воспринимать окружающий мир и вступать с ним в отношения. Например, с материальным миром у нее отношения натянутые. Так исторически сложилось. Приборы в ее руках ломаются, лампочки взрываются. “Я побеждаю электричество, оно у меня отключается”. - “У вас есть этому какое-нибудь ненаучное объяснение?” - “Не-а. Я стараюсь не вникать, чтобы совсем не обезуметь. У меня даже однажды бутерброд из рук выскользнул и мне на спину приземлился, представляете?” Я представляю с трудом. Вежливо интересуюсь, в какой позе Рената его ела. “В обычной. Мне его принесли, он выскользнул, подпрыгнул и прилип к спине. Даже бутерброд против меня”.

Это она в маму. Рената рано поняла, что мама о ней, конечно, заботится, но вообще-то о ней самой заботиться не мешает. “Моя мама - очень творческая и совсем безбашенная”. - “А чем мама занимается?” - “Она у меня врач”. - “Как интересно. От каких болезней лечит?” - “Она у меня хирург”. - “Ого. Лечь под скальпель безбашенного хирурга - это, наверное, жесткий опыт”. - “Моя мама, чтоб вы знали, потрясающе хороший специалист, у нее очень легкая рука. Я ее от всех обстоятельств защищаю, она мне жалуется то на одно, то на другое. Вот вчера звонит, говорит, что бусы какие-то потеряла. Я ей пообещала новые подарить. У меня еще бабушка была уникальная. Бабушка умерла, а маме дай бог здоровья. Вообще мне с моими женщинами повезло, они обе нереально гениальные. Конечно, они наделали кучу ошибок в жизни, но я их за это дико люблю”.

Еще она дико любит другую женщину - дочку Улю. Называет ее главной женщиной своей жизни. Портрет рыженькой Ули украшает мамину сумочку. Уле два года и два месяца, она потихоньку начинает говорить, называет себя Уняней, скучает, когда мама в отъезде, и собирается сниматься у нее в кино. “Я ее больше не оставлю. Никогда. Вот поеду в декабре на новые съемки и возьму ее с собой”.

Я высказываю аккуратное предположение, что Рената решила стать мамой, когда почувствовала себя готовой к этому, но она не оставляет камня на камне от моей версии: “Да вы что? Не думала, не гадала. Просто на меня свалилось такое счастье. Контрамарочница моя, бандитка маленькая”. Наверное, у Леонида, мужа Ренаты, другие представления о происхождении двухлетнего счастья, но мы с ним об этом не разговаривали. Имя выбирала Рената, ей захотелось, чтоб дочка стала Ульяной. “Сильное имя. И дочка у меня сильная”.

Рената тоже сильная, факт. Любит слово “нереально”, но представления о жизни у нее наверняка самые реальные. Не надо думать, будто она не от мира сего. Это большая ошибка так думать. Рената, конечно, протестует, когда ее называют деловой женщиной, говорит, что совсем не деловая, что устала, что сил нет, что вот и в сумочке у нее бог знает что, а у деловых женщин так не бывает - и показывает мне набитую сумочку. Там действительно впечатляющий раскардаш, но я все же настаиваю на своем: у дамы без деловой жилки и жесткой хватки - талант не обсуждается, это само собой - не получится совместить в себе актрису, сценариста, режиссера, продюсера, телезвезду, светскую леди, жену, хозяйку дома - и чтоб еще на ребенка время оставалось. У Ренаты же получается совмещать, не поступаясь хрупким образом ослепительной и не приспособленной к земной жизни блондинки. Особый дар, между прочим. Она умеет быть жесткой, вы уж мне поверьте.

Когда мы по телефону договаривались о месте встречи, и я долго проявлял географическую бестолковость, Рената в какой-то момент вышла из образа и стальным тоном с едва заметной капризной нотой оборвала очередной мой вопрос: “Ну, все. Я не могу пятнадцать минут тратить на разговоры. У меня монтаж”. У нее действительно был в тот момент монтаж “Богини”, первый фильм не шутка, но главное - я почувствовал, как Рената умеет себя поставить, когда надо. И официанта в ресторане, который мы с ней ошибочно облюбовали, она отчитала по полной программе. Нам мешала громкая музыка, Рената вежливо попросила утихомирить децибелы. Потом попросила во второй раз. Потом резко встала, подозвала официанта и сообщила ему, что отменяет заказ и уходит. Прибежал управляющий, долго извинялся и был царственно прощен.

Хрупкую беззащитную блондинку-грезу, гостью из призрачного прошлого она придумала отлично - безупречный ход, чистая работа. “Не было у меня никакой специальной прикладной цели, не думайте. Мне просто захотелось стать такой. Да и кому, скажите, я была интересна со своим образом? Только сама и наслаждалась”. Ну, это уж позвольте. В середине 90-х, когда старого кино уже не было, нового кино еще не было, но светская киношная тусовка бодро обновилась и разжилась разными модными персонажами, Рената “со своим образом” в той тусовке блистала на правах первой гранд-дамы. Я так прямо это ей и говорю, а она делает вид, что удивлена: “Ну с чего вы взяли? Кидаетесь фразами какими-то”. - “Ничем я не кидаюсь. Ведь ни один светский раут без вас не обходился”. - “Серьезно?” - “Это я вам буду рассказывать?” - “А я вот, представьте, не замечала. Была такая изолированная, никому не интересная страдающая душа”. - “Одно другому не мешает”. - “А-а-а, так вы меня про тело спрашиваете? Имеете в виду, что тело транслировало полную востребованность? Спасибо. Но душа-то мучалась”.

Про взаимоотношения души и тела ей говорить интересно. Не любит перегибы - когда о теле заботятся, а душу забрасывают в дальний угол. “Вкалывают в себя разные вещества, а сами - злобные и отвратительные. Нет, мне не нравятся все эти молодящиеся артистки с шиньончиками. Все эти искажения пластические, все эти лица натянутые-перетянутые. Что они себе думают, что у них с головой? Это же кража души”. Звучит как страшный приговор. Я пугаюсь. Лепечу, что здесь возможны варианты. Вот, скажем, Марлен Дитрих удалилась с глаз публики долой, чтобы ее старение не стало ничьим достоянием, а оставалось бы ее личной драмой. А Лени Рифеншталь до ста лет ныряла на людях с аквалангом и своих морщин не стыдилась. И Анни Жирардо тоже проблемы из них не делает. Какой вариант ей, Ренате, ближе? “На самом деле правильно состариться - это проблема головы. Есть красивые морщины, есть некрасивые. Лучше бы Жирардо ушла”. - “У кого красивые?” - “У Фанни Ардан. У Анук Эме, она - гениально состарившаяся женщина. А Брижит Бардо просто мопс”. Я опять пугаюсь. “Нет, интеллигентные методы борьбы с возрастом я не отрицаю, - проявляет Рената великодушие. - Человек ведь внутри себя не стареет. Может, чуть-чуть устает, ломается. Но внутри он такой же маленький, каким родился когда-то. И очень несправедливо это несоответствие постаревшей оболочки детскому самоощущению. Поэтому я буду приветствовать желание ухода от старости. Пускай, пускай. Только надо чувствовать меру, не пытаться вообще время остановить”.

“Мало времени, мало времени”, - повторяет Рената несколько раз, пока мы беседуем о разном. Когда она впервые почувствовала, что времени мало? “Я всегда с этим жила. Не успеешь сказать раз-два-три, как уже старая-старая или вообще в гробу лежишь”. Я пугаюсь в третий раз. Конечно же, фильм “Нет смерти для меня” она делала не только про блистательных див советского кино, но и про себя. Примеряла их судьбы.

С дивами она в особых отношениях с детства. В школе ее сторонились, она сторонилась в ответ. По вечерам возвращалась домой, там никого не было, потому что мама допоздна горела на работе. Ждал Ренату только голубой волнистый попугайчик Тотоша. А также великие актрисы, которые каждый день в шесть вечера по радио устраивали “литературные чтения”. Все одноклассники гуляли во дворе, а Рената слушала радио. И поедала сосиски с зеленым горошком. “Они в термосе были, потому что газ зажигать мама мне не разрешала. У меня до сих пор к сосискам отвращение, я их все детство каждый день ела. Горошек-то, хрен с ним, а сосиски видеть не могу”. Под эти самые сосиски она, наверное, и вымечтала ту блондинку, в которую потом превратила себя. Пока она мечтала, одноклассники обсуждали ровесниц-блондинок, а одноклассницы - соответственно, ровесников разного окраса. “Помню, был у нас урок физкультуры зимой. Учитель сказал съехать на лыжах с горки. И ко мне подошел Протасов, был у нас такой маленький и страшный, не знаю, что с ним сейчас, так вот, подошел он ко мне на горке и сообщил, что у него была ночь любви с какой-то девушкой. Так важно сообщил и съехал вниз. Восьмой, что ли, класс. Я просто была в шоке. Думала: боже мой, чем занимается наш Протасов... Или девочки мне иногда жаловались, что им приходится ходить в больницу и предотвращать свои беременности, а я все думала: боже мой, боже мой... Я была подзадержавшаяся в развитии, я еще не жила такой жизнью, все ждало меня впереди”. Представляю себе Ренату - наперсницу беременных девочек, мне смешно. Наверное, высокая такая, нескладная. “Да, я была дико высокая. Рядом с Протасовым уж точно. Бедный Протасов, прости меня”. - “Вы так уж за него не переживайте. Может, он в порядке, заседает где-нибудь в совете директоров”. - “Протасов? Это вряд ли”.

У нее нет нежных чувств к своему нежному возрасту и к одноклассникам (“глаза бы мои их не видели”). Она считает себя терпимой, но признается, что чем дольше живет, тем лучше понимает, что, если человек неприятен, то не нужно ни его понапрасну мучить своей терпимостью, ни себя. Произносит это свое “чем дольше живу” - и сама смеется. А потом задает вопрос: “Вы знаете, какой я была, что называется, в молодости?” - и опять смеется. “Вот, докатилась, такие страсти вам говорю”. И тут же без перехода: “А вам сейчас сколько?” - “Мне тридцать пять”. - “Ну, хорошо. Еще не старый”. - “Но уже не молодой”. - “Не-е-т, для мужчины это вообще не возраст. Для умной женщины тоже. Для дуры, конечно, плоховато. У нее уже все в прошлом. А для умной - самый класс”.

У Ренаты Литвиновой сейчас как раз тот самый “классный возраст”. И она умная, тут даже недоброжелательницы не возразят. А доброжелатели закивают головами.

“Скажите, Рената, мужчина способен понять женщину, как вы думаете?” - “Женщину не нужно понимать. Ее нужно любить”.

Ренату Литвинову обозвали секс-символом без ее одобрения или неодобрения. Она сохранила равнодушие. И с тех пор реагирует на это сочетание легкой скукой на лице: поймите, мне есть о чем думать. Она пишет очередной сценарий, в надежде, что уж этот-то для себя-режиссера. Уж в этом году непременно начнет экранизировать свои мысли. Потому в последнее время превратилась в затворницу букв, из которых складывает историю. Почти не выходит в свет. Поговаривают, что замужество ее переменило. Но это, похоже, изумление окружающих себя выдает: они не думали, что символ одиночества - определение, подобранное для Ренаты мужчинами-журналистами, - может вступить в противоречие с собственным имиджем.

Да разве у секс-символа спрашивают, хочет ли она ребенка и каково ей замужем. У секс-символа мечтательно просят фото на память, да желательно, чтоб побольше секс- и поменьше символа. А у нее ведь мозг есть. И все эти прыгалки с секс-символизмом - такое детство, из области бессознательного на ранней стадии развития гомосапиенса. И от одной своей фотографии в "Плейбое" она до сих пор не может отойти, хотя даже мама махнула рукой: "Было - и было". Но ведь такой некрасивый кадр - как же фотограф не понял? Это она страдает без красоты. А фотограф, может, ухватил откровение тела и мысленно взревел от удачи, поскакал проявлять и печатать. Поэтому ну их. Секс-символ - так секс-символ, общественная маска, утеха мужчин-созерцателей. Да и для нее защита. Все равно не скажет публике, хочет ли она ребенка и каково ей замужем. С какой стати! Любуйтесь тем, что сами нафантазировали и дайте ей жить по-своему.

- Рената, что доводило вас в детстве-отрочестве до слез? И что доводит до слез сейчас?

То же, что и в детстве. В детстве никто не научен защищаться, если чувствителен, ведь есть и нечувствительные дети, элементарные и равнодушные. В детстве я ощущала то, что я совсем одна, значит, что-то во мне не так, неправильность какая-то, неумение быстро поступать так, чтобы быть ловкой, уверенной, агрессивной, - все те качества, что ценятся в детстве, а во мне этого не было совсем, хотя этому можно научиться, даже играть в это, но в любом случае для меня это было неестественно. И если кто-то ко мне вдруг был добр, я была этому человеку благодарна! Может, некоторые мои знакомые из детства и удивятся...

- Чем вы не нравились окружающим в детстве?

Тем же, чем и сейчас. Но так же, как и сейчас, мне никогда не бросали обвинения в лицо, ничего конкретного.

- Говорил ли вам, ребенку, кто-либо из взрослых, что у вас большое будущее, что вы талантливы?

Более всего у взрослых я вызывала удивление, любопытство, смех и вздохи, но одновременно и уважение. Я занималась по классу фортепиано, и если мне говорили о способностях, то это мне было даже стеснительно, и я эти разговоры не любила. Бабушка спрашивала у меня всегда два вопроса очень драматическим тоном: "Что с тебя будет? Что ты себе думаешь?"

- Помните первую смерть, с которой вы столкнулись?

Страшна не сама смерть, а все эти атрибуты. Умирала наша соседка, и другая соседка, причем взрослая уже женщина, прибежала и с таким ажиотажем кричит: "Там Раиса умирает, пошли скорее, посмотрим!" Тогда в детстве в подъездах, если кто-то умирал, выставляли крышку гроба, обтянутую материей, ничего страшнее уже для меня не было - нужно было как-то пройти, чтоб этого не увидеть. Или была история с мальчиком, который подавился косточкой - все дети бежали на похоронную музыку в тот полдень, и я помимо воли, как у Гоголя в "Вийе", глянула ему в лицо - все в цветах, и в ту же ночь он явился ко мне в комнату, недалеко от кровати стал в белой рубашке, как утопленник, с узкими малиновыми губами, с закрытыми глазами, сине-бледной кожей - свет на него падал только от фонаря за окном. В руках у него был неземной цветок. Выбежать из комнаты нельзя было никак - он стоял в углу у дверей. И как будто укорял меня.

- А ваше самое памятное детское счастье?

До школы - все одно сплошное счастье, не было боли. Вот школа - уже не детство, я так считаю, там даже жесточе, чем в обычной жизни.

- Когда и как появились у вас первые высокие каблуки?

Это были мамины туфли, я одела и пошла в кино, и встретила мальчика из школы, и он ТАК посмотрел на меня, я подумала: опять что-то не так, я ужасна - так он мне отравил первую радость этим своим взглядом. Но я ему благодарна, что хотя бы ничего не сказал.

Какой вы были на выпускном вечере в школе? Было ли это событие переломным для вас, испытывали ли страх перед тем, что будет дальше?

Такие вопросы, как будто я на приеме у психиатра... Ну, на выпускном вечере я была, может, час, и ушла вместе с мамой и своей подругой Таней, которая впоследствии стала известной оперной певицей. Там было смешно. Никаких расставательных чувств. И неинтересно. Помню только актовый зал с выключенным светом и по стенам и углам разгоряченные лица. Когда мы спускались по лестнице, на другом этаже строгали бутерброды и распаковывали торты, но пахло сквозняком, казенной школой и хотелось скорее уйти. Я была счастлива, что все наконец кончилось.

Рената, как вы думаете (по опыту общения), у каких мужчин и каких женщин вы можете вызывать чувство неприятия вас?

У самых разных. У людей бывают такие убедительные мотивы.

- А что меняет в женщине замужество?

- Вас тяготит зависимость от мужчины, если, конечно, это состояние вам знакомо?

Совсем не тяготит, может, это тяготит мужчину?

Приносит ли вам удовлетворение такая личностная суета: там побыть актрисой, тут - сценаристом, потом, возможно, режиссером приоткрыться? Из-за чего этот хаос?

Изменение качества, перемена профессии - я бы советовала это многим. Я сама пишу, мои сценарии сделали многие режиссеры, я имею этот опыт. Я играла в своих сценариях как актриса - это другой опыт. И теперь мне надо сделать фильм как режиссеру, потому что все остальное пройдено. И если с кем-то работать в старом качестве, то только когда очень интересно, когда будет новый результат. Но в изменении профессии для многих сейчас я вижу позитивный выход, в этом нет ничего трагического или позорного, как иногда человек думает про себя. Вот я читаю мемуары Ольги Чеховой - она была звезда кино, но, когда ее перестали снимать, она осталась без работы и доходов и стала работать как косметичка. И на первый ее прием пришли трое мужчин, чтобы сделать педикюр - они хотели, чтобы это им сделала сама звезда. Такие первые клиенты. Но со временем ее бизнес очень процвел - в ее жизни появился новый смысл, работа и деньги, которые дают некую независимость. Исчерпав себя в одном, найду себя в чем-то другом. Перемена статуса, падение после успеха - это не трагично для меня, в этом есть польза, движение - не остановка. Хуже всего незанятость.

- Когда приходится кого-то долго ждать, чем вы развлекаетесь?

Я легко жду. Во мне есть эта стоичность. Просто всегда думаю: а есть ли в том смысл, нужен ли этот человек мне такой ценой? Если знаю, что смысл есть, то жду до последнего, до конца.

- Вы в детстве сочиняли страшилки?

Это то, что у меня всегда канючили и в пятидневке, когда тебя забирают только на выходные, и по ночам все просят рассказать историю, и потом всякие подружки на переменах. Я уже тогда поняла, что рассказывать истории - это как работа. Мне нравилось хранить их в себе, а рассказывать - это уже труд.

- И когда вы стали записывать то, что приходило в голову? Кому давали читать?

Никому не давала читать, только когда заставляли, например, чтобы поступить во ВГИК на сценарный факультет, нужно было сдать папку рассказов. Уже во время учебы во ВГИКе, моя бабушка брала у меня со стола тайно что-то почитать... Потом я прихожу, смотрю, она какая-то не такая, взволнованная, я спрашиваю: что случилось? - тогда она мне с обидой: "У меня над кроватью не старый потертый коврик висит, у меня ковер целый, нигде ни одной потертости!" И так несколько раз. Оказалось, она прочитала у меня в рукописи: "Над кроватью у нее висит старый потертый половик". Она всегда принимала написанное на свой счет. И сколько было конфликтов, когда я кричала: "Так ведь это не про тебя написано!" В общем, я не люблю давать читать рукописи. Помню, Кира Муратова все хотела почитать у меня сценарий, как мне казалось, раньше времени, я ей сказала: вот я вам покажу, что он у меня есть, но пока читать не дам, позже, - так она вырвала у меня его из рук и стала бегать вокруг такими неровными кругами. Конечно, мне было неудобно гнаться за ней и выдирать его обратно, но я испытала "душевную травму".

- Чего вы не прощаете? Злопамятны ли?

Я прощаю. У меня есть такие люди, которые вне прощений и обид, как мама, например. Я всегда прощаю людей, правильнее - я их не виню, просто я могу исключать их из своей жизни. Как правило, это необратимо: иногда они могут жить в памяти, и я могу по ним скучать, как по умершим, к которым нельзя вернуться. Я не чувствую обид на людей. Я могу быть ими поражена - насколько можно быть неумно злым, как можно так больно ударять, быть жестоким, подлым или вором-обманщиком. А если не обижена-унижена, то и не мстишь. Если бы я была поставлена в условия, как Гамлет, - мстить за любимых... Но у меня не было такого опыта.

- В чем ваш конфликт с Кирой Муратовой? Казалось, что вы так хорошо понимаете и дополняете друг друга.

У меня с Кирой Муратовой никакого конфликта нет и не может быть. Настал момент паузы, не знаю, какой длины. На проекты все труднее и труднее найти финансирование, особенно, когда деньги не государственные, а частные. Встает вопрос о возврате денег. Как потом продавать картину, будут ли ее смотреть - нет уже той полной свободы режиссера, которая была последние лет семь, особенно если режиссер с таким именем, диктовать ему никто не смел. Сейчас и имя не гарантирует независимость от денег. Я склоняюсь перед ее талантом, она выдающийся режиссер, сверхсильная личность, я разрываюсь между чувствами к ней - я и в поклонении, и мне ее так жалко, как бывает жалко родного человека, когда ему плохо, и ты не можешь ему помочь.

Вы снимаетесь в новой картине Рустама Хамдамова. В чем секрет его обаяния? Не пожалели, что расстояние между вами сократилось до совместной работы, не лучше ли было оставаться на почтительной дистанции?

Рустам - гений. В его таланте нет надсмеханий, ущербности, зла, того, что сейчас почти во всех талантливых картинах. С ним я подавлена его самодостаточностью, в него нельзя что-то привнести. То, что он делает на пленке, - совершенно, я не видела ничего красивее и вдохновеннее, чем фильм "Нечаянные радости", вообще в мировом кинематографе. Я счастлива, что знакома с ним, а вы такое спрашиваете! Он общается с тобой и отдает, но ничего не берет взамен от тебя, ты ничем ему не можешь помочь, ему ничего не нужно. Половина нашего фильма уже снята, остались съемки в Казахстане.

- Кажется, что вам должно быть близко творчество Достоевского и Сартра? Есть ли любимые произведения?

- А Фрейда читали?

Да, с ним у меня была такая история: я в детстве нашла в шкафу книгу Фрейда и с увлечением читала ее, я не понимала только значения одного, часто встречавшегося слова, почти в каждом абзаце - "гениталии, гениталии". Я решила, что это какое-то теоретическое, вводное слово. И все равно мне было интересно. Я читала это как возвышенный текст о человеческой душе. С тех пор я больше Фрейда не читала.

Счастливо.

Предыстория этого интервью:

Рената Литвинова родилась в 1968 году в Москве, в семье врачей. В 1991 году закончила сценарный факультет ВГИКа. С 1990 по 1998 год по ее сценариям сняты фильмы: "Ленинград. Ноябрь", "Нелюбовь", "Трактористы-2", "Мужские откровения", "Принципиальный и жалостливый взгляд". В 1994 году Рената сыграла одну из главных героинь в фильме Киры Муратовой "Увлеченья" и на фестивале "Кинотавр" получила приз за лучшую женскую роль. Спустя год кинокритики назвали ее единственно возможной актрисой в номинации "человек-стиль". В 1996 она стала автором одной из новелл и сыграла ее героиню в фильме Киры Муратовой "Три истории". В 1997 начала сниматься в киноленте Евгения Митрофанова "Третий путь" (первоначальное название "Не хватайте скорпиона за уши") и в картине Рустама Хамдамова «Вокальные параллели». Первый проект завершен, второй пока нет. В конце 1997 года Рената вышла замуж за продюсера Александра Антипова. В 1998 Валерий Тодоровский закончил картину "Страна глухих", снятую по повести Литвиновой "Обладать и принадлежать". Съемки нового фильма Киры Муратовой по сценарию Ренаты и с ее участием как актрисы были остановлены из-за отсутствия денег, а также из-за творческих разногласий режиссера и продюсера.

ФОТО Лена Сарапульцева

Это была настоящая эпопея - договориться об интервью с Ренатой Литвиновой. Она согласилась - и взяла паузу на несколько недель, стремительно устроила фотосессию и снова исчезла, предложила ответить на вопросы письменно - и в последний момент все-таки назначила встречу в кафе. Изысканно-вежливая и неожиданно прямая, неузнаваемая и похожая на свой кинообраз. Миссия показалась мне почти невыполнимой: попытаться увидеть мир глазами женщины-мифа, кумира и идеала тысяч поклонников.

Вы как-то написали: «Я не стала воспринимать другого ни как врага, ни как жертву. Я стала видеть в людях прежде всего ребенка». Что вы имели в виду?

Если человек меня начинает не устраивать, я вглядываюсь и пытаюсь на него посмотреть просто, без всех вот этих доставляющих моментов. Когда-то он был беззащитен, и конечно, внутри себя таким и остался. Может быть, подойти к нему с другой стороны и не тратиться на то, чтобы раздражаться. Тратиться на негативное неконструктивно, непродуктивно и невыгодно. Надо пропускать все это. Пропускать обиду. Когда тебе наносят какую-то обиду, уметь пропустить ее мимо себя, не расстраиваться, не обижаться. Это помогает.

Теория любви

В свободной, современной, остроумной комедии Анны Меликян, получившей Гран-при «Кинотавра»-2015, целое созвездие актеров и Литвинова в главной роли. Ее героиня, психолог, рассказывает студентам о химии любви, гормонах и волшебстве, а живет… так, как живет, параллельно научным теориям. Непредсказуемо. Но вы ее точно узнаете - по шпилькам, алой помаде, таинственной улыбке и морю обаяния - тому, с чем Рената, кажется, родилась.

«Про любовь» Анны Меликян
В остальных ролях: Михаил Ефремов, Мария Шалаева, Юлия Снигирь, Владимир Машков. В прокате с 10 декабря.

Вы в себе ощущаете детское начало?

Р. Л.:

Я знаю, что люди себя проявляют то детьми, то родителями, то стариками, мне все время кажется, что я между родителем и стариком. Я не нуждаюсь в том, чтобы меня опекали. Моя модель поведения и отношения к людям такая: у меня есть потребность человека направлять. Я очень долго не прерываю, например, какие-то рабочие отношения, потому что думаю, что люди сами должны от меня оторваться. Я должна пройти с человеком определенный путь, провести какое-то время, чтобы он сам отошел от меня. Разрыв не должен быть насильственным. Но и потакать людям, которые ошибаются, нельзя. Женщины иногда терпят, когда их обижают. Но так они потакают злодейству. Я вижу в этом не мягкость характера, а слабость: не сказать плохому человеку или тому, кто тебе близок, что он ведет себя нехорошо. Он нахамил, он обидел, он был агрессивен, жаден, нечуток, черств - проглатывая это, мы потворствуем тому, что он будет поступать еще хуже. А если человек ударил кого-то? И потом находит себе оправдания. Нельзя это пропускать.

Вы умеете сказать так, чтобы человек это принял?

Р. Л.:

Да, с возрастом я даже очень умею это сказать. Хотя в личной жизни я готова на компромисс. А в работе компромиссов не люблю. Любишь - значит принимаешь человека, любишь - значит его все-таки жалеешь. Я и сама ненавижу момент, когда меня контролируют, не дают дышать свободно. Это не любовь, это просто пленение.

ФОТО Лена Сарапульцева

А вы к себе снисходительны или тоже строги?

Р. Л.:

Бог его знает, я и так, и так. Мне кажется, конечно, надо себя любить. Но с другой стороны, хочется над собой работать. И личные отношения - это всегда работа. Но не только с моей стороны. Отдавая, я все-таки жду, что должен быть обмен.

В 2000 году вы сняли фильм «Нет смерти для меня» - монологи актрис, которым тогда было уже много лет. Вам нравится общаться со старыми людьми?

Р. Л.:

Я обожаю общаться с пожилыми людьми. Они всегда могут рассказать какую-то свою историю. Когда я снимала фильм «Нет смерти для меня», некоторые так сопротивлялись! Но я их уговорила. Меня полюбила Нонна Викторовна Мордюкова, с которой я потом подружилась. А Татьяна Окуневская мне так и не простила, что так много было Мордюковой в фильме: «Я не понимаю, зачем так много этой скучной и однообразной Мордюковой». Прямо ревность, личные счеты! Окуневская была женщиной до конца. Есть люди, которые любят принадлежать, а она, наоборот, любила обладать. Была собственником. Страсти в ней кипели - можно позавидовать. А к Лидии Смирновой я пришла в первый раз, как дура, в красном платье, с помадой, с макияжем… И все: она меня ненавидела всю дорогу. Потом как-то на съемках я была уже такая измученная, зачморенная, что Мордюкова меня не узнала. Говорит: «Где Рената?» Она подумала, что я дочка Литвиновой.

Я тоже вас с трудом узнала в нашу первую встречу - ничего общего с ярким экранным образом! Вы много раз говорили, что не хотите быть как все. Что вы имеете в виду?

Р. Л.:

Мне просто не нравятся люди, которые тебя редактируют. Вот, мол, тебя осудят! Или мне говорили: «Ты должна дать опровержение. А то мало ли что про тебя подумают?» Да мне наплевать, что про меня подумают. Я не буду давать никаких комментариев. Какой я живу жизнью, с кем, куда… - нет! Я потом узнала, что женщин, которые родились в мой год Огненной Лошади, сжигали - они были негодные для семейной жизни. Я вот, видимо, не гожусь. Я хочу свободы, не хочу подходить под эти устои. Не то что все обыкновенные, а я необыкновенная, нет. Вы будьте такими, какие вы есть, - не диктуйте мне, какой мне надо быть. Понимаете?

ФОТО Лена Сарапульцева

Вы помните что-то, что вы сделали против течения, наперекор всему?

Р. Л.:

Вот когда я разводилась, были всякие слухи - я не давала ни одного комментария. Потому что не хотела ни оправдываться, ни объяснять ситуацию. Я считаю это абсолютно ниже своего достоинства.

«Любишь - значит принимаешь человека, любишь - значит все-таки его жалеешь»

А «не надо этого снимать» вам говорили когда-нибудь?

Р. Л.:

Вот как раз про «Нет смерти для меня». Продюсер позвонила в страшной панике, прямо кричала в трубку: «Что ты снимаешь? Ты же снимаешь одни говорящие головы! Это же не монтажно!» После этого я не стала показывать вообще материал. Еще мне оператора тогда дали. Я ему говорю: «Ставьте так камеру», а он меня не слушает: «Это неправильно, мы будем снимать издалека!» Ну тут уж я ему сказала: «Тра-та-та, вы будете ставить камеру так, как я скажу». И он меня быстро понял. Я потом смонтировала картину, им отдала, они мне позвонили: «Мы решили тебе выписать премию!» Стали сразу эту картину отдавать на все фестивали. Мне предлагали показывать, как эти бабушки салат режут на кухне. А я хотела, чтобы они были звезды, дивы. Красивые. Мы их красили, свет по сто часов выставляли, фильтры... Я пыталась их снять как можно красивее.

Вам что больше нравится: снимать, сниматься, писать свои сценарии, рассказы?

Р. Л.:

Мне очень нравится снимать и очень нравится писать. И рисовать еще. Eсли бы у меня не было потребности снимать свои тексты, я бы никогда этого не делала. Мне огромное удовольствие приносит сам процесс съемок, процесс «сочинительства» того, что я могу перевести в изображение. Мне одинаково важны и диалоги, произнесенные героями, и само изображение. А сниматься вообще не люблю. Это для меня просто кошмар. Мне очень нравится самой стоять за камерой. Я это обожаю.

ФОТО Лена Сарапульцева

Все выстраивать, контролировать, делать по-своему?

Р. Л.:

Да, когда я создаю свою вторую реальность. Это самое увлекательное. Кино должно быть твоим личным, авторским. Другой человек так не может увидеть. Наверное, поэтому мне неинтересно социальное кино, документальное, бытовое и не оторванное от унылой повседневности. Мне в моем кино важнее всего показать мою версию сна о жизни. Саму жизнь я могу посмотреть и так. Из окна, например, или на улице, где только и «уворачивайся от суеты, нападений и агрессии». Хотя я обожаю интересоваться людьми и их историями, во мне нет барьера - вдруг заговорить с незнакомцем. Особенно если этот человек ведет какой-то нетривиальный образ жизни, пережил потрясение или путешествие.

Но ведь фильм о судьбе звездных актрис - это же был документальный проект?

Р. Л.:

Все равно я их погрузила не в реальность! Я сделала каждой мейкап, образ. Во время мейка они готовились к тому, что они звезды, дивы, а не какие-то пожилые женщины, которые должны резать овощи на кухне. Это, по-моему, никому не интересно.

«Мне в моем кино важнее всего показать мою версию сна о жизни. Саму жизнь я могу посмотреть и так. Из окна, например»

Свою старость вы себе какой представляете?

Р. Л.:

Свободной. Все-таки главное - свободной. Я как-то своей дочери сказала: «Я с тобой жить не буду, ты уж больно у меня властная». Мне вот скоро пятьдесят, а она мне - «Где ты была? Во сколько ты пришла домой? С кем ты была?» Что это такое, говорю. Я буду старенькая, худенькая, а ты меня вот так будешь мучить: «Когда ты вернешься домой?» А я, может быть, хочу погулять, со старичками какими-нибудь познакомиться, мало ли что… Я вообще считаю, что родители должны жить отдельно от детей. Ну если ты не болен и не находишься совсем в состоянии паралича.

Вам удалось отпустить дочь?

Р. Л.:

Я ее не отпустила, а оторвала от сердца. Конечно, она тоже чуть-чуть «подстрадывала», но отрыв пережила относительно легко. В Москве она сменила одну школу, вторую, третью… А сейчас ей все нравится, ей во французской школе хорошо. Она самостоятельная совершенно, 14 лет, взрослая, у нее свое понимание, свои понятия. Я ее очень уважаю. Она, например, мне говорит, что дети не должны одеваться в бренды. Она дружит с девочкой, которая одета крайне скромно, а ее отец - владелец сети магазинов, которая даже у нас есть. И никогда в жизни не подумаешь, что этот человек - миллионер.

ФОТО Лена Сарапульцева

Вы чувствуете себя сильным человеком?

Р. Л.:

Я не претендую на то, чтобы быть сильной, но какая-то живучесть во мне определенно есть. Все равно встаешь и идешь дальше. Но сила - это значит и давить все живое, я не хочу такой силы.

Вы человек раннего развития или позднего? Как вы ощущаете время, свой возраст?

Р. Л.:

Мне кажется, я страшно изменилась. И очень много сделала для того, чтобы быть вне клише. Меня часто спрашивают про мой образ - придуман или выстрадан. Уж точно, я ни у кого его не копировала. Если женщина с любым набором внешних данных не покрасивела к 30 годам, то она просто глупа. Иногда нужно идти против всех и оказаться правой - потом.

Кем вы восхищаетесь?

Р. Л.:

Есть такие люди в моей жизни, которые преподнесли мне… показали мне такое сначала дерзкое поведение, а потом они оказывались совершенно правы. Они делали что-то и не могли по-другому. Потому что цель в жизни каждый назначает себе сам. Вот Кира Муратова, у которой фильмы смывали. И иногда она принимала такие странные решения - а потом я видела, что она была права. Земфира, например, тоже такая. Я хочу сказать, что не было ни одного ее такого искреннего поступка, который бы не был оправдан. Потому что когда ты поступаешь естественно для себя, ты всегда будешь отблагодарена судьбою во много раз. За то, что ты себя не ломаешь.

Что еще вам бы хотелось сделать в жизни?

Р. Л.:

Мне бы хотелось еще снять несколько хороших фильмов, а потом я бы пошла писать. Жила бы тихой жизнью. Сейчас я тоже пишу, но все ерунду какую-то, а чтобы писать по-настоящему, нужно уйти от всех остальных дел, отойти от суеты, предать себя некоей аскезе. Я не верю людям, которые делают сразу несколько дел. Я вообще на свой счет не думаю… Мне даже некоторые люди говорят: «Я завидую тому, как ты легко относишься к тому, что ты делаешь». Я не придаю этому такого уж значения… Я вот люблю фильмы Тарковского, но где же у него чувство юмора к себе? Или вот, например, какой добрый, какой светлый, какой ироничный Феллини, он не боялся быть смешным! Как он любит смешных людей, какие они у него трогательные… Для меня это вообще самый лучший режиссер, один из самых лучших. Или Билли Уайлдер. У него герои и серьезные, и одновременно смешные. Ведь относиться очень серьезно к жизни могут только дураки!

Едина во всех лицах

Родилась 12 января 1967 года в Москве в семье врачей. Родители расстались, когда Ренате был год. Когда она училась на сценарном факультете ВГИКа , Сергей Соловьев предложил Валерию Рубинчику снять фильм по ее сценарию «Нелюбовь» (1991). Автор 12 сценариев , в том числе к «Стране глухих» Валерия Тодоровского (1997). С 1993 года сотрудничала с Кирой Муратовой : («Увлеченья», 1994, «Три истории, 1997). Славу и Государственную премию ей принесла роль медсестры в фильме «Граница. Таежный роман» Александра Митты (2000) . Первый брак продлился всего год, во втором - с бизнесменом Леонидом Добровским – в 2001 году родилась дочь Ульяна , а в 2007 году они развелись. Еще одна ипостась Литвиновой - режиссер, в том числе концертных фильмов для Земфиры и роликов для Rado и L’Oréal (Рената была посланницей красоты марки L’Oréal Paris). Самые личные ее киновысказывания - «Богиня: как я полюбила» (2004) и «Последняя сказка Риты» (2012) . Сыграла три роли в МХТ им. Чехова, одна из них - Ромэйн в детективе Агаты Кристи «Свидетель обвинения» (даты спектаклей см. на сайте mxat.ru)

ФОТО Лена Сарапульцева

Это была настоящая эпопея - договориться об интервью с Ренатой Литвиновой. Она согласилась - и взяла паузу на несколько недель, стремительно устроила фотосессию и снова исчезла, предложила ответить на вопросы письменно - и в последний момент все-таки назначила встречу в кафе. Изысканно-вежливая и неожиданно прямая, неузнаваемая и похожая на свой кинообраз. Миссия показалась мне почти невыполнимой: попытаться увидеть мир глазами женщины-мифа, кумира и идеала тысяч поклонников.

Вы как-то написали: «Я не стала воспринимать другого ни как врага, ни как жертву. Я стала видеть в людях прежде всего ребенка». Что вы имели в виду?

Если человек меня начинает не устраивать, я вглядываюсь и пытаюсь на него посмотреть просто, без всех вот этих доставляющих моментов. Когда-то он был беззащитен, и конечно, внутри себя таким и остался. Может быть, подойти к нему с другой стороны и не тратиться на то, чтобы раздражаться. Тратиться на негативное неконструктивно, непродуктивно и невыгодно. Надо пропускать все это. Пропускать обиду. Когда тебе наносят какую-то обиду, уметь пропустить ее мимо себя, не расстраиваться, не обижаться. Это помогает.

Теория любви

В свободной, современной, остроумной комедии Анны Меликян, получившей Гран-при «Кинотавра»-2015, целое созвездие актеров и Литвинова в главной роли. Ее героиня, психолог, рассказывает студентам о химии любви, гормонах и волшебстве, а живет… так, как живет, параллельно научным теориям. Непредсказуемо. Но вы ее точно узнаете - по шпилькам, алой помаде, таинственной улыбке и морю обаяния - тому, с чем Рената, кажется, родилась.

«Про любовь» Анны Меликян
В остальных ролях: Михаил Ефремов, Мария Шалаева, Юлия Снигирь, Владимир Машков. В прокате с 10 декабря.

Вы в себе ощущаете детское начало?

Р. Л.:

Я знаю, что люди себя проявляют то детьми, то родителями, то стариками, мне все время кажется, что я между родителем и стариком. Я не нуждаюсь в том, чтобы меня опекали. Моя модель поведения и отношения к людям такая: у меня есть потребность человека направлять. Я очень долго не прерываю, например, какие-то рабочие отношения, потому что думаю, что люди сами должны от меня оторваться. Я должна пройти с человеком определенный путь, провести какое-то время, чтобы он сам отошел от меня. Разрыв не должен быть насильственным. Но и потакать людям, которые ошибаются, нельзя. Женщины иногда терпят, когда их обижают. Но так они потакают злодейству. Я вижу в этом не мягкость характера, а слабость: не сказать плохому человеку или тому, кто тебе близок, что он ведет себя нехорошо. Он нахамил, он обидел, он был агрессивен, жаден, нечуток, черств - проглатывая это, мы потворствуем тому, что он будет поступать еще хуже. А если человек ударил кого-то? И потом находит себе оправдания. Нельзя это пропускать.

Вы умеете сказать так, чтобы человек это принял?

Р. Л.:

Да, с возрастом я даже очень умею это сказать. Хотя в личной жизни я готова на компромисс. А в работе компромиссов не люблю. Любишь - значит принимаешь человека, любишь - значит его все-таки жалеешь. Я и сама ненавижу момент, когда меня контролируют, не дают дышать свободно. Это не любовь, это просто пленение.

ФОТО Лена Сарапульцева

А вы к себе снисходительны или тоже строги?

Р. Л.:

Бог его знает, я и так, и так. Мне кажется, конечно, надо себя любить. Но с другой стороны, хочется над собой работать. И личные отношения - это всегда работа. Но не только с моей стороны. Отдавая, я все-таки жду, что должен быть обмен.

В 2000 году вы сняли фильм «Нет смерти для меня» - монологи актрис, которым тогда было уже много лет. Вам нравится общаться со старыми людьми?

Р. Л.:

Я обожаю общаться с пожилыми людьми. Они всегда могут рассказать какую-то свою историю. Когда я снимала фильм «Нет смерти для меня», некоторые так сопротивлялись! Но я их уговорила. Меня полюбила Нонна Викторовна Мордюкова, с которой я потом подружилась. А Татьяна Окуневская мне так и не простила, что так много было Мордюковой в фильме: «Я не понимаю, зачем так много этой скучной и однообразной Мордюковой». Прямо ревность, личные счеты! Окуневская была женщиной до конца. Есть люди, которые любят принадлежать, а она, наоборот, любила обладать. Была собственником. Страсти в ней кипели - можно позавидовать. А к Лидии Смирновой я пришла в первый раз, как дура, в красном платье, с помадой, с макияжем… И все: она меня ненавидела всю дорогу. Потом как-то на съемках я была уже такая измученная, зачморенная, что Мордюкова меня не узнала. Говорит: «Где Рената?» Она подумала, что я дочка Литвиновой.

Я тоже вас с трудом узнала в нашу первую встречу - ничего общего с ярким экранным образом! Вы много раз говорили, что не хотите быть как все. Что вы имеете в виду?

Р. Л.:

Мне просто не нравятся люди, которые тебя редактируют. Вот, мол, тебя осудят! Или мне говорили: «Ты должна дать опровержение. А то мало ли что про тебя подумают?» Да мне наплевать, что про меня подумают. Я не буду давать никаких комментариев. Какой я живу жизнью, с кем, куда… - нет! Я потом узнала, что женщин, которые родились в мой год Огненной Лошади, сжигали - они были негодные для семейной жизни. Я вот, видимо, не гожусь. Я хочу свободы, не хочу подходить под эти устои. Не то что все обыкновенные, а я необыкновенная, нет. Вы будьте такими, какие вы есть, - не диктуйте мне, какой мне надо быть. Понимаете?

ФОТО Лена Сарапульцева

Вы помните что-то, что вы сделали против течения, наперекор всему?

Р. Л.:

Вот когда я разводилась, были всякие слухи - я не давала ни одного комментария. Потому что не хотела ни оправдываться, ни объяснять ситуацию. Я считаю это абсолютно ниже своего достоинства.

«Любишь - значит принимаешь человека, любишь - значит все-таки его жалеешь»

А «не надо этого снимать» вам говорили когда-нибудь?

Р. Л.:

Вот как раз про «Нет смерти для меня». Продюсер позвонила в страшной панике, прямо кричала в трубку: «Что ты снимаешь? Ты же снимаешь одни говорящие головы! Это же не монтажно!» После этого я не стала показывать вообще материал. Еще мне оператора тогда дали. Я ему говорю: «Ставьте так камеру», а он меня не слушает: «Это неправильно, мы будем снимать издалека!» Ну тут уж я ему сказала: «Тра-та-та, вы будете ставить камеру так, как я скажу». И он меня быстро понял. Я потом смонтировала картину, им отдала, они мне позвонили: «Мы решили тебе выписать премию!» Стали сразу эту картину отдавать на все фестивали. Мне предлагали показывать, как эти бабушки салат режут на кухне. А я хотела, чтобы они были звезды, дивы. Красивые. Мы их красили, свет по сто часов выставляли, фильтры... Я пыталась их снять как можно красивее.

Вам что больше нравится: снимать, сниматься, писать свои сценарии, рассказы?

Р. Л.:

Мне очень нравится снимать и очень нравится писать. И рисовать еще. Eсли бы у меня не было потребности снимать свои тексты, я бы никогда этого не делала. Мне огромное удовольствие приносит сам процесс съемок, процесс «сочинительства» того, что я могу перевести в изображение. Мне одинаково важны и диалоги, произнесенные героями, и само изображение. А сниматься вообще не люблю. Это для меня просто кошмар. Мне очень нравится самой стоять за камерой. Я это обожаю.

ФОТО Лена Сарапульцева

Все выстраивать, контролировать, делать по-своему?

Р. Л.:

Да, когда я создаю свою вторую реальность. Это самое увлекательное. Кино должно быть твоим личным, авторским. Другой человек так не может увидеть. Наверное, поэтому мне неинтересно социальное кино, документальное, бытовое и не оторванное от унылой повседневности. Мне в моем кино важнее всего показать мою версию сна о жизни. Саму жизнь я могу посмотреть и так. Из окна, например, или на улице, где только и «уворачивайся от суеты, нападений и агрессии». Хотя я обожаю интересоваться людьми и их историями, во мне нет барьера - вдруг заговорить с незнакомцем. Особенно если этот человек ведет какой-то нетривиальный образ жизни, пережил потрясение или путешествие.

Но ведь фильм о судьбе звездных актрис - это же был документальный проект?

Р. Л.:

Все равно я их погрузила не в реальность! Я сделала каждой мейкап, образ. Во время мейка они готовились к тому, что они звезды, дивы, а не какие-то пожилые женщины, которые должны резать овощи на кухне. Это, по-моему, никому не интересно.

«Мне в моем кино важнее всего показать мою версию сна о жизни. Саму жизнь я могу посмотреть и так. Из окна, например»

Свою старость вы себе какой представляете?

Р. Л.:

Свободной. Все-таки главное - свободной. Я как-то своей дочери сказала: «Я с тобой жить не буду, ты уж больно у меня властная». Мне вот скоро пятьдесят, а она мне - «Где ты была? Во сколько ты пришла домой? С кем ты была?» Что это такое, говорю. Я буду старенькая, худенькая, а ты меня вот так будешь мучить: «Когда ты вернешься домой?» А я, может быть, хочу погулять, со старичками какими-нибудь познакомиться, мало ли что… Я вообще считаю, что родители должны жить отдельно от детей. Ну если ты не болен и не находишься совсем в состоянии паралича.

Вам удалось отпустить дочь?

Р. Л.:

Я ее не отпустила, а оторвала от сердца. Конечно, она тоже чуть-чуть «подстрадывала», но отрыв пережила относительно легко. В Москве она сменила одну школу, вторую, третью… А сейчас ей все нравится, ей во французской школе хорошо. Она самостоятельная совершенно, 14 лет, взрослая, у нее свое понимание, свои понятия. Я ее очень уважаю. Она, например, мне говорит, что дети не должны одеваться в бренды. Она дружит с девочкой, которая одета крайне скромно, а ее отец - владелец сети магазинов, которая даже у нас есть. И никогда в жизни не подумаешь, что этот человек - миллионер.

ФОТО Лена Сарапульцева

Вы чувствуете себя сильным человеком?

Р. Л.:

Я не претендую на то, чтобы быть сильной, но какая-то живучесть во мне определенно есть. Все равно встаешь и идешь дальше. Но сила - это значит и давить все живое, я не хочу такой силы.

Вы человек раннего развития или позднего? Как вы ощущаете время, свой возраст?

Р. Л.:

Мне кажется, я страшно изменилась. И очень много сделала для того, чтобы быть вне клише. Меня часто спрашивают про мой образ - придуман или выстрадан. Уж точно, я ни у кого его не копировала. Если женщина с любым набором внешних данных не покрасивела к 30 годам, то она просто глупа. Иногда нужно идти против всех и оказаться правой - потом.

Кем вы восхищаетесь?

Р. Л.:

Есть такие люди в моей жизни, которые преподнесли мне… показали мне такое сначала дерзкое поведение, а потом они оказывались совершенно правы. Они делали что-то и не могли по-другому. Потому что цель в жизни каждый назначает себе сам. Вот Кира Муратова, у которой фильмы смывали. И иногда она принимала такие странные решения - а потом я видела, что она была права. Земфира, например, тоже такая. Я хочу сказать, что не было ни одного ее такого искреннего поступка, который бы не был оправдан. Потому что когда ты поступаешь естественно для себя, ты всегда будешь отблагодарена судьбою во много раз. За то, что ты себя не ломаешь.

Что еще вам бы хотелось сделать в жизни?

Р. Л.:

Мне бы хотелось еще снять несколько хороших фильмов, а потом я бы пошла писать. Жила бы тихой жизнью. Сейчас я тоже пишу, но все ерунду какую-то, а чтобы писать по-настоящему, нужно уйти от всех остальных дел, отойти от суеты, предать себя некоей аскезе. Я не верю людям, которые делают сразу несколько дел. Я вообще на свой счет не думаю… Мне даже некоторые люди говорят: «Я завидую тому, как ты легко относишься к тому, что ты делаешь». Я не придаю этому такого уж значения… Я вот люблю фильмы Тарковского, но где же у него чувство юмора к себе? Или вот, например, какой добрый, какой светлый, какой ироничный Феллини, он не боялся быть смешным! Как он любит смешных людей, какие они у него трогательные… Для меня это вообще самый лучший режиссер, один из самых лучших. Или Билли Уайлдер. У него герои и серьезные, и одновременно смешные. Ведь относиться очень серьезно к жизни могут только дураки!

Едина во всех лицах

Родилась 12 января 1967 года в Москве в семье врачей. Родители расстались, когда Ренате был год. Когда она училась на сценарном факультете ВГИКа , Сергей Соловьев предложил Валерию Рубинчику снять фильм по ее сценарию «Нелюбовь» (1991). Автор 12 сценариев , в том числе к «Стране глухих» Валерия Тодоровского (1997). С 1993 года сотрудничала с Кирой Муратовой : («Увлеченья», 1994, «Три истории, 1997). Славу и Государственную премию ей принесла роль медсестры в фильме «Граница. Таежный роман» Александра Митты (2000) . Первый брак продлился всего год, во втором - с бизнесменом Леонидом Добровским – в 2001 году родилась дочь Ульяна , а в 2007 году они развелись. Еще одна ипостась Литвиновой - режиссер, в том числе концертных фильмов для Земфиры и роликов для Rado и L’Oréal (Рената была посланницей красоты марки L’Oréal Paris). Самые личные ее киновысказывания - «Богиня: как я полюбила» (2004) и «Последняя сказка Риты» (2012) . Сыграла три роли в МХТ им. Чехова, одна из них - Ромэйн в детективе Агаты Кристи «Свидетель обвинения» (даты спектаклей см. на сайте mxat.ru)