Ежегодно из детских домов России во взрослую жизнь, как в космос, выходят более 20 тысяч человек. Дальнейшая их судьба предельно понятно изложена языком прокурорской статистики: 40% в первые же годы попадают в тюрьму, еще 40% становятся бездомными, 10% кончают жизнь самоубийством. Оставшиеся 10% - это «условно успешные», то есть те, кто не доставляет особых хлопот государству. По-настоящему же успешных - доли процента. Принято считать, что единственный шанс, который дается выпускнику детдома, - это шанс на чудо. Но сами успешные детдомовцы уверены: пока мы будем подменять технологию мистикой, шансов у них не будет никаких
Хэппи-энд
Наталье Пигасовой 26 лет. Она сидит на диване в своей новой квартире. Нет, не той, которую ей в соответствии с законом предоставило государство: часть пищеблока в заброшенном деревенском детском саду. Наталья сидит в своей собственной квартире, купленной в новом доме на свои собственные деньги. Да, в кредит, да, в Раменском, да, час на электричке до Москвы, но эти 40 квадратных метров - результат собственных усилий.
Наташа не слышит моих вопросов, она как будто чем-то оглушена, она вылавливает из пространства нотки незнакомого ей до сих пор состояния и сдержанно улыбается, как Ума Турман. Девушка словно только что вернулась с долгой войны и все никак не может понять, как жить, когда никто в тебя не стреляет.
Это моя вторая встреча с Пигасовой. Первая состоялась семь лет назад в офисе компании, владелец которой, Андрей Захаров, в те времена помогал детским домам, причем не только деньгами, но и возможностями. Он взял на работу 19-летнюю выпускницу детдома из города Шуя Ивановской области, хотя на ее зарплату можно было бы нанять гораздо более опытного офис-менеджера. В первые же дни Наталья шокировала весь коллектив тем, что в свободное время не торчала в аське, а ходила по офису и протирала столы.
А если тебя все-таки уволят, ты в Шую вернешься? - спросил я ее семь лет назад.
Нет, не вернусь, - ответила Наталья. - Мне нравится в Москве. Здесь так тихо, спокойно.
Спокойно?!
Ну, в смысле никто тебя не знает и можешь стать такой, какой ты хочешь стать. А в Шуе все тебя знают такой, какая ты есть. Там тебе просто не дадут измениться.
Сегодня она работает бухгалтером в Московской теплосетевой компании и учится сразу в двух вузах: на социолога и экономиста. А семь лет назад Наталья первый раз в жизни увидела паркет - в комнате, которую нашла по объявлению: «Пожилые пенсионеры сдадут жилье одинокой девушке». На месте оказалось, что пенсионеры уехали на лето на дачу, а вместо них - пара молодых и здоровых «внуков». Это отлаженная схема по вовлечению в проституцию наивных провинциалок. И если бы Наталья пришла в эту комнату одна, ее судьба была бы предрешена. Но с ней были мурзики - люди, которые знают, что чудес не бывает.
Технология мурзика
Я хочу, чтобы вы запомнили одну вещь: вы здесь никому не нужны. Вы, такие замечательные, молодые - Лена, Веня, Катя, Наташа - не нужны в этом городе абсолютно никому. И я, Герман, такой большой и умный, тоже никому здесь не нужен, а если и нужен, то лишь потому, что я делаю то, что я делаю. Здесь, в Москве, вы будете кому-то нужны, только если будете что-то делать. Порхать над вами никто не станет, наше время стоит очень дорого. Так что подумайте, готовы ли вы принять такие правила. Если нет - мы вас посадим на машину и увезем туда, откуда привезли.
Это тоже было семь лет назад. Герман Пятов, лидер благотворительного движения «Мурзики», совершал душеспасительный наезд на первых участников его нового проекта по адаптации детдомовских выпускников к жизни в Москве. Герман еще не предполагал, что успешность стартующих распределится обратно пропорционально его ожиданиям. Самая умная, Катя Фадина, сойдет с дистанции в первые же дни и попросится обратно в Рыбинск. Веня Кочетков, к которому мы еще вернемся, подавал большие надежды, но подвела гордыня, и через два года он тоже вернулся в свою Шую. Серую мышку Наташу Пигасову мы уже знаем. Но больше всех на первых порах мучились с Леной Фоминой.
Мы взяли ее в свою фирму секретарем на ресепшн: телефон, бумаги, чай-кофе, встретить-проводить, - мучительно рассказывал мне в то время еще один мурзик Николай Сабинин. - Поначалу от нее стонал весь офис. Когда звонили клиенты, им казалось, что они попали в пельменно-блинную. И самое ужасное - она не хотела меняться. В какой-то момент мы уже отчаялись и стали искать ей замену. Но как только она это поняла, дело тут же сдвинулось с мертвой точки.
Через несколько лет Лена все-таки ушла из компании Сабинина, но уже сама - на повышение в другую фирму. С тех пор она стала небольшой начальницей, выучила английский, удачно вышла замуж, но знаться с мурзиками, а тем более общаться с журналистами не желает. Говорит, что хочет забыть, как страшный сон, свое детдомовское прошлое и все, что о нем напоминает.
Движение «Мурзики» возникло 10 лет назад как форма благотворительного туризма в уик-энд. Его основатель, пластический хирург Герман Пятов, однажды случайно оказался в детском доме № 72 города Рыбинска, где испытал моральный шок: серые от недостатка материнской любви лица детей, в столовой - меню из двух строчек и майонезные баночки, вместо стаканов». Германа торкнуло, он стал закупать оптом детскую одежду и по субботам развозить ее по детдомам в радиусе 300 километров от Москвы. Постепенно к нему начали прилипать такие же, как он, молодые обеспеченные люди, созревшие для умеренной социальной ответственности. В конце концов Герман превратился в диспетчера благих порывов московского среднего класса.
Я просто выстраивал логистические цепочки: собирал информацию о том, какие детдома в чем нуждаются, и находил, где эти товары можно дешевле всего купить оптом, - вспоминает Герман. - Новичкам я давал адреса и говорил: «Делайте все сами». С деньгами мы поначалу дела вообще не имели, главное - личное действие. Это вызывало доверие, и через несколько лет в наших рядах уже были сотни мурзиков - от рядовых офисных служащих до владельцев достаточно крупных компаний.
А почему мурзики?
Название родилось из эмоции. Это первое слово, которое пришло мне в голову, когда я увидел детдомовских детей. Уже потом мы подвели под эту эмоцию смысловую базу: мурзик - это и тот маленький человек, которому нужно помочь, и тот маленький человек, который может помочь.
За несколько лет мурзики развезли по десяткам интернатов тонны гуманитарной помощи. Но с каждым уик-эндом им все яснее становилось, что принципиально это ничего не меняет. Одетые, обутые и накормленные дети после выхода из детдома точно так же пополняли тюрьмы, улицы, панели. К тому же государство к середине нулевых худо-бедно научилось само обеспечивать свои учреждения.
И тогда Герман решил вкладываться не только в шмотки, но и в мозги. Мурзики начали налаживать в подшефных детдомах производство, устраивать на лето выездные трудовые лагеря, а потом возникла идея давать наиболее перспективным выпускникам шанс на карьеру в Москве. Схема проста: на первые полгода мурзики подыскивают выпускникам жилье, устраивают их на работу в принадлежащие им компании и смотрят, что получится. Главное условие - никаких поблажек, все должно быть как в жизни.
У них ведь у всех госпитальный синдром, - говорит Герман. - Они даже не знают, как кефир в магазине выглядит. В детдоме они жили хоть и не богато, но на всем готовом. И эту привычку - мне все должны! - чудовищно тяжело преодолеть. Хуже всего, когда к выпускнику прилипает какой-нибудь скучающий альтруист и начинает мазать ему ж… мармеладом: вот тебе чай, кофе, пиво, денежка. Мы вообще терпеть не можем альтруистов. Они работают не на результат, а на процесс. Из-за них мы уже потеряли нескольких перспективных ребят.
На старте московский проект «Мурзиков» вызвал бурную дискуссию в благотворительных кругах. Многие считали, что это безжалостный эксперимент над детской психикой: после искушения Москвой им уже не захочется в своем небольшом городке работать за копейки, и они обречены на деградацию. Но время показало, что эти опасения были напрасными. За семь лет через руки мурзиков прошли десятки детдомовских выпускников, сбежала из Москвы примерно половина, но из них лишь единицы исчезли из поля зрения. После жизни в столице многим у себя на родине легче делать карьеру: по крайней мере они уже понимают, что это такое.
Технология воспа
Детский дом в городе Шуе Ивановской области - это огромное серое здание с длинным коридором между двумя корпусами. Этот коридор - символ стандартной карьеры выпускника. Выходя из стен детского дома, он всю жизнь ищет такие же холодные казенные стены и, как правило, их находит.
Все наши ребята благополучно устраиваются в жизни. - Директор детдома Анатолий Макаров, человек с неприятными глазами разочаровавшегося в родине чекиста, выдает стандартную лживую фразу, тысячи раз повторенную им и его коллегами на всевозможных конференциях, педсоветах и выпускных вечерах.
Правда, в первые же минуты разговора выясняется, что «устроиться в жизни» - это значит поступить в ПТУ. Это единственный шанс, который предоставляет выпускнику детдома государство. Настолько единственный, что на интернатовском жаргоне выпускников называют «хабзайцами» - от слова «хабза», то есть ПТУ. В этих учреждениях они становятся для педагогов главным источником головной боли, а для однокурсников - физической. Но никакая, даже самая адская головная боль не заставит администрацию ПТУ или колледжа публично сказать про детдомовских что-нибудь плохое. Потому что для их третьесортного образовательного продукта детдом - главный поставщик учащихся, а значит - бюджетного финансирования.
Из детдома в ПТУ, из ПТУ в никуда - эта выстроенная на уровне любого районо цепочка делает бессмысленными любые усилия детдомовских педагогов взрастить в душах сирот хоть какие-то амбиции. Если вдруг завтра директор шуйского интерната сойдет с ума и начнет усиленно готовить своих подопечных к поступлению в вузы, его, скорее всего, вызовут в администрацию и скажут: «Ты чего творишь? Прекратить немедленно!»
В Ярославской области местная благотворительная организация «Друзья русских сирот» недавно провела на эту тему исследование, результаты которого оказались более чем предсказуемыми: 49% поступивших в профессиональные училища детдомовцев с первых же дней учебы не посещают занятия. Из них 8% - по той причине, что уже сидят в тюрьме, остальные просто не хотят. Свое поведение они резонно объясняют тем, что учеба в ПТУ - это не их выбор, за них его сделало государство, вот пусть оно и учится.
Но даже те, кто худо-бедно досиживает до конца учебы, выходят на так называемый местный рынок труда не научившись ничему. И тут государство наносит им последний удар - выдает накопившиеся за долгие годы алименты, которые все это время отчисляли им лишенные прав родители. Даже если те платили минималку, это все равно более 200 тысяч рублей. Какая после этого может быть карьера?
Училище, которое я закончил, каждый год выпускает 400 человек, - говорит бывший детдомовец Веня Кочетков. - Там примерно половина наших, и большинство даже не пытаются трудоустроиться. А если пэтэушник все-таки приходит на автобазу или в гараж, ему дают ведро и говорят: «Сбегай к завхозу, принеси клиренса». И большинство действительно бегут. После этого с ними тут же прощаются. Потому что клиренс - это не жидкость, а расстояние между самой низкой частью корпуса автомобиля и асфальтом.
Веню Кочеткова мы уже знаем - он из того самого первого мурзиковского призыва. История его успеха началась в 12 лет, когда в интернате сломался грузовик, а денег на ремонт у директора не было. Тогда Веня просто взял учебник по автомеханике, долго его читал, а потом поменял в кардане крестовину. Машина заработала.
Меня это так удивило, - говорит Веня. - Бац! - и что-то получилось. Я стал по вечерам машины у частников ремонтировать, а когда уже поступил в колледж, начал покупать старый автохлам, приводить его в порядок и продавать дороже. В принципе и в Шуе можно жить, но я решил все-таки поехать в Москву, потому что хотел расти выше.
Когда семь лет назад я впервые пообщался с Веней, то сначала подумал, что Герман меня разводит - подсунул мне мальчика из московской интеллигентной семьи. Поверить, что передо мной человек, который с трех лет жил в детдоме, было невозможно. Он хорошим русским языком излагал очень правильные жизненные установки, он поражал какой-то взрослой спокойной уверенностью в себе, он за несколько месяцев работы водителем в фирме одного из мурзиков зарекомендовал себя с самой лучшей стороны. У меня не было на тот момент ни малейшего сомнения в том, что за судьбу Вени Кочеткова можно не волноваться.
Веню подвело типичное «заболевание» детдомовца: то, что на языке психологии называется «доминированием защитных форм поведения», а на человеческом - неумением конструктивно разрешать конфликты. Когда уже даже Герман перестал в нем сомневаться и отпустил в свободное плавание, Веня вдруг втихаря уволился, не справившись с элементарной проблемой: у него поменялся начальник - новый руководитель его невзлюбил и стал отлучать от работы, а обратиться за помощью к Герману Веня посчитал ниже своего достоинства.
Еще с полгода он потусовался в Москве - работал в «Макдоналдсе», - но потом вдруг вспомнил, что государство должно ему квартиру, и вернулся в Шую ее выбивать. Занимался этим три года, впал в депрессию, но добился лишь того, что его поставили в очередь без конца и начала. Наверное, этот приступ правдоискательства добил бы его окончательно, если бы не редкое для детдомовца качество: Веня в своей жизни не выпил ни капли алкоголя. Наконец он отчаялся поиметь что-то с государства, и как только плюнул на это дело, его жизнь снова наладилась.
Сейчас он работает на двух работах - водителем на шуйском рейсовом автобусе и помощником автоэлектрика. Недавно купил себе дом - старенький, хреновенький, но свой. С гордостью показывает мне прописку в паспорте. И говорит, что, когда о его поступке узнали бывшие детдомовские воспы (воспитатели), они только пальцем у виска покрутили: «Зачем?! Тебе ведь государство квартиру должно!»
Вот теперь, кажется, мы добрались до самого главного. До чуда. Самого обыкновенного.
Технология Матье
В интернат для трудных подростков, где царит атмосфера вечной войны между отмороженными детьми и осатаневшими взрослыми, приходит новый учитель пения - Клеман Матье. Невероятным напряжением педагогического таланта ему удается увлечь детей пением и организовать из них хор, который сам по себе становится мощным воспитательным инструментом. Это ставит под угрозу исповедуемую директором, мсье Рашеном, репрессивную систему управления. В результате Матье выгоняют с работы, хор распадается, но один из воспитанников, еще недавно считавшийся самым безнадежным, уговаривает свою мать забрать его из интерната, поступает в консерваторию и становится великим музыкантом.
Это краткое содержание французского фильма «Хористы». Он был снят шесть лет назад и за это время стал культовым для всех успешных детдомовских выпускников, с которыми я общался. И этот культ, пожалуй, единственное, что есть у них общего. А значит, здесь и надо копать.
Свой Клеман Матье был практически у всех знакомых мне успешных детдомовцев - учитель музыки, литературы, физкультуры, священник, неравнодушный ветеран войны из соседнего дома, выпускник интерната, которому удалось чего-то добиться в жизни, заводной благотворитель или даже спившийся, но не потерявший патриотического запала военный. Был свой Клеман Матье и в шуйском детдоме. Звали его Анатолий Анатольевич Голов. Он тоже был учителем музыки, но его никто не выгонял: он проработал 35 лет и в прошлом году умер. Практически все его ученики, кто впоследствии добился успеха, были с ним духовно близки. А кто не был близок - успеха не добился. Копаем дальше.
В России сейчас бум развития социальных технологий, история с «Мурзиками» лишь одна из многих. Вопрос «Что делать с выпускниками детских домов?» рождает тысячи ответов, сотни проектов и десятки попыток их осуществить. Социальный креатив бурлит в благотворительных организациях, государственном секторе, церковных кругах. «Напиши ребенку письмо», «Отведи сироту в церковь», «Возьми детдомовца на работу» - реабилитационных технологий как грязи, и их авторы, как правило, ненавидят друг друга, считая, что только они спасают детей, а остальные вредят делу. Про того же Германа Пятова его «конкуренты» рассказали мне гигабайты негатива, да и он сам выдал про других ничуть не меньше.
И все эти проекты вроде методически правильные, нужные и даже искренние, но большинство из них тонет в том, что на профессиональном жаргоне называется «благотворительный вампиризм». Это когда человек идет помогать не ради результата, а чтобы повысить собственную самооценку. В итоге основная часть усилий расходуется впустую или даже во вред. Как сказал мне один из бывших детдомовцев: «Иногда очень хочется надеть майку с надписью “На мне уже многие потоптались. Потопчись и ты”».
Если же смотреть на этот социальный ренессанс трезвым взглядом, то приходится признать: плохих социальных технологий нет. Каждая из них хороша ровно настолько, насколько при ее реализации действует «фактор Матье». Это супербанально, но это так: только человек, который заразит ребенка своим примером, может вытянуть его в мир успешных людей.
Этот «фактор Матье» вполне объясним с точки зрения психологии. Среди исследователей детдомовского синдрома очень популярна теория немецкого психотерапевта Гюнтера Аммона, основателя Берлинской школы динамической психиатрии. По мнению Аммона, всякий человек рождается с потенциалом так называемой конструктивной агрессивности, то есть со стремлением освоить и изменить окружающий мир. И этот инстинкт невозможно подавить ни в одном человеке без ущерба для его психического и даже физического здоровья. При нормальном развитии ребенка эта «агрессия» преобразуется в здоровое творческое начало. При дефектном воспитании она приобретает деструктивный характер.
Система современного детдомовского воспитания практически обрекает ребенка на второй вариант. И сбой в этой системе происходит лишь тогда, когда в ней случайно оказывается «вирус Клемана Матье». Проблема в том, что вероятность появления такого вируса в радиусе восприятия мира детдомовским ребенком неуклонно снижается.
Матье не могут появиться среди педагогов и воспитателей, потому что копеечные зарплаты аккумулируют в детдомах непрофессионалов. Матье все реже встречаются за пределами детдома, потому что человеческая среда в провинциальных городах обедняется, лучшие люди уезжают. На Матье не наткнешься даже виртуально - на экранах телевизоров и страницах книг, потому что страна живет без идеологии и без героев. Подростку для нормального развития жизненно важно почувствовать в себе потенциал какого-то большого целого, но для этого нужно, чтобы оно, целое, существовало в природе.
И это уже проблема не только детдомовских детей, - считает Оксана Пузенкова, замдиректора школы-интерната, расположенной в деревне Пищулино Смоленской области. - До того как прийти сюда, я долгое время работала в обычной школе, и поверьте, там процент успешных детей не намного выше, чем здесь. Да, они живут в нормальных семьях, но не получают от родителей достаточного внимания. Они для детей не авторитет. В сущности, это те же детдомовцы, только их детдом - семья.
Технология Марадоны
«После интерната я закончил ПТУ, а потом служил на атомной субмарине. Подводная лодка очень похожа на детский дом - деваться с нее некуда. Если бы после службы я вернулся в Суздаль, то точно кого-нибудь убил бы и сел в тюрьму. Но в поезде Мурманск - Москва на моем столе лежала замасленная газета, в которой я увидел объявление о том, что Петрозаводское училище культуры предоставляет своим студентам общежитие. Я спрыгнул с уже отходящего поезда, и это меня спасло».
Это цитата из книги Александра Гезалова «Соленое детство». Александр, пожалуй, самый известный детдомовец в России, во всяком случае среди других успешных выпускников. Ему 40 лет, у него куча медалей и орденов, у него звание «Человек года Республики Карелия» и крупнейшая в республике благотворительная организация «Равновесие» - и со всем этим добром он еще несколько лет назад жил на птичьих правах в шестиметровом чулане для хранения лыж петрозаводского интерната № 22. И жил бы там до сих пор, если бы не женился и не уехал в Москву.
В юности у Гезалова была кличка Марадона - за маленький рост, коренастое телосложение и неуемную энергию. Он не идет, а чаще всего бежит, раскидывая руки в стороны, как маленький самолетик. И еще - у него никогда не было своего Клемана Матье. Но это исключение лишь подтверждает правило.
Плохой детский дом гораздо лучше хорошего детского дома, - объясняет корень своего успеха сам Александр. - Если твое детство было настоящим адом, это может в тебе что-то пробудить для будущей жизни. А благополучный детский дом - это колыбельная песня перед расстрелом. Соломинка для тех, кто уже утонул. Мне повезло: я вырос в очень плохом детском доме.
«Воспы понимали, что управлять интернатом удобно делегируя свои полномочия старшим воспитанникам. А те упивались своей властью, превращая наше детство в ад. Так было и так есть. Уже став взрослым, я понял, что государство - это точно такой же ВОСП. Назначая работникам детских домов мизерные зарплаты, оно отдает еще нормальных детей в руки людей несчастных, ущербных и обозленных. Когда мне было 7–8 лет, я частенько подслушивал, как воспы в курилке говорили о том о сем. Смачно, грязно, порой с ненавистью. Больше всего доставалось мужьям. Я тогда не знал, кто такие мужья - мне думалось, это собаки или еще какие-то животные».
Когда воспитанник Гезалов дорос до старших классов, он устроил в суздальском детском доме ЧП. Он и еще несколько его друзей подбили весь класс отказаться исполнять свои репрессивные функции. Все договорились, что не будут бить младшеклассников. Александр до сих пор не может объяснить, почему это произошло. Возможно, просто предыдущее поколение «опричников» перестаралось, домучив их класс до такого состояния, что механизм психологической компенсации дал осечку. Для воспов это было равнозначно революции. Им наспех пришлось перестраивать всю систему воспитания.
Александр Гезалов тоже очень любит фильм «Хористы». Только он считает, что в его суздальском интернате хор родился сам, без помощи Клемана Матье.
В дальнейшем выпускники из нашего класса не оправдали привычную прокурорскую статистику, - говорит Александр. - Тех, кто нашел себя в жизни, оказалось заметно больше, чем обычно.
Сам Гезалов долгое время барахтался как мог, сменил кучу работ, но к 25 годам добился лишь того, что остался на плаву, не попал ни в тюрьму, ни на улицу, ни в бутылку. Рецепт этого относительного «успеха» он формулирует так:
Не пить. Не стремиться получить все и сразу. И… - Длинная пауза. - Остерегаться людей.
Остерегаться людей?!
Да. Не бежать в этот мир, раскрыв объятия, пока не научишься разбираться в людях.
Ты научился?
Более чем.
Что ты можешь сказать про меня?
Давай лучше не будем.
Нет, давай будем.
Ну хорошо. Тебе нельзя доверять на сто процентов. Ты человек с благими намерениями, но очень быстро от них устаешь. Вспыхиваешь и гаснешь. Журналисты вообще очень похожи на сирот.
В смысле?
Посмотри на детдомовцев, которые стоят за забором и просят у прохожих сигареты. И посмотри на журналистов, к которым вышел какой-нибудь ньюсмейкер. Одни и те же лица.
Первым человеком, которому Гезалов все-таки раскрыл объятия, стала актриса Клара Лучко. Это было в середине 90-х. Александр к тому моменту уже дорос до администратора Карельской филармонии, а Лучко приехала в Петрозаводск на гастроли.
Я сопровождал ее в поездке по республике, рассказывал о своей жизни, и она тогда мне сказала: «Саша, ты должен написать об этом книгу. И ты должен заняться благотворительностью. Ты занимаешься не своим делом, поэтому и стоишь на месте». Так появилось «Соленое детство». И так получилось все, что я сделал потом.
«Я начал“ходить по телам”. Тела чаще всего встречали не вставая. Они только указывали, на какой стул можно сесть. Но я всегда садился на другой, что удивляло: как это я не подчинился? Тогда мы начинали разговор. Когда я понимал, что встреча будет бесплодной, что тело денег не даст, я незаметно прятал чайную ложечку в карман. Чтобы не было ощущения неудачи».
В конце концов Марадоне все-таки удалось выстроить в регионе свою игру. Он учредил благотворительную организацию «Равновесие», которая вписалась во все структуры, способные хоть как-то менять ситуацию: администрацию, епархию, бизнес и даже местное управление исполнения наказаний. Он завалил дом малютки памперсами, застроил регион церквями и часовнями, наладил регулярное общение с заключенными в СИЗО, но главное внимание по-прежнему уделяет своим, интернатовским.
Его проект - клуб будущих выпускников детских домов, в котором их учат помогать друг другу самостоятельно решать элементарные проблемы, не надеясь ни на кого. Его телефон есть у любого карельского детдомовца, и он всегда отвечает на их эсэмэски. Условие одно: не жаловаться, а просить совета.
Перебравшись в Москву, Гезалов вышел на новый уровень - его «Равновесие» теперь будет работать с неблагополучными семьями. Потому что, по мнению Александра, у проблемы детдомовских выпускников есть только одно единственно верное решение - сделать так, чтобы детских домов в России не было вообще. А по-настоящему успешным может считать себя только тот выпускник детдома, кто этого добьется. Ну, или хотя бы попытается.
Я, конечно, не страдаю манией величия. Я понимаю, что вот так просто собственными руками я это зло не уничтожу, - пишет мне по скайпу Марадона. - Но меня однажды поразила мысль, которую мне высказал один мой знакомый священник - тоже, кстати, бывший детдомовец. Вот Христос - он ведь пришел на землю во времена рабовладельческого строя. И никогда не говорил: «Долой господ!» Но христианство победило этот строй. Люди просто приняли новую веру, и в ней не оказалось места рабовладению. Так что любая система вторична, а первичны человеческие души, и прежде всего твоя собственная. Вот с такими чудесами, Дима, мы и будем работать, а других чудес не бывает.
Фотографии: Сергей Каптилкин для «РР»
«У них ведь у всех госпитальный синдром. Они даже не знают, как кефир в магазине выглядит. В детдоме они жили хоть и небогато, но на всем готовом. И эту привычку - мне все должны! - тяжело преодолеть»
«Устроиться в жизни» - это значит поступить в ПТУ. Это единственный шанс, который предоставляет выпускнику детдома государство. Настолько единственный, что на интернатовском жаргоне выпускников называют «хабзайцами» - от слова «хабза», то есть ПТУ. В этих учреждениях они становятся для педагогов источником головной боли
Геннадий Прохорычев, Уполномоченный по правам ребенка во Владимирской области. Все фото - из личного архива Г.Л. Прохорычева.
Детский омбудсмен во Владимирской области Геннадий Прохорычев в самом начале нашего общения признался в том, что долго не хотел возвращаться к теме насилия и жестокого обращения в сиротских учреждениях. Но нашумевший случай в омской школе-интернате, где четверо подростков избивали своего сверстника, снимали это на смартфон и выкладывали видео в сеть, побудил Геннадия Леонардовича заново осмыслить проблему насилия и даже посмотреть на нее сквозь призму собственного сиротского прошлого, которое представлено в фотографиях из его личного архива.
— Расскажите, какие виды насилия бывают в детдомах, приютах и других сиротских учреждениях? Объясните, пожалуйста, механизмы возникновения ситуаций насилия.
— Случаи деструктивного, жестокого поведения, разнообразные формы насилия по отношению к детям (в том числе и в кровной, и в замещающей семье) распространены в современном обществе. Сообщения о них регулярно попадают в СМИ. В любой образовательной организации независимо от организационной формы — колония для несовершеннолетних преступников, школа закрытого типа, детский дом, коррекционная школа-интернат, реабилитационный центр (приют) для детей, оказавшихся в сложной жизненной ситуации, дом ребенка, детское отделение психиатрической больницы, школа, кадетский корпус, загородный лагерь — могут возникнуть ситуации насилия и так называемой дедовщины.
Насилие в детских домах было всегда, еще во времена Советского Союза. Внутренняя социальная структура таких учреждений — конечно, не всех — строилась по модели отношений преступного мира и в соответствии с «зоновскими» правилами поведения. Вопросы дисциплины в детском доме отдавались на откуп взрослым ребятам, что поддерживало дедовщину и насилие старших над младшими. Были и такие случаи, когда воспитатели избивали детей, считали это правильным и необходимым воспитательным моментом.
Утренняя гимнастика. Специально для Уполномоченный по правам ребенка предоставил свои детские фотографии.
Приведу примеры из своего детства. В дошкольном детском доме с детьми от 3 до 7 лет за любую провинность воспитанников клали на перекладину кровати и били палкой. Голыми ставили в угол на соль или гречку. Наказывали едой. Кололи руки иглой тем детям, у которых номера на одеялах отрывались. Как на зоне, у меня был номер 73, а у моего брата-близнеца — 89. Номера очень часто отрывались. Поэтому упомянутые экзекуции мы испытывали на себе не раз.
Но самый бесчеловечный «воспитательный» прием был другим, он назывался «профилактическим мероприятием» для тех, кто плохо себя вел. Выбирался ребенок, которого заставляли мазать лица других детей отходами человеческой жизнедеятельности.
Перед приездом какой-либо комиссии нас раздевали догола, осматривали на предмет синяков, чтоб мы — не дай Бог! — не сказали, что это вызвано действиями воспитателей.
Самоподготовка.
Когда ребенок не знает других методов воспитания, и у него нет опыта отношений любви и добра, он считает, что так и устроен мир, что это норма поведения взрослых людей. Мы, дети, привыкли к насилию со стороны взрослых, считая, что так и должно быть. И эта подмена, происходящая в сломанном сознании ребенка, — самая страшная, которую во взрослой жизни очень сложно исправить.
Когда нас переводили в школьный детский дом, я спрятался под кровать, чтобы меня не увезли. Я не знал ничего, кроме моего детского дома, меня пугали перемены. Особенность детского восприятия, заложенная природой, — принимать все за чистую монету. Ребенок может выжить и привыкнуть к невыносимым условиям существования и неприемлемым способам общения со взрослыми или сверстниками. Что-то подобное происходит в неблагополучных семьях, где родители злоупотребляют алкоголем, пренебрегают основными потребностями ребенка и систематически истязают своих детей.
— Геннадий Леонардович, что происходит в российских детдомах сейчас, есть ли проблемные учреждения в той же Владимирской области?
— Ситуация с насилием различается в зависимости от региона РФ. Например, за Уралом детских домов все еще очень много, и в них достаточно много детей. Там ситуация меняется очень медленно, и все проблемы, которые были в советских детских домах, существуют и сегодня.
В столовой.
До недавнего времени во Владимирской области было 22 детских дома. В каждом воспитывалось более 100 детей. Но с развитием института приемной (замещающей) семьи и системы усыновления количество детских домов сократилось. В настоящее время их осталось всего десять. Это маленькие, устроенные по семейному типу учреждения. В них есть все для полноценного развития ребенка, материальная база очень хорошая. В каждом — от 15 до 40 детей, всего по области 280 воспитанников.
Тяжелых случаев насилия во Владимирской области не было давно. Но случаи жестокого обращения и насилия в подростковой среде все же есть. Как правило, они скрываются руководителями учреждений, чтобы избежать скандала. Довольно часты случаи, когда старшие отнимают деньги или просто понравившуюся вещь у младших, посылают их за сигаретами, понуждают ребенка что-то сделать вместо себя; дети воруют. По сути, дедовщина в детских домах продолжает существовать, она пока не побеждена.
— А с чем вы связываете позитивные изменения?
— В первую очередь, с увеличением количества усыновлений и развитием института замещающих семей. Многие дети, оставшиеся без попечения родителей, минуют детские дома и находят новых родителей. И это правильно.
Октябрьское мероприятие.
Ужесточение уголовного наказания за преступления против жизни и половой неприкосновенности несовершеннолетних также дает результат и помогает предупреждать преступное поведение. Организация профессиональной переподготовки специалистов стала системным явлением в педагогической практике.
Открытость детских домов для некоммерческого сектора и тех НКО, которые работают в сфере защиты детства, во многом меняет воспитательную практику детского дома и психологический облик сотрудников учреждений. Важно также и изменение национального законодательства в пользу реорганизации системы детских домов, их внутреннего содержания и обеспечения, переосмысления методических практик и системы подготовки кадров, соответствующих новым реалиям и вызовам современной России.
— Каковы, на ваш взгляд, эффективные инструменты предотвращения жестокого обращения?
— Во-первых, это ответственное, неравнодушное отношение губернатора области, а также регионального правительства к этой проблеме. Губернатор должен иметь реальную картину происходящего в регионе. И самое главное — должен иметь искреннее желание менять существующий порядок вещей в лучшую сторону, тотально бороться с насилием в сиротских учреждениях.
Во-вторых, профессиональный и ответственный директор детского дома. Все очень просто, но вместе с тем и непросто. Ребенок переступает порог образовательной организации, в данном случае детского дома, и всю полноту ответственности (в том числе и уголовной) за жизнь, здоровье, воспитание и образование несет руководитель. Он должен хорошо понимать, что за его спиной негласно стоит следственный комитет и прокурор, которые в случае противоправных действий в учреждении определят меру ответственности руководителя.
«Делаем вид, что смотрим телевизор. А на самом деле — он выключен».
Поэтому директор — главная фигура, которая может остановить насилие в своем учреждении. Персональная ответственность директора очень велика. Он должен знать, что происходит в детском доме, каковы тенденции и перспективы развития детского коллектива, и при необходимости вмешиваться, корректировать. Планы воспитательной работы должны быть ясными, конкретными и эффективными.
В-третьих, это подготовленный педагогический коллектив единомышленников, который не должен работать формально, для галочки. Коллектив, который постоянно ищет новые педагогические подходы, методики, инструментарий для работы с детьми, оставшимися без попечения родителей. Основной задачей педагогов и воспитателей должна быть подготовка ребят к самостоятельной жизни в качестве сознательных взрослых, ответственных за себя и за свою будущую семью и детей.
Чтобы остановить дедовщину, директор и педагогический коллектив должны 24 часа в сутки находиться в стенах учреждения и знать, что в нем происходит, какие настроения среди воспитанников. Знать о каждом все: о его семье и родителях, состоянии здоровья, сильных и слабых чертах характера, сфере интересов, наклонностях, о том, при каких обстоятельствах он оказался в детском доме, есть ли травмирующие эпизоды в его семейной истории. Это необходимо, чтобы выстроить образовательную и воспитательную траекторию реабилитации и предупредить возможные риски развития деструктивного поведения.
«Слушаем радио».
Ни в коем случае нельзя выстраивать воспитательный процесс на основании принципа «старший все может» и за дисциплину отвечает он, перекладывая тем самым свою ответственность по поддержанию дисциплины в детском доме на плечи старших ребят. Старших нужно мотивировать на создание позитивной среды на основе ученического самоуправления. Необходимо выстроить воспитательную траекторию настолько четко и интересно, чтобы у ребят не оставалось свободного времени для деструктивного поведения.
Мой жизненный опыт подсказывает, что человек должен работать в детском доме по призванию. Идеалом в этом отношении для меня служит подвиг Януша Корчака, который не оставил сирот в тяжелый момент их жизни и пошел вместе с ними в газовую камеру. Это образ полной отдачи всего себя нуждающимся детям.
— Есть ли положительные примеры сиротских учреждений, в которых буквально на ваших глазах решилась проблема насилия?
— Да, это было в школьном детском доме, где я воспитывался. Нас было 140 ребят. Находился детдом в развалинах монастыря. Директор ничего не знал о том, что происходит в коллективе. А происходило многое из того, о чем мы говорили выше. Старшие развлекались, натравливая на нас овчарку Эльзу, а мы убегали. Они вешали в церкви кошек и собак, сдирали с них шкуры, а нас заставляли смотреть. Если кто-нибудь плакал, мазали лицо кровью убитых животных и били. Заставляли выпрашивать сигареты и деньги у селян. В Пасху требовали идти на кладбище в ночное время и собирать оставленную людьми на могилах родственников еду, отбирали новогодние подарки, принуждали драться между собой, а проигравшие должны были добежать по тонкому льду на другой берег пруда. Много чего еще было…
Дежурные по кухне.
И вот пришел в наш детских дом новый воспитатель-мужчина и практически сразу поменял существующие нормы: стали праздноваться дни рождения, появились занятия фотографией, музыкально-поэтические вечера при свечах и так далее. К нам стали приезжать специалисты из кинологического клуба служебного собаководства, мы стали ездить на экскурсии в другие города и ходить в походы.
Новому воспитателю не раз приходилось проявлять твердость характера и бороться с дедовщиной и насилием в детской среде. Помню яркий случай, когда воспитатель на спор пробежал десять километров с одним из старших ребят, чтобы доказать ему, что способный обижать тех, кто слабее, сам является слабаком. И доказал: тот старший нас больше не трогал.
Я до сих пор благодарен этому воспитателю, мы общаемся и дружим. Это — невымышленный пример неравнодушного взрослого человека, который поменял жизнь сирот в отдельно взятом детском коллективе. Низкий поклон ему и пожелания здоровья и всего самого светлого.
- Добавить в избранное 1
Мы слышим с телевизионных экранов или из интернета “помогите детскому дому, перечислите деньги, займитесь благотворительностью”. Скоро Новый Год и Рождество, а на праздники, сотни благотворителей потянутся закупать конфеты и “делать добро” по детским домам. Я с удивлением узнал, что с точки зрения психологов – такие поездки наносят только вред детям. Да и сама система детских домов готовит к большой жизни в основном преступников, БОМЖей и самоубийц.
По статистике из 20 тысяч человек, которые детские дома в России выбрасывают во взрослую жизнь 40% в первые же годы попадают в тюрьму, еще 40% становятся бездомными, 10% кончают жизнь самоубийством. Оставшиеся 10% - это «условно успешные», то есть те, кто не доставляет особых хлопот государству. По-настоящему же успешных - доли процента. Эта государственная машина, призванная помогать детям, оставшимся без родителей, на текущий момент перемалывает человеческие судьбы как мясорубка. И дело не в том, что детям в сиротских домах не хватает еды или одежды. Хватает с избытком, а дело в самой системе детских домов. В наших детских домах, где на ребенка государство выделяет до 40 тыс рублей в месяц, дети такие же худые и серые, как и в Таджикистане, где на ребенка в системе государственного здравоохранения тратится всего 6-8 долларов в год.
Кроме ухода, еды и крыши над головой, ребенку для его развития нужна любовь и привязанность к одному взрослому, с которым можно общаться, который бы был рядом, жил, знал и понимал ребенка. Представьте, что вы потеряли близкого человека, у вас горе, вам не хочется ничего делать, вы худеете и сами не хотите жить – это сильнейший стресс, который нарушает три основных жизненно важных процесса: нарушается переваривание и усвоение пищи, снижается сопротивляемость инфекциям и снижается способность к обучению вот что происходит с ребенком в детском доме. Это медицинский диагноз, который носит официальное название “отставание в развитии и эмоциональные нарушения, возникающее в результате дефицита индивидуальных отношений”.
В детском доме ребенок получает полноценное питание, но из-за специфических условий проживания – он испытывает постоянный стресс от отсутствия рядом близкого человека, то, что он съел, он не усваивает. По данным исследований учеными из Санкт-Петербурге – за 5 месяцев нахождения в доме ребенка, малыш не добирает 1 месяц в весе и росте. Исследования в России и за рубежом показывают, что ребенок за месяц пребывания в подобном учреждении теряет 12 пунктов IQ за год.
Есть определенный порог, когда терять больше нечего и худеть некуда. Ребенок с изначально нормальным IQ к определенному возрасту будет иметь проблемы с интеллектом. Перевод ребенка в семью приводит к тому, что показатели интеллектуального развития начинают выравниваться. Но остается проблема, связанная с отмиранием тех клеток мозга, которые связаны со способностью понимать себя, других и устанавливать индивидуальные отношения. Если этих отношений долго не было, то потом мы видим развитие поведенческих проблем, с которыми часто сталкиваются усыновители и приемные родители. Это дети, которые поджигают, убегают, воруют, проявляют немотивированную агрессию и т.д.
Исследования мозга, проведенные американскими учеными, показали, что очень специфическим образом мозг начинает подстраиваться под ту ужасную ситуацию, в которой находится ребенок. То есть постоянный стресс приводит к отмиранию определенных участков мозга, которые, в первую очередь, отвечают за понимание собственных эмоций и намерений других людей. И есть критический возраст, после которого изменения к лучшему не то чтобы невозможны, а требуют очень много времени денег и усилий. Иногда нарушения психического здоровья оказываются столь тяжелыми, что даже с профессиональной поддержкой с ситуацией справиться невозможно. Это дети – с которыми не всякий профессиональный психолог вообще способен справиться. А неподготовленные приемные родители просто в отчаянье, и не знают, что делать. Одна английская женщина, которая усыновила ребенка из Румынии, в интервью психиатру Майклу Раттеру на вопрос: “как она себя ощущает”, – отвечала, что очень хотела помочь этим румынским сиротам, этому ребенку, но “вот все эти 15 лет мы живем вместе, я очень его люблю, но я себя чувствую, как неоплачиваемая психиатрическая медицинская сестра”.
Человеческие существа так устроены, что их развитие крутится вокруг привязанности, причем это вопрос не просто быстрого-медленного развития, а выживания. Программа привязанности позволяет детенышам млекопитающих проходить период беспомощности после рождения. Детеныш все время прикреплен к своему взрослому, который за ним присматривает, который его кормит, который его уносит на себе в случае опасности, который за него дерется, если приходит хищник. Это про жизнь и смерть. Поэтому ребенок, который не находится в ситуации привязанности, - это ребенок, который каждую минуту своего существования испытывает смертный ужас. Не грусть и одиночество, а смертный ужас.
И он, как может, с этим ужасом справляется. Он уходит в диссоциацию - вот в это отупение и ступор. Он уходит в навязчивые действия, когда качается и бьется головой о кровать, о стенку. Он уходит в эмоциональное очерствение. Если у него все душевные силы тратятся на преодоление ужаса, то какое у него там развитие, какое ему дело до того, что мир интересный?
Неужели в детских домах нехватает воспитателей? Нет, не в этом дело. Было подсчитано, что перед глазами воспитанника в доме ребенка за неделю мелькает около двадцати пяти разных взрослых. Меняются воспитатели, нянечки, логопеды, медсестры, массажисты - кого только нет. Их там много очень, а привязанность формируется только в условиях, когда у ребенка есть свои взрослые и есть чужие. Нормальный ребенок не позволит чужому человеку, например, подойти и взять его на руки и унести куда-то. Он не поймет, что происходит. Он будет сопротивляться, он будет плакать, ему будет страшно. Он будет искать родителей. А детдомовского ребенка любая чужая тетка может подойти, взять из кроватки и унести куда хочет. Делать, например, ему больно - какую-нибудь прививку. И нет никого, кто бы его от этого защитил, нет никого, кого бы он воспринимал как своих взрослых, за которых он должен держаться, которые не дадут его в обиду.
В детском доме у него нет ничего своего, даже мало-мальски личного пространства, там нет личных границ. Там не закрывается ни один туалет, там не закрывается ни один душ, игрушки общие, ходим строем, всех под одну гребенку, подчиняйся, иначе будет плохо. Никто не будет подстраваться под одного, здесь все правила одинаковы.
Когда ребенок живет в семье, ему постепенно передается все больше и больше прав по принятию решений. В пять лет ему можно гулять только с родителями, в десять-двенадцать можно уже самому, а в пятнадцать он один ездит по городу. В детском доме правила для всех одни, будь тебе четыре года или восемнадцать. Детские дома становятся все более закрытыми, когда внутри корпуса с этажа на этаж можно проходить только по электронным пропускам. Самые дорогие навороченные детские дома устроены как тюрьмы: безопасность, безопасность, безопасность. И для всех распорядок дня с отбоем в девять часов. Дети живут полностью регламентированной жизнью и на всем готовом, естественно, что после выпуска они легко попадают под влияние криминала. Дети легко могут взять чужое, поскольку у них нет понятия свое-чужое, легко идут на преступления, поскольку они не понимают последствий своих действий. Ими всю сознательную жизнь управляли, и после выпуска многие быстро теряют все, чем их обеспечивает “при выходе на волю” государство и попадают под управление криминала.
Полностью не приспособленные к самостоятельной жизни, ведь в детском доме запрещен “детский труд”, и даже любая помочь по кухне или уборке. Привыкшие к тому, что их обслуживают и им все должны, с огромными психологическими проблемами, каждый
выпускник детского дома нуждается в опеке. После “барской” жизни на всем готовом, и хождения строем в столовую, нужно учиться отвечать за себя самому. Самому покупать еду, а не конфеты или алкоголь. Самому распоряжаться деньгами, которые они получают по выпуску, самому, без подсказки строить свою жизнь. А они это не умеют, этих детей просто некому было научить.
Доли процента от выпускников детских домов, которые все-таки смогли войти в большую жизнь и стать успешными людьми, смогли сделать это только потому, что они нашли того человека, к которому могли были привязаны и который их учил просто жить. Это мог быть учитель, священник или сосед-пенсионер. Большая же часть сытых и внешне ухоженных “маугли”, после выпуска так и не может начать жить в обществе самостоятельно, система убивает в этих детях людей.
Можно ли что-то изменить? Сама система детских домов изначально порочна. Ребенок должен жить в семье, только тогда он вырастет нормальным человеком. Даже если это плохая семья, даже если родители пьют – это семья. По статистики, в исламских странах, к примеру на Северном Кавказе только 1-2% процента детей, которые остались без родителей, попадают в детский дом. Остальных забирают к себе близкие или дальние родственники. Так положено, так лучше для детей.
А нашей православной стране, сиротство в большинстве случаев – социальное. Не то что бы у детей не было родственников, которые могут их взять к себе. Детей отправляют в детский дом при живых родителях, и этим подписывают ребенку смертный приговор. Единственное решение проблемы сиротских домов – воспитание ребенка в семье. И в первую очередь нужна помощь “трудным” семьям. Не забирать ребенка из семьи, отдавая в детский дом, а направить все усилия для сохранения и восстановления семьи. Как? Я не знаю рецепта, который бы помог во всех случаях, и государство не знает. Есть отдельные волонтерские организации, которые помогают сохранять семьи. Это трудно, но все больше людей понимают, что это единственный путь сохранить наших детей. А государству удобнее детские дома. Вот они дети, мы выделили на них деньги, дети сыты, одеты, под присмотром. Приезжают спонсоры, раздают конфеты и выделяют деньги, деньги освоены, отчеты написаны. А дети? Кого волнует как он будет потом жить.
Саму систему государственных детских домов нужно менять. Менять с тюремно-лагерной на семейную. Семейный детский дом – хоть что-то. Это единственное, что может помочь ребенку выжить и не стать современным Маугли. Недавно узнал про один из видов такого детского дома “
Ребята, мы вкладываем душу в сайт. Cпасибо за то,
что открываете эту
красоту. Спасибо за вдохновение и мурашки.
Присоединяйтесь к нам в Facebook
и ВКонтакте
Семья - это самое важное в жизни человека.
сайт в День защиты детей решил рассказать о малышах, у которых нет именно этого самого важного. Давайте будем помнить и всячески помогать таким очень сильным маленьким человечкам.
- Первый курс, зима. Мне как активисту предложили побыть Дедом Морозом в детдоме.
Выучил пару стишков и игр, надел костюм, приклеил бороду и думал, что я готов. Нет, черта с два, к этому невозможно быть готовым. Ибо когда я пришел, дети кричали, что я ненастоящий (думал, это провал). Когда пришло время подарков, каждый ребенок, рассказав стишок, на ухо шептал желание на следующий год: найти маму и папу или чтобы они нашли их. Все дети без исключения просили об этом. После утренника молча курил и плакал.
- Часто бывала в детдоме. Дети меня многому научили, была хорошая мотивация. Но один случай я запомню навсегда. Как-то просто сидела в коридоре. Из-за угла появляется мальчик с женщиной, похоже, мамой, что приехала его проведать. И в подарок она привезла... упаковку лапши «Роллтон». Но этот мальчик светился от счастья, ведь с ним рядом была мама. А у нас айфоны не того цвета - и сразу скандал.
- Мы с моим братом-близнецом остались круглыми сиротами и до 5 лет жили в детдоме. Потом нас забрали разные семьи. Я помню не так много о брате, зато наш последний день помню во всех подробностях: мы спрятались в огромном ящике для игрушек и со слезами и улыбками рассказывали друг другу, как будем дальше жить и кем станем. Обещали, что друг друга найдем.
Прошли годы. В детдоме не дают информации о нем - не имеют права, сама найти его не могу. Заканчиваю школу и иду учиться на морского биолога, потому что тогда, сидя в этом ящике, говорила, что стану именно им. Верю, что, если устрою жизнь, как планировала тогда, непременно встречу брата. Мне ничего от этой жизни не нужно, только бы его найти.
- Детдом. Я прохожу по коридору, заглядывая во все спальни. Тихо, все еще спят. Последние спокойные минуты моего рабочего дня. Захожу в комнаты, отдергиваю шторы, включаю нижний свет. Мальчишки начинают ворочаться, поднимают встрепанные головы, кто-то уже поднялся. В одной из спален мальчишка «заправляет кровать» одной рукой, сидя на ее краешке и не открывая глаз. Недовольное ворчание друг на друга в коридоре и туалете. Кто-то из детей, выйдя из спальни, подходит ко мне и утыкается носом в бок. Он стоит так несколько секунд, стараясь удержать сонное оцепенение:
- Доброе утро, мам.- Помогал отвезти знакомым подарки от неравнодушных людей для малюток в детский дом. Сам не при делах, чисто как водитель. Но не передать взгляда и чистоты радости детей! Играл с ними, был великаном, а они гурьбой нападали.
Уезжать было сложнее всего. Меня это так сильно задело, что я, взрослый мужик, вернувшись домой, ревел весь вечер. Теперь много думаю. Буду помогать детям, чем смогу.
- Знакомая до самой пенсии работала в латвийском роддоме. Рассказала, что многократно умерших после родов детей меняла на детей, от которых отказались родители. Вела список. В течение 42 лет с 1963 по 2005 она спасла от детдома 282 ребенка. На вопрос, не жалеет ли она о том, что нарушала закон, она ответила: жалеет о том, как мало успела сделать.
И я - один из этого списка.
- В детдом приехали журналисты. В коридоре воспитателя тотчас обнимают дети: «Татьяна Юрьевна, к нам сегодня приедут спонсоры или меценаты, то есть кандидаты или депутаты?» Ребята не видят особой разницы, но понимают: сейчас будет концерт, а потом всем раздадут игрушки и угостят конфетами. Самый популярный вид благотворительности - приехать ненадолго, устроить праздник, подарить подарки, поднять настроение. И уехать, оставив все как есть.
- Эту историю я услышала от работников посольства Испании. Жила состоятельная семья и уж очень хотелось им внуков. Но дочь и сын не торопились заводить детей. И как-то раз смотрели они передачу по телевидению («Пока все дома»), а там показывали историю мальчика-сироты. И тут услышали они, что фамилия у мальчика такая же, как у них. Решили, что это судьба, и усыновили ребенка. Теперь счастливо живут все вместе в Испании в своем доме.
- Мой молодой человек работает барменом в известном заведении. Там фейс-контроль и строго нельзя приходить с детьми. Вчера рассказал, что до начала смены в бар зашла девочка лет 6, попросилась в туалет. Разрешил ей сходить, и тут за ней целая вереница малявок пришла. Выяснилось, что дети из детдома, на экскурсии. Мой сердобольный пригласил всех ребят в бар вместе с руководителем, со всеми поболтал и газировкой бесплатно напоил. Воспитательница ему шоколадку потом занесла.
- Подобрал на вокзале мальчишку лет 12. Сбежал из детдома, попрошайничал, скитался. Накормил, отмыл. Мальчишка оказался умницей и чистюлей. Понял, что не могу просто так вернуть его в детдом. Договорился забирать на выходные. Потом он стал оставаться у меня и на неделе. Знакомые и друзья осуждали. С пацаном тоже всякое бывало. И ссоры, и крики «Ты мне не отец!» А когда настало время получать паспорт, он взял мои отчество и фамилию. Я воспитал хорошего сына.
- Собирала помощь в детский дом. Приехали туда с игрушками, вещами, сладостями. Долго общались с детками, играли. Когда собирались уезжать, ко мне подошла девочка лет 12 и сказала: «Так мне нравится, что вы к нам приехали. Люблю, когда к нам приезжают пообщаться, а не просто сфотографироваться, а потом забрать назад игрушки и уехать ».
- Помогал отвезти знакомым подарки от неравнодушных людей для малюток в детский дом. Сам не при делах, чисто как водитель. Но не передать взгляда и чистоты радости детей! Играл с ними, был великаном, а они гурьбой нападали.
Тема "ребенок в детском доме" очень непроста и требует самого серьезного внимания. Проблема часто не до конца осознается обществом. А между тем, обитателей детских домов в нашей стране с каждым годом всё больше. Статистика утверждает, что число беспризорников в России достигает сейчас двух миллионов. А количество обитателей детских домов увеличивается примерно на 170 000 человек в год.
Лишь в последнее десятилетие таких учреждений стало в три раза больше, чем раньше. Обитают в них не только фактические сироты, но и маленькие инвалиды, брошенные родителями, отобранные у алкоголиков, наркоманов и осуждённых. Есть специальные закрытые учреждения для тех, кто родился с врождёнными пороками, или такая форма, как детский дом-интернат для умственно отсталых детей. Условия жизни и содержания там не афишируются, и общество предпочитает закрыть на это глаза.
Как живут дети в детских домах
То, что творится в подобном замкнутом пространстве, по свидетельствам очевидцев, мало напоминает нормальные человеческие условия. Организации, спонсоры и просто неравнодушные люди пытаются сделать всё, что в их силах, чтобы помочь таким детям. Они собирают деньги, финансируют поездки, организуют благотворительные концерты, закупают для сиротских учреждений мебель и бытовую технику. Но все эти, несомненно, благие дела направлены на улучшение внешних условий существования сирот.
А между тем, проблема детей в детских домах намного серьезнее, глубже, и заключается она в том, что, создав таким воспитанникам человеческие условия, накормив, обогрев и отмыв, мы не решим главные проблемы - отсутствия любви и личного индивидуального общения с матерью и другими родными, близкими людьми.
Государственное воспитание - гарантии и проблемы
Решить данную проблему только деньгами невозможно. Как известно, оставшиеся без родителей дети в нашей стране попадают под опеку государства. В России форма воспитания сирот главным образом существует в виде государственных крупных детских домов, каждый из которых рассчитан на число проживающих от 100 до 200. Преимущество государственной системы обеспечения заключается, главным образом, в социальных гарантиях - получении собственного жилья по достижении совершеннолетнего возраста, бесплатном втором образовании и так далее. Это - несомненный плюс. Но если говорить о деле воспитания, то, по большому счёту, государству оно не под силу.
Неумолимая статистика свидетельствует - не более десятой части выпускников детских домов, став взрослыми, находят себе достойное место в социуме и ведут нормальную жизнь. Почти половина (около 40%) становятся алкоголиками и наркоманами, столько же совершают преступления, а около 10% выпускников предпринимают попытки суицида. Отчего же такая страшная статистика? Думается, все дело в серьезных изъянах системы государственного воспитания сирот.
Детский дом - возраст детей и переход по цепочке
Построена такая система по принципу конвейера. Если малыш остался без родителей, ему суждено путешествовать по цепочке, переходя последовательно в ряд учреждений. До трех-четырех лет маленькие сироты содержатся в домах ребенка, затем их отправляют в детский дом, а по достижении семилетнего возраста местом постоянного жительства воспитанника становится школа-интернат. Отличается такое учреждение от детского дома наличием собственного учебного заведения.
В рамках последнего также зачастую существует разделение на младшую школу и старшие классы. И те и другие имеют своих учителей и воспитателей, располагаются в разных корпусах. В итоге в течение жизни детдомовские дети не менее трех-четырех раз меняют коллективы, воспитателей и среду сверстников. Они привыкают к тому, что окружающие взрослые - временное явление, и скоро будут другие.
По штатным нормативам на 10 детей приходится всего лишь одна воспитательская ставка, в летний период - один человек на 15 детей. Никакого реального присмотра или настоящего внимания ребенок в детском доме, конечно же, не получает.
О повседневной жизни
Другая проблема и характерная особенность - в замкнутости мира сирот. Как живут дети в детских домах? И учатся, и общаются они, круглосуточно варясь в среде таких же обездоленных. Летом обычно коллектив отправляют на отдых, где детям предстоит контактировать с такими же, как они сами, представителями других казенных учреждений. В результате ребёнок не видит сверстников из нормальных благополучных семей и не имеет представления о том, как общаться в реальном мире.
Дети из детского дома не привыкают к труду с малолетства, как бывает в нормальных семьях. Их некому приучить и объяснить необходимость заботиться о себе и о близких, в результате работать они не могут и не хотят. Им известно, что государство обязано позаботиться о том, чтобы подопечные были одеты и накормлены. Необходимости в собственном обслуживании нет. Более того, любая работа (например, помощь на кухне) под запретом, регламентированным нормами гигиены и техники безопасности.
Отсутствие элементарных бытовых навыков (приготовить еду, прибраться в комнате, зашить одежду) порождает самое настоящее иждивенчество. И дело даже не в банальной лени. Данная порочная практика губительно сказывается на формировании личности и способности решать проблемы самостоятельно.
О самостоятельности
Ограниченное, до предела зарегламентированное общение со взрослыми в условиях группы никак не стимулирует развитие ребенка в детском доме в плане самостоятельности. Наличие обязательного твёрдого распорядка дня и контроль со стороны взрослых отсекает всякую необходимость самодисциплины и планирования ребёнком собственных действий. Детдомовские дети с младенчества привыкают лишь выполнять чужие указания.
Как результат, выпускники казенных учреждений к жизни никак не приспособлены. Получив жилье, они не знают, как жить в одиночку, самостоятельно заботиться о себе в быту. У таких детей нет навыка покупки продуктов, приготовления пищи, грамотного расходования денег. Нормальная семейная жизнь для них - тайна за семью печатями. В людях такие выпускники совершенно не разбираются, и в результате очень и очень часто попадают в криминальные структуры или просто спиваются.
Печальный результат
Даже во внешне благополучных детских домах, где поддерживается дисциплина, не отмечено вопиющих случаев жестокого обращения, детям некому привить и дать хотя бы элементарные понятия о жизни в обществе. Такой расклад, к сожалению, порожден самой системой централизованного государственного воспитания сирот.
Педагогические задачи в детских домах чаще всего сводятся к отсутствию ЧП и широкой огласки. Сиротам-старшеклассникам объясняют права ребенка в детском доме и по выходу из него (на жилье, пособие, бесплатное образование). Но данный процесс ведет лишь к тому, что те забывают о всяких обязанностях и помнят лишь, что им все-все должны - начиная с государства и кончая ближайшим окружением.
Многие дети из детского дома, выросшие без духовно-нравственного стержня, склонны к эгоизму и деградации. Стать полноценными членами общества им уже практически невозможно.
Альтернатива есть...
Выводы печальны: большой государственный детский дом-интернат в качестве формы воспитания сирот целиком и полностью доказал свою неэффективность. Но что можно предложить взамен? Среди специалистов считается, что оптимальным для таких детей может стать лишь усыновление. Так как только семья может дать то, чем ребенок в детском доме обделён в казенной среде.
Знающие не понаслышке о жизни в приемных семьях твердо уверены в необходимости государственной помощи людям, решившимся на подвиг воспитания чужого ребенка-сироты. Таким родителям необходима поддержка государства, общества и церкви, так как у приемных родителей с их нелегкими обязанностями всегда масса проблем и сложных вопросов.
Имеются патронатные семьи, способные заменить детский дом-интернат. При этом государство платит родителям зарплату, и никакой тайны усыновления не существует - сирота знает, кто он и откуда. В остальном же такой воспитанник - полноправный член семьи.
Еще вариант
Другая форма организации жизни сирот - семейный детский дом. По такому пути часто идут негосударственные заведения подобного типа. Жилые помещения там могут быть поделены на отдельные квартиры, "семьи" состоят из 6-8 детей, мамы, официально назначенной на эту должность, и ее помощницы. Дети все вместе и по очереди заняты покупкой продуктов, готовкой и всеми необходимыми домашними делами. Ребенок в детском доме подобного типа ощущает себя членом большой дружной семьи.
Также интересен опыт детских деревень SOS, в устройстве которых реализована модель воспитания педагога из Австрии. В нашей стране имеются три подобных деревни. Цель их - также максимально приблизить условия жизни воспитанников к семейным.
Кроме того, существуют детские дома малокомплектного типа. Устроены они по образу и подобию обычного казенного учреждения, но число детей там значительно меньше - порой не более 20 или 30 человек. В таких масштабах обстановку гораздо проще сделать домашней, чем в огромном интернате. Ребенок в детском доме такого типа посещает обычную школу и общается с ровесниками из нормальных семей.
Спасет ли православная церковь?
Многие воспитатели и общественные деятели считают, что к работе в государственных детских учреждениях следует привлекать представителей церкви, ведь каждый человек нуждается в пище для души, наличии нравственных идеалов и формировании моральных устоев. Сиротам, лишенным родительского тепла, это нужно вдвойне.
Именно потому православные детские дома могли бы оказаться островком спасения для таких детей в современном мире бездуховности и отсутствия каких-либо ориентиров. Созданное при храме подобное учреждение воспитания обладает и другим важным преимуществом - церковная община неким образом способна заменить детдомовцу отсутствующую семью. В приходе воспитанники заводят друзей, укрепляют духовные и социальные связи.
Не все так просто
Почему же такая форма, как православный детский дом до сих пор не получила широкого распространения? Проблема - в наличии множества сложностей самого разного характера - юридических, материальных, дефицита воспитательских кадров. Финансовые проблемы - прежде всего, в отсутствии необходимых помещений. Даже самый скромный приют потребует отдельного здания или его части.
Благотворители также не слишком охотно выделяют средства на финансирование подобных проектов. Но даже если спонсоры находятся, бюрократические сложности при регистрации таких приютов практически непреодолимы. Многочисленные комиссии, от решения которых зависит получение разрешения, придираются к малейшим отклонениям от существующих формальных инструкций, притом, что большинство финансируемых государством больших детских домов существует на фоне великого множества серьезных нарушений, в том числе и юридических.
Получается, что церковный детский приют возможен лишь в условиях нелегального существования. Государством не предусмотрено никаких правовых актов, способных регламентировать воспитание церковью детей-сирот, и, соответственно, оно не выделяет на это денег. Без централизованного финансирования (лишь на деньги спонсоров) существовать детскому дому трудно - практически нереально.
О денежном вопросе
Финансируются же в нашей стране лишь государственные учреждения, в которых, согласно Закону об образовании, воспитание должно быть светским. То есть устройство храмов под запретом, обучение детей вере не дозволяется.
Насколько экономически эффективны детские дома? Содержание детей в государственном учреждении влетает в копеечку. Ни одна семья не тратит на детское воспитание сумму, которая выделяется на него в детдоме. Она составляет около 60000 руб. ежегодно. Практика показывает, что эти деньги расходуются не слишком эффективно. В той же патронатной семье, где эта цифра втрое меньше, дети получают всё необходимое и, сверх того, так нужную им заботу и опеку приемных родителей.
О морально-этической стороне дела
Еще одна серьезная проблема детских домов - отсутствие квалифицированных и ответственных воспитателей. Такая работа требует затрат огромного количества душевных и физических сил. Она в прямом смысле слова предполагает самоотверженное служение, ведь зарплаты у педагогов просто смешные.
Часто в детские дома идут работать, по большому счёту, случайные люди. У них нет ни любви к подопечным, ни запаса терпения, столь необходимого в работе с обездоленными сиротами. Безнаказанность воспитателей в закрытой детдомовской системе приводит к искушению бесконтрольно командовать, упиваясь собственной властью. Порой дело доходит до крайних случаев, которые, время от времени, попадают в печать и СМИ.
Очень сложный вопрос о телесных наказаниях, которые находятся под официальным запретом, но существование их и, более того, широкая практика применения на самом деле - ни для кого не секрет. Впрочем, данная проблема характерна отнюдь не только для детских домов - это головная боль всей современной воспитательной системы.
