Любовные письма мужчин 18 века. Любовные письма известных людей


В те давние времена учился я в педагогическом институте на филолога. Специальность была выбрана не случайно, поскольку с малолетства был я трындоболом, причем практически на любую тему.

Замечу, что к спорту я абсолютно равнодушен. Согласен с утверждением, что если б физкультура была полезной, на каждой перекладине висело бы по два еврея . А поскольку представителей этой умной нации на спортплощадках не наблюдается, то и я свое время и силы тратил на умственные экзерсисы.

Девушек я привлекал своей неземной красотой и искрометным острословием. Не стала исключением и пионервожатая соседнего отряда пионерского лагеря, где я проходил педагогическую практику. Очень приятно и разнообразно провели мы это лето. Детишек спать – а сами на упражняться в Кама-Сутре. Я, правда, где-то на задворках сознания знал о существовании жениха, счастливо пребывающем в городской жаре и суматохе. Но к нашей разнеженной и сексуально раскрепощенной жизни на берегу южного моря это не имело никакого отношения.

Тут пионерский сезон закончился, и я вернулся в пенаты родного института. Уж не знаю, каким образом жених проведал о моих неоднократных и, главное, удачных покушениях на честь его невесты, но в один непрекрасный день он со своими дружками, выцепив меня на перемене между парами, захотел со мной поговорить. Уточню – жених был боксер, мастер, чемпион и вообще бодистроительный образец. Что он мне мог сказать? Посмотрев на неизуродованные интеллектом лица спортсменов, я понял – меня пришли убивать.

В общем, в тот момент стало не до лирики, надо было тупо спасать свою если не , то по крайней мере, здоровье. Единственное оружие, которое я мог им противопоставить – мой язык. И я начал говорить. О чем – я не помнил уже через три минуты. Главной моей целью на тот момент было – не замолчать. Говорить надо было на темы разные, не совсем тупые, чтоб они не поняли, что я с ними делаю, но и не умные, чтоб не перенапрячь сознание этих физически развитых людей. Словесный поток лился из меня как никогда до того и никогда после. Мозг вырабатывал готовые блоки за секунду до того, как языку будет нечего сказать. Не закрывая ни на секунду рот, я говорил час и двадцать минут. Я прекрасно понимал, что упусти я хоть на мгновение их внимание – я труп в самом прямом смысле этого слова. Боксер не упустит и доли секунды, что нокаутировать раскрывшегося противника. Меня спас звонок. Очумелые от непосильного объема свалившейся на них информации, боксеры сказал: «Ну.. это… ладно..» и, очумелые от забродивших мозгов, ушились восвояси.

Я просто сполз по стенке с идиотской улыбкой на роже. Пронесло… Я, конечно, знал, что язык у меня не только для куннилингуса, я всегда уважал его как основное орудие своего будущего труда. Но после того случая, я, как Матроскин, его вдвое больше любить стал.

Правда, это приключение ничему меня не научило. Единственно, с возрастом невесты перешли в разряд жен. Но как говорил Пушкин: «Соблюдение седьмой заповеди мне всегда трудно давалось». Грешен, каюсь. Зато как интересно…


Дать увидеть - так же важно, как дать понять.

Фернан Бродель

Частная жизнь человека, как все сокровенное, вызывает жгучее любопытство. И все же до недавнего времени изучению истории частной жизни людей не придавалось большого значения. Импульс такого рода исследованиям был дан во второй половине 1970-х годов, когда представители третьего поколения французской исторической школы, сформировавшейся в 1950-е годы вокруг журнала «Анналы» - Э. Ле Руа Лядюри, М. Ферро, Ж. Ле Гофф, - показали тесную связь между бытом людей и их ментальностью. Они и предложили перейти от описательной истории к аналитическому изучению историко-психологических и историко-демографических сюжетов, от истории быта - к истории Человека, «истории снизу».

Перечисленные темы заставляют определить роль и значение частной жизни людей, то есть той сферы их существования, которая зависит от индивидуальных, личных решений. Применительно к доиндустриальной эпохе это дело нелегкое. Далеко не все историки согласны с тем, что частная жизнь существовала у каждого еще до возникновения самого понятия «privacy», то есть до начала Нового времени. Однако если отнести к сфере частной жизни эмоциональные отношения и связи, возникающие в повседневности и основанные на личных пристрастиях, то есть те, что возникают вместе со включенностью каждого в его семью или его род, если считать, что частная жизнь охватывает многие стороны внутренней жизни человека, его ценности, привычки сознания, приемы видения мира и т. д. - то придется признать, что частная жизнь была и у людей, Средневековья, и ранее.

Российские ученые заинтересовались этими аспектами лишь в последние десятилетия. Вопрос же об особенностях частной жизни представительниц «прекрасного пола» казался им и вовсе периферийным. К тому же реконструкция этой страницы прошлого оказалась делом непростым - слишком скудны источники, отражающие проявления женской индивидуальности в X–XVII веках.

Авторы древнерусских литературных памятников вплоть до середины XVII века старались показать людей такими, какими они должны быть , источников же, показывающих людей такими, какими они были в действительности , отражающих детали их внутреннего мира, раскрывающих побуждения к поступкам, колебания, сомнения и другие настроения, - почти не сохранилось. Тем более сложно найти в имеющихся памятниках отражения частной жизни женщин, хотя бы даже принадлежавших к образованной элите. Лишь от второй половины XVII века до нас дошли некоторые документы, памятники личного происхождения, письма, донесшие чувства и переживания их авторов, именитых и безвестных.

Но как услышать голоса тех, кто жил до середины XVII столетия, восстановить черты их характера? Ведь русское Средневековье (XI–XV века) и раннее Новое время не донесли до нас ни одной женской автобиографии (да и биографический жанр представлен одними житиями), ни одного авторского произведения, текст которого был бы написан женщиной и мог бы раскрыть ее мир. Лишь комплексный, системный подход к летописным, фольклорным, церковноучительным памятникам приоткрывает эту плотную завесу, позволяя приблизиться к пониманию эмоционального мира матерей, «женок» и «дщерей» древнерусских князей и простолюдинов, воссоздать некоторые детали их частной жизни. Оперируя лишь косвенными свидетельствами, исследователь принужден быть, по словам Ж. Дюби, «искателем жемчуга, пытливейшим охотником за конкретными, мельчайшими деталями», из которых и можно пытаться составить мозаику.

Какие факторы влияли на частную жизнь женщин допетровского времени, делая ее более «свободной» или более «зависимой»? Как индивидуальные вкусы и устремления женщин «вписывались» в повседневный быт, каковы были осознанные и бессознательные мотивы тех или иных поступков, повседневного поведения «женских личностей» в их отношениях с членами семьи, родными, друзьями, соседями? Каково было содержание частной жизни русских женщин в разные периоды истории, в частности, какое влияние оказывало на частную жизнь женщин вынашивание, рождение, воспитание детей? Как, наконец, развитие общества и обмирщение духовной его сферы сказались на сфере частной жизни, в частности жизни женщин? Взявшись за поиски ответов на все эти вопросы, нельзя не понимать, что полученная картина представит не столько реальное состояние дел, сколько отражение его в том или ином виде исторических памятников.

Предлагая один из вариантов реконструкции картины повседневного быта и частной жизни женщины в X - начале XIX веков, необходимо соотнести хронологические этапы «истории женщин» с основными вехами российской истории.

Огромная эпоха, нижняя грань которой совпадает с образованием государства Русь, а верхняя - с началом петровских реформ, содержит собственные внутренние временные рубежи. Ими являются: XIII век, когда русская земля «раздрася» на многочисленные самостоятельные земли и княжества, столетие монголо-татарского нашествия, перешедшего затем в страшное иноземное иго, и конец XV - начало века - время возникновения единого национального государства, покончившего с трехвековым ордынским гнетом.

Традиционная периодизация российской истории неявно присутствует при фиксации изменений в эволюции социального, правового, семейного статуса русских женщин X–XVII веков. Так, XIII век является рубежным и в «истории русских женщин». Это век признания за женщинами права на наследование и распоряжение недвижимостью, век возникновения многочисленных государств на карте Древней Руси, буквально каждое из которых выдвинуло на политическую арену деятельную и энергичную «женскую личность», а зачастую даже не одну.

Вторым поворотным пунктом в динамике социокультурных изменений, связанных со статусом женщин, была середина XVI века. Вплоть до этого времени эволюция социально-правового, имущественного, семейного статуса сохраняла положительную динамику, а на политической арене были заметны активные деятельницы. С середины же XVI века, с окончательным «устроением» государства по самодержавному образцу, победой идеи патриархальной иерархии в семье и обществе, вместе с запретительными указами 1552-1570-х годов, исключившими женщин привилегированного сословия из числа распорядительниц, а нередко и получательниц недвижимости, возникновением «теремной системы» и внедрением через назидательную литературу идеи женофобии, обозначился негативный поворот.

Лишь во второй половине - конце XVII века, с началом обмирщения литературы и вообще общественного сознания, рождением интереса к человеческой индивидуальности (что вообще типично для Нового времени), готовностью и стремлением «московитов» к общению с другими народами, вместе с экономическими и социально-демографическими трансформациями, динамика эволюции социально-правового и семейного статуса россиянок обрела новые черты. Вторая половина XVII - начало XVIII века могут быть названы «русским вариантом Гуманизма». Он выдвинул на первый план интерес к Человеку, его внутренней свободе, суверенности его частной жизни.

Эта книга - результат устойчивого интереса автора к проблемам «женской истории», проявившийся в середине 1970-х годов, когда к подобным темам относились весьма скептически. В этом смысле она является продолжением книг «Женщины Древней Руси» и «Женщины России и Европы на пороге Нового времени». В составе монографии «Частная жизнь женщины в доиндустриальной России. X - начало XIX в. Невеста, жена, любовница» значительная часть этой книжки была опубликована в 1997 году. Сократив научный аппарат и адаптировав ее для чтения неспециалистов, я рассчитываю в этом издании «Частной жизни» поддержать интерес молодого поколения к новой демографической истории, истории эмоций и психоистории . Эти направления в отечественной науке, рожденные под непосредственным воздействием моего старшего коллеги и учителя - Юрия Львовича Бессмертного, тесно связаны и с «историей повседневности», и с «историей частной жизни».

…но я всё не верила. События заставили поверить…

Попробую понять, что же завораживает мужчин – не с целью похвастаться (у меня есть другие достижения, более мне важные), а с целью помочь читательницам.

Оговорюсь только, что ничего ослепительного в моей внешности нет; всё обыкновенное.

И еще одна оговорка: я анализирую реакцию мужчин моего возраста и старше. И тех, кто моложе лет на десять. Может быть, нравлюсь и тем, кто еще моложе, но об этом думать не хочу.

Я - мужская мечта

Однажды мой муж написал: «От Светланы Ермаковой шалеют практически все мужчины, которые с ней разговаривают. Она – мужская мечта».

Сначала я смутилась, замахала руками. Но потом поняла: а ведь прав!

Мужчина, поговорив со мной, вдруг понимает: женщины, о которых он мечтал - есть! Вот одна рядом сидит... А он-то с некоторых пор думал: все бабы одинаковы, смысла нет разводиться, искать, рисковать...

Понимаю, как это нахально: объявить себя мужской мечтой. Но истина дороже.

Итак, от чего они охреневают?

От чего они охреневают

Так завораживают не только мужчин, но и читателей, и зрителей. Мы с мужем пишем книги в соавторстве и давно вывели закон первой страницы.

На первой странице, в первых же предложениях, дай читателю уверенность, что ты знаешь и разделяешь его тайные мысли, страхи и мечты. Что ты всё понимаешь и ни за что не осуждаешь. Что его любишь.

То же самое сказал недавно в телеинтервью актер Дмитрий Дюжев; он объяснял, как завоевать зрительный зал: «Сразу дай им понять: да-да-да-да-да!… всё знаю, всё понимаю, всё хорошо… и всё будет хорошо…».

А психолог Наталья Ивлева вот что написала мне:

«Наташа, тебя же все хотят! – говорит мой коллега. Раньше меня это удивило бы, сейчас не удивляет. Просто потому, что я точно знаю, как я нравлюсь, каким образом.

У меня на лбу написано, что я не укушу, не облаю, не поставлю двойку. Я всегда готова поддержать разговор, что с удовольствием и делаю. Часто завожу разговор сама, просто так, на ровном месте».

О ровных местах. Их много. Автобусы, лифты, магазины. Везде можно заговорить с мужчиной и одной фразой дать понять, что он встретил свою мечту.

Ну вот, еду я в лифте, с незнакомым мужчиной. Просто попутчиком по лифту. Смотрюсь в зеркало, поправляю волосы и спрашиваю его: красивая?

Он подтверждает - красивая! - и готов! Готов есть из моих рук. Не потому, что я так уж хороша в свои пятьдесят (тогда мне было пятьдесят), а потому…

Ох, это трудно описать словами. И потому, что я смеялась, и потому, что я смелая, и потому, что я больше ничего от него не хотела, и потому, что я его любила.

Это очень важно: показать мужчине, что ты его любишь, просто, как человека, чудо природы. Любите мужчин. Они ответят.

Мужчины боятся недо-умных женщин

Вот и получается, что мужчины любят (долго и нежно) умных женщин. Они их не боятся, как принято считать. Боятся они недо-умных, их еще ошибочно называют остроумными.

Недо-умные любят мужчин вышучивать и чаще других одиноки.

С остроумными и умными, мужчине, наоборот, уютно и интересно.

Так я думаю.

Кружевной воротничок, как виагра

Но! Есть еще одно сильнодействующее средство! Просто виагра для мужчин! Как только я поняла, насколько неотвратимо это средство действует, я стала им нагло пользоваться!

У каждого мужчины в раннем детстве сформирован сексуальный идеал. И, когда бывший мальчик встречает женщину, напоминающую этот идеал, он в нее безотчетно влюбляется.

Да! Всего-то! Надо одеться-причесаться так, чтобы напомнить ему принцессу из книжки, маму за праздничным столом, героиню черно-белого фильма…

И, значит, я ношу круглые белые воротнички, часто кружевные. И косы укладываю короной или валиком. И губы крашу бордовой помадой. Люблю платочки и шляпки. И никаких брюк, только пышные юбки.

Однажды моя подруга специально наблюдала, как на меня реагируют мужчины, на одном из официальных мероприятий. Я была в бархатном рыже-коричневом платье, с кружевным воротничком, косы – короной. Оказалось, что мужчины старались перемещаться в пространстве зала так, чтобы быть как можно ближе ко мне. Поверим?..

Конечно, этот мой образ красотки пятидесятых годов действует гипнотически только на мужчин моего времени, тех, кому сейчас пятьдесят и больше. Но правило общее: чем женственнее ты одета, тем больше шансов зацепить мужской взгляд и сердце.

Хотя… допускаю, что когда-нибудь бывших мальчиков будут возбуждать женщины в джинсах и кроссовках.

Оживление

Но! Всепонимающая и женственная еще должна быть энергичной! Она не может быть полудохлой! Энергичность – непременное качество женщины, если она хочет завораживать мужчин. Но это свойство врожденное, быть энергичной не научишься.

А где моя роскошь?

В советские бесколбасные времена моя подруга столкнулась на улице со своим мужем, идущим к буфетчице-любовнице. Мужа она так любила, что прощала всё; поэтому только сказала: «К буфетчице своей пошел? Ну, хоть колбаски-то налюби!»

Понятно, что слово «налюби» было чуть короче.

Вот и я, ох, много бы могла «налюбить», если бы занималась этим промыслом. Но мы с мужем на главное место всегда ставили наши отношения, и на все встречи с высокопоставленными мужчинами ходили вместе. Охотно подписав первый договор, высокопоставленный ожидал, что в следующий раз я приду в его кабинет одна; но, к его досаде, я всегда приходила с мужем… Кто же будет давать деньги удачливому сопернику? Таких благородных мы почти не встречали.

Вот потому я и не живу в роскоши.

Зато меня любит муж. А колбасу мы не едим уже лет двадцать, считаем вредной.

И жизнь подтвердила…

Актера Пороховщикова спросили по ТВ, как должна быть одета женщина, чтобы ему понравиться. Он ответил: "Как моя мама. Платье в горошек, по фигуре, и волосы уложены короной". Он не сказал, а изобразил корону.

Все мы любим так же, как понимаем мир. История любви каждого человека — точный слепок с истории его отношений к миpy вообще. (...)

Предлагаемая вниманию читателей книга не является сборником писем эротических в тесном значении этого слова... Эта книга имеет характер исключительно психологический; она задаётся целью поставить читателя перед зрелищем души, глубоко и сильно переживающей всякое чувство, полнозвучно отзывающейся на всякое проходящее перед нею явление, — одним словом, перед зрелищем души, озарённой любовью ().

Пишу, не видя. Я пришёл; хотел поцеловать у вас руку и удалиться. Придётся, однако, удалиться без этой награды; но развe я уже не буду достаточно вознаграждён, засвидетельствовав вам, как я вас люблю? Теперь 9 часов; я пишу вам, что люблю вас. По крайней мере, я хочу это написать, но не уверен, — послушно ли мне перо. Не придёте ли вы, чтобы я мог вам это сказать и исчезнуть? Прощайте, моя София, прощайте; ваше сердце, значит, не говорит вам, что я здесь? Первый раз я пишу в сумерках: это положение должно бы привести меня в очень нежное настроение. Но я чувствую лишь одно: я бы не ушёл отсюда. Надежда увидеть вас удерживает меня здесь, и вот я продолжаю беседовать с вами, даже не зная, — выходят ли у меня буквы! Повсюду, где их не будет, — читайте, — я вас люблю ().

Я не буду посещать вас часто, ибо впредь вы должны видеть меня только в те минуты, когда я уверен, что могу явиться к вам с весёлым, покойным лицом. Прежде в страданиях и тоске искал я твоего дома: откуда хотел получить утешение, туда вносил тревогу и страдания. Этого впредь не должно быть! Поэтому, если ты долгое время меня не увидишь, то помолись за меня в тишине! Ибо знай тогда, что я страдаю! Если же я приду, то будь уверена, что я принесу в ваш дом светлый дар моего существа, дар, который, быть может, дано расточать только мне — так много и так добровольно страдавшему ().

Дорогая Элеонора, позвольте мне назвать вас этим именем, напоминающим мне жгучие чтения вместе с увлекавшим меня тогда сладким призраком и вашу собственную жизнь, столь порывистую, бурную и отличную от того, чем бы она должна была быть. Дорогая Элеонора, вам известно, что я испытал на себе всю силу вашего обаяния и обязан вам тем, что любовь имеет самого сладостного. От всего этого у меня осталась одна привязанность — правда, очень нужная, и немного страха, которого я не могу побороть в себе. Если вам когда-нибудь попадутся на глаза эти строки, я знаю, что вы тогда подумаете: «он оскорблён прошлым, вот и всё; он заслуживает, чтоб я его вновь...» Не правда ли?

А между тем, если бы я, принимаясь за перо, вздумал вас спросить о чём-нибудь, то я, право, не знал бы, о чём. Да... разве о дружбе. Эта просьба была бы вульгарна, как просьба нищего о куске хлеба. На самом же деле мне нужна ваша интимность... А между тем вы всё так же хороши, как в тот день, когда ваши губы коснулись моего лба. Я чувствую ещё до сих пор их влажность... ().

Но и тогда, и теперь я лгал перед собой. Ещё тогда я мог бы оборвать всё и опять пойти в свой монастырь одинокого труда и увлечения делом. Теперь я ничего не могу, а чувствую, что напутал у вас в семействе; что простые, дорогие отношения с вами, как с другом, честным человеком, потеряны. И я не могу уехать и не смею остаться. Вы честный человек, руку на сердце, не торопясь, ради Бога не торопясь, скажите, что мне делать? Чему посмеёшься, тому поработаешь. Я бы помер со смexy, если бы месяц тому назад мне сказали, что можно мучаться, как я мучаюсь, и счастливо мучаюсь это время. Скажите, как честный человек, хотите ли вы быть моей женой? Только ежели от всей души, смело вы можете сказать: да, а то лучше скажите: нет, ежели в вас есть тень сомнения в ceбе. Ради Бога, спросите себя хорошо. Мне страшно будет услышать: нет, но я его предвижу и найду в себе силы снести. Но ежели никогда мужем я не буду любимым так, как я люблю, это будет ужасно! ().

Остальные иллюстрации: с. , .

Содержание
Нинон де Ланкло — маркизу Севинье

Дидро — г-же Волан
Мирабо — Софии Монье
София Монье — Мирабо
Гёте — г-же фон Штейн
Гёте — Христиане Вульпиус

Г-жа Ролан — Леонарду Бюзо


Фихте — Иоганне Марии Ран
Г-жа Сталь — Бенжамену Констану
Г-жа Сталь — А.В.Шлегелю
Бенжамен Констан — г-же Рекамье
Шатобриан — неизвестной молодой девушке
Наполеон — Жозефине

Наполеон — императрице Mapии-Луизе
Императрица Жозефина — Наполеону
Люсьен Бонапарт — г-же Рекамье

Гёльдерлин — Луизе Наст
Генрих Клейст — Вильгельмине фон Ценге
Бёрне — Генриетте Герц
Кернер — своей Рикеле (Фредерике Эман)
Гейне — Камилле Зельден
Ленау — Софии Лёвенталь
Шуман — Кларе Вик. Клара Вик — Шуману
Геббель — Элизе Лензин
Уго Фосколо — Антониеттe Фагнани-Арезе

Лорд Байрон — Августе Лейг
Лорд Байрон — графине Гвиччиоли
Джордж Бруммель — леди Джэн
Г-жа Шарль («Эльвира») — А.Ламартину
Бальзак — г-же Ганской

Жюльетта Друэ — Гюго
Гортензия Алларт де Меритенс — Сент-Бёву
Стендаль — Менте (графине Клементине Кюриаль)
Флобер — г-же X

Жорж Занд — доктору Пагелло
Альфред Мюссе — г-же Жорж Занд
Альфред Мюссе — Эмэ д"Альтон, впоследствии г-же Поль Мюссе

Эдгар По — Елене Уитман
Эдгар По — Анни

Джузеппе Мадзини — Джудитте Сидоли
Джузеппе Гарибальди — Аните
Лист — г-же С...

Бисмарк — невесте Иоганне Путкаммер
Гервег — невесте Эмме


Фердинанд Лассаль — Елене фон Деннигес
Елена фон Деннигес — Фердинанду Лассалю
Генрих Ибсен — Эмилии Бардах
Гамбетта — Леони Леон
Г.Р.Державин — невесте
Императрица Екатерина II — Потёмкину
Князь Потёмкин — Екатерине II
Гоголь Василий Афанасьевич (отец поэта) — невесте Марии Ивановне

B А Жуковский — М.А.Протасовой

Князь П.А.Вяземский — жене, урожд. кн. Гагариной
B.Ф.Раевский — неизвестной
Н.И.Надеждин — Е.В.Сухово-Кобылиной
Н.Н.Огарев — невесте и впослед. жене его, М.Л.РославлевоЙ
И.П.Галахов — М.Л.Огарёвой
М.Л.Огарёва — И.П.Галахову
Е.С.Норова — П.Я.Чаадаеву
E.Г.Левашева — П.Я.Чаадаеву
В.Г.Белинский — невесте, впоследствии жене, М.В.Орловой
А.И.Герцен — Н.А.Захарьиной
Н.А.Захарьина — А.И.Герцену

И.С.Тургенев — Полине Виардо
Н.Г.Чернышевский — жене

Г.И.Успенский — А.В.Бараевой, впоследствии его жене
Влад. Серг. Соловьёв — Е.В.Романовой, впоследствии Селевиной
A.И.Эртель — М.В.Огарковой, впоследствии его жене

Также в нашем ЖЖ: Почерк Вольтера, Листа, Гюго и других знаменитостей | Дневник Пушкина 1933-1935 года |

Ирина уже давно жила со Стасом по инерции. Как говорится, любовь прошла – семья осталась. А тут, случайно столкнувшись с мужчиной из соседнего дома, услышала, что тот любит ее всю свою жизнь. Приятно, слов нет! Правда, Ирине было совсем не до воздыхателя. Внезапно умер муж ее лучшей подруги Наташки. Причем вслед за ребенком. Убитая горем женщина пустилась во все тяжкие, и вскоре ее нашли мертвой. В предсмертной записке Наташа призналась, что сама отравила мужа. Но правоохранительные органы в это не поверили. А вскоре милиция заинтересовалась Ириной, так как по завещанию все имущество Натальи досталось подруге…

Галина Романова
Рыцарь чужой мечты

Все герои и действия вымышлены, любое сходство является совпадением.

Глава 1

С утра мозг заела дребедень из старого мультфильма. Ну просто выдолбила в голове громадные дырки.

– Надоело! – гнусавил лягушонок-сын в том самом мультике про Дюймовочку.

– Что надоело? – задавалась вопросом его лягушачья мамаша.

– Все надоело! – квакал в ответ сынок.

Вот-вот, и ему тоже все надоело. Ну просто до такой степени все надоело, что иногда в своем злом отчаянии – грех признаваться – он желал зла всему человечеству.

– Так ляг, поспи! – советовала мамаша.

– Не хочу спать! Надоело!

– Тогда иди учиться, – все еще пыталась она вразумить свое дитяти.

Он выучиться успел. Успел до того, как все обрыдло. И диплому радовался, и образованию, будто это могло иметь значение.

– Не хочу учиться! – вопил мультяшный лягушонок. – Хочу жениться!..

Жениться он уже не хотел. Успел в свое время. Женился. Попробовал зажить со своей женой долго и счастливо. Не получилось – развелся. Добавил к собственной тягостной скуке еще и стойкое неприязненное отношение к браку, только и всего.

Пора было задаваться риторическим вопросом: что делать?!

Хотя ведь задавался, и не раз. Беда! Ответа не было.

Друзья пожимали плечами, не понимая, что он вообще хочет от жизни, ведь все вроде сложилось, чего еще. А отец…

Отец его, кажется, ненавидел. Так тоже бывает иногда.

А что? Так ведь, наверное, все и произойдет. Он будет день за днем шлепать по утрам на нелюбимую работу. Вечерами возвращаться усталый, злой и опустошенный. Станет садиться за обеденный стол, жрать нехитрый холостяцкий ужин из пельменей и бутербродов с колбасой, выпивать бутылку пива и дремать перед телевизором. Перспективно, нечего сказать. Но ведь так все и будет. Так прожил жизнь его отец. Так проживет и он.

– Здравствуй, Саня. – Арина Валерьяновна, что жила в квартире напротив, с осуждением посмотрела на его вытянувшуюся футболку и не вполне свежие джинсы. – Как папа?

– Папа? Нормально, – пробурчал он, забыв поздороваться с дотошной теткой.

– Слышала, вы опять скандалили? – Старая перечница осуждающе поджала тонкие выцветшие губы.

– Да? – Он неумело изобразил недоумение и покачал головой. – Да вроде нет.

– Как же нет, если Степан Александрович снова кричал! – возмутилась та, не собираясь отставать. – Нельзя так, Саня! Нельзя! Он старый человек и требует снисходительного к себе отношения, а ты…

– Что я? – Александр отвернулся.

Он всегда теперь от нее отворачивался, хотя раньше бывали моменты, когда находил в общении с соседкой утешение.

– А ты грубишь ему. – Арина Валерьяновна слегка повысила голос. – Он болен, стар, одинок и… И говорить с ним ты не можешь в подобном тоне!

А как он должен говорить со старым паршивцем, который ежедневно гонит его прочь из отчего дома, интересно?! Как должен реагировать, когда родной отец выбрасывает из шкафа его вещи, приговаривая, что им место на свалке вместе с хозяином?! Должен улыбаться, делая скидку на старческий маразм, что ли?

А ему это надоело, черт возьми! Арина Валерьяновна, между прочим, с некоторых пор тоже перекочевала в разряд дико надоевших ему людей.

– К вам приходил участковый, – порадовала его соседка.

– Да? А зачем?

– Узнай у папы, – посоветовала та и двинулась старческой семенящей походкой в сторону крохотного магазинчика, притулившегося в соседнем доме, аккурат напротив их подъезда.

"Узнай у папы!" Что можно было у него узнать, о чем спросить, без опасения нарваться на очередной двухчасовой скандал! Нет уж, он лучше промолчит. А еще лучше – уйдет куда-нибудь вечером. Вопрос вот только – куда?

Дверь квартиры оказалась запертой изнутри на щеколду. Это отец ее навесил из-за настырного своего нежелания пускать его в квартиру. Правда, потом все равно впускал, но предварительно мог продержать его на лестничной клетке минут десять, а то и больше, переговариваясь через замочную скважину. Зрелище для алчных до сплетен соседей. Что-то сегодня?..

– Па, открой, – попросил Александр устало.

– Зачем? – поинтересовался настырный старик.

– Домой хочу.

– А есть он у тебя, дом-то, гадина?! Это мой дом! Мой!!! – тут же завопил отец.

– Пусть так, – согласился Александр, хотя опротестовать мог влегкую, имея право ровно на половину жилплощади. – Открой, пожалуйста!

Возникла пауза, заполненная приглушенными звуками с улицы и хлопаньем входных дверей этажами выше и ниже. Отец размышлял минут пять, а может, дольше. Ожидание всегда казалось Александру долгим и изнурительным. За это время он успевал обычно детально рассмотреть свою дверь, в которую до смерти матери входил безо всяких задержек, растрескавшиеся деревянные перила лестницы, пыльное подъездное стекло и дверь квартиры напротив, где среди кружевных салфеточек прозябала в своей старости Арина Валерьяновна.

Отец отозвался совсем неожиданно и даже чуть дверь приоткрыл, предусмотрительно заблокировав ее дверной цепочкой.

– Пущу на одном условии, – вдруг выпалил он, строго глядя на сына из-под кустистых седых бровей.

– На каком? – удивился Александр.

– Мне это… Нужно в банк! – с вызовом воскликнул отец.

– И что? Проводить тебя туда? – Он все еще не понимал, куда клонит старый маразматик.

– И проводить тоже. И еще… – Старик пожевал полными губами, скрипнул костылем, на который опирался. – Мне нужно взять кредит в банке, нужен поручитель. Пойдешь?

– Кредит? В банке?! – удивлению не было предела. – Зачем тебе кредит? Тебе пенсии за глаза хватает и…

– Не твое собачье дело, сыночек. – Карие глаза отца зло прищурились. – Может, я жениться хочу, во! А мне деньги на машину нужны, мой "Запорожец" сдох еще пять лет назад. Так пойдешь поручителем или нет? – И тут же, не дождавшись его ответа, пригрозил: – Пойдешь – домой войдешь, нет – спи на лестнице!

Отец собрался жениться! Вот это был номер! Это было что-то из ряда вон выходящее, и не потому, что Александр не мог представить себе невесту отца, а потому, что не мог представить своего старика вообще рядом хоть с кем-нибудь. Поскольку тот был жаден, мелочен, сварлив и до отвратительного неопрятен. Кто же мог польститься на такое сокровище? Уж не Арина ли Валерьяновна? А что, такой вариант возможен. Неспроста же она так печется о нем, заступается постоянно, а Александра всякий раз гнобит за неосторожно сказанное грубое слово.

Кредит, стало быть, собрался взять на новую машину, ну-ну.

– Хорошо, – сдался он очень быстро. – Я согласен стать твоим поручителем, но у меня тоже условие.

– Какое еще?

– И не собирался, между прочим, – фыркнул тот, обильно брызнув слюной. – Очень надо мне молодуху сюда тащить! На рыло твое любоваться день за днем! Нам, может, жить осталось два понедельника, чего же отравлять себе сладкие дни. Ладно, входи уж…

Цепочка с лязгом была отброшена в сторону, и через мгновение Александр входил в свою квартиру. Вошел и тут же поморщился. Вонь в доме стояла непереносимая. Мало того что отец курил, где попало оставляя окурки и пепел, так еще и приготовить себе что-то сподобился. Что-то, пахнущее кислятиной и подгоревшей селедкой.



Понравилась статья? Поделиться с друзьями: