Однажды я пошёл в зоосад. Там я посмотрел всех зверей и всех птиц. Видел слона, павлина, крокодила, разных антилоп.
Но почему-то всех больше мне понравилась простая рыжая кошка. Её звали Маруська. Она забралась в клетку к бобрам и сидела там, будто настоящий дикий зверь. А потом поймала огромную, противную крысу, вышла из клетки и понесла её в зубах мимо всех зверей. Потом эта Маруська встретила служителя зоосада, отдала ему крысу и снова пошла в клетку к бобрам - ловить крыс.
Я ходил, ходил по зоосаду, устал и сел отдохнуть на скамейку. Передо мной была клетка-вольера, в которой жили два больших чёрных ворона - ворон и ворониха.
Сижу я, отдыхаю, покуриваю. Вдруг один ворон подскочил к самой решётке, посмотрел на меня и сказал человеческим голосом:
Дай Яше горошку!
Я даже сначала испугался и растерялся.
Чего, - говорю, - чего тебе надо?
Горошку! Горошку! - закричал снова ворон. - Дай Яше горошку!
У меня в кармане никакого гороха не было, а было только целое пирожное, завёрнутое в бумагу, и новенькая, блестящая копеечка. Я бросил ему сквозь прутья решётки копейку.
Яша взял денежку своим толстым клювом, ускакал с нею в угол и засунул в какую-то щёлку. Я отдал ему и пирожное. Яша сначала покормил пирожным ворониху, а потом съел свою половину. Интересная и умная птица! А я-то думал, что только одни попугаи могут выговаривать человеческие слова.
И там же, в зоосаде, я узнал, что можно научить говорить и сороку, и ворону, и галку, и маленького скворца. Говорить их учат так. Надо посадить птицу в маленькую клетку и обязательно прикрыть платком, чтобы птица не развлекалась. А потом не торопясь, ровным голосом повторять одну и ту же фразу - раз двадцать, а то и тридцать. После урока надо птицу угостить чем-нибудь вкусным и выпустить в большую клетку, где она всегда живёт.
Вот и вся премудрость. Этого ворона Яшу так и учили говорить. И на двадцатый день ученья, как только его посадили в маленькую клетку и закрыли платком, он хрипло сказал из-под платка по-человечьему:
Дай Яше горошку! Дай Яше горошку!
Тут ему горошку и дали:
Кушай, Яшенька, на здоровье.
Наверно, очень интересно держать у себя дома такую говорящую птицу. Проснёшься утром, а птица тебе крикнет:
С добрым утром! С добрым утром!
Или попросится:
Эй. выпусти погулять! Выпусти!
Пожалуй, я куплю себе сороку или галку и научу её говорить.
Смотрите также: "Верный Трой" Чарушин Е.И.
Интересные истории Евгения Чарушина о животных, о птицах. Рассказы об умном вороне, о волчёнке, о преданном бульдоге.
Рассказы для внеклассного чтения в 1-4 классах.
Евгений Чарушин. Волчишко
Жил в лесу волчишко с матерью.
Вот как-то раз ушла мать на охоту.
А волчишку поймал человек, сунул его в мешок и принёс в город. Посреди комнаты мешок положил.
Долго не шевелился мешок. Потом забарахтался в нём волчишко и вылез. В одну сторону посмотрел — испугался: человек сидит, на него смотрит.
В другую сторону посмотрел — чёрный кот фыркает, пыжится, самого себя вдвое толще, еле стоит. А рядом пёс зубы скалит.
Совсем забоялся волчишко. Полез в мешок обратно, да не влезть — лежит пустой мешок на полу, как тряпка.
А кот пыжился, пыжился да как зашипит! Прыгнул на стол, блюдце свалил. Разбилось блюдце.
Пёс залаял.
Человек закричал громко: «Ха! Ха! Ха! Ха!»
Забился волчишко под кресло и там стал жить-дрожать.
Кресло посреди комнаты стоит.
Кот со спинки кресла вниз посматривает.
Пёс вокруг кресла бегает.
Человек в кресле сидит — дымит.
А волчишко еле жив под креслом.
Ночью человек уснул, и пёс уснул, и кот зажмурился.
Коты — они не спят, а только дремлют.
Вылез волчишко осмотреться.
Походил, походил, понюхал, а потом сел и завыл.
Пёс залаял.
Кот на стол прыгнул.
Человек на кровати сел. Замахал руками, закричал. А волчишко опять под кресло залез. Стал тихонечко там жить.
Утром ушёл человек. Молока налил в плошку. Стали кот с собакой молоко лакать.
Вылез из-под кресла волчишко, подполз к двери, а дверь- то открыта!
Из двери на лестницу, с лестницы на улицу, с улицы по мосту, с моста в огород, из огорода в поле.
А за полем стоит лес.
А в лесу мать-волчиха.
А теперь волчишко вот каким стал волком.
Евгений Чарушин. Яшка
Я ходил по зоосаду, устал и сел отдохнуть на лавочку. Передо мной была клетка вольера, в которой жили два больших чёрных ворона — ворон и ворониха. Я сидел, отдыхал и покуривал. И вдруг один ворон подскочил к самой решётке, посмотрел на меня и сказал человеческим голосом:
— Дай Яше горошку!
Я даже сначала испугался и растерялся.
— Чего, — говорю, — чего тебе надо?
— Горошку! Горошку! — закричал снова ворон. — Дай Яше горошку!
У меня в кармане никакого гороха не было, а было только целое пирожное, завёрнутое в бумагу, и новенькая, блестящая копеечка. Я бросил ему сквозь прутья решётки копейку. Яша взял денежку своим толстым клювом, ускакал с ней в угол и засунул в какую-то щёлку. Я отдал ему и пирожное. Яша сначала покормил пирожным ворониху, а потом сам съел свою половину.
Какая интересная и умная птица! А я-то думал, что только одни попугаи могут выговаривать человеческие слова. И там же, в зоосаду, я узнал, что можно научить говорить и сороку, и ворону, и галку, и даже маленького скворца.
Говорить их учат так.
Надо посадить птицу в маленькую клетку и обязательно прикрыть платком, чтобы птица не развлекалась. А потом, не торопясь, ровным голосом повторять одну и ту же фразу — раз двадцать, а то и тридцать. После урока надо птицу угостить чем-нибудь вкусным и выпустить в большую клетку, где она всегда живёт. Вот и вся премудрость.
Этого ворона Яшу так и учили говорить. И на двадцатый день учения, как только его посадили в маленькую клетку и закрыли платком, он хрипло сказал из-под платка по-человечески: «Дай Яше горошку! Дай Яше горошку!» Тут ему горошку и дали. — Кушай, Яшенька, на здоровье.
Наверное, очень интересно держать у себя такую говорящую птицу. Пожалуй, я куплю себе сороку или галку и научу её говорить.
Евгений Чарушин. Верный трой
Сговорились мы с приятелем побегать на лыжах. Зашёл я за ним утром. Он в большом доме живёт — на улице Пестеля.
Вошёл я во двор. А он увидел меня из окна и машет рукой с четвёртого этажа.
— Жди, мол, сейчас выйду.
Вот я и жду на дворе, у двери. Вдруг сверху кто-то как загремит по лестнице.
Стук! Гром! Тра-та-та-та-та-та-та-та-та-та! Деревянное что-то стучит-трещит по ступенькам, как трещотка какая.
«Неужели, — думаю, — это приятель мой с лыжами да с палками свалился, ступеньки пересчитывает?»
Я поближе к двери подошёл. Что же там по лестнице катится? Жду.
И вот смотрю: выезжает из дверей пятнистая собака — бульдог. Бульдог на колёсиках.
Туловище у него прибинтовано к игрушечному автомобильчику — грузовичок такой, «газик».
А передними лапами бульдог по земле ступает — бежит и сам себя катит.
Морда курносая, морщинистая. Лапы толстые, широко расставленные. Выехал он из дверей, посмотрел сердито по сторонам. А тут рыжая кошка двор переходила. Как бросится за кошкой бульдог — только колёса подпрыгивают на камнях да ледяшках. Загнал кошку в подвальное окно, а сам ездит по двору — углы обнюхивает.
Тут я вытащил карандаш и записную книжку, уселся на ступеньке и давай его рисовать.
Вышел мой приятель с лыжами, увидел, что я собаку рисую, и говорит:
— Рисуй его, рисуй, — это не простой пёс. Он из-за храбрости своей калекой стал.
— Как так? — спрашиваю.
Погладил мой приятель бульдога по складкам на загривке, конфету ему в зубы дал и говорит мне:
— Пойдём, я тебе по дороге всю историю расскажу. Замечательная история, ты прямо и не поверишь.
— Так вот, — сказал приятель, когда мы вышли за ворота, — слушай.
Зовут его Трой. По-нашему это значит — верный.
И правильно его так назвали.
Ушли мы как-то раз все на службу. У нас в квартире все служат: один учителем в школе, другой на почте телеграфистом, жёны тоже служат, а дети учатся. Ну вот, ушли мы все, а Трой один остался — квартиру сторожить.
Выследил какой-то вор-ворище, что пустая у нас осталась квартира, вывернул замок из двери и давай у нас хозяйничать.
У него с собой мешок был громадный. Хватает он всё, что попало, и суёт в мешок, хватает и суёт. Ружьё моё в мешок попало, сапоги новые, учительские часы, бинокль Цейса, валенки ребячьи.
Штук шесть пиджаков, да френчей, да курток всяких он на себя натянул: в мешке уже места, видно, не было.
А Трой лежит у печки, молчит — вор его не видит.
Такая уж у Троя привычка: впустить он кого угодно впустит, а вот выпустить — так нет.
Ну вот, обобрал вор всех нас дочиста. Самое дорогое, самое лучшее взял. Уходить ему пора. Сунулся он к двери...
А в дверях Трой стоит.
Стоит и молчит.
А морда у Троя — видал какая?
А груд ища-то!
Стоит Трой, насупился, глаза кровью налились, и клык изо рта торчит.
Вор так и прирос к полу. Попробуй уйди!
А Трой ощерился, избочился и боком стал наступать.
Тихонько подступает. Он всегда так врага запугивает — собаку ли, человека ли.
Ворюга, видно, от страха, совсем обалдел, метаться на
чал без толку, а Трой на спину ему прыгнул и все шесть пиджаков на нём разом прокусил.
Ты знаешь, как бульдоги мёртвой хваткой хватают?
Глаза закроют, челюсти захлопнут, как на замок, да так и не разожмут зубов, хоть убей их тут.
Мечется вор, об стены спиной трётся. Цветы в горшках, вазочки, книги с полок сбрасывает. Ничего не помогает. Висит на нём Трой, как гиря какая.
Ну, догадался наконец вор, вывернулся он как-то из своих шести пиджаков и весь этот куль вместе с бульдогом раз за окно!
Это с четвёртого-то этажа!
Полетел бульдог головой вниз во двор.
Жижа в стороны брызнула, картошка гнилая, головы селёдочные, дрянь всякая.
Угодил Трой со всеми нашими пиджаками прямо в помойную яму. До краёв была завалена в этот день наша помойка.
Ведь вот какое счастье! Если бы о камни он брякнулся — все бы косточки переломал и не пикнул бы. Сразу бы ему смерть.
А тут будто кто ему нарочно помойку подставил — всё же помягче падать.
Вынырнул Трой из помойки, выкарабкался — будто целый совсем. И подумай только, успел он ещё вора на лестнице перехватить.
Опять в него вцепился, в ногу на этот раз.
Тут сам вор себя выдал, заорал, завыл.
Сбежались на вой жильцы со всех квартир, и с третьего, и с пятого, и с шестого этажа, со всей чёрной лестницы.
— Собаку держите. О-о-ой! Сам в милицию пойду. Оторвите только чёрта окаянного.
Легко сказать — оторвите.
Два человека тянули бульдога, а он только хвостиком- обрубком помахивал и ещё сильнее челюсти зажимал.
Принесли жильцы из первого этажа кочергу, просунули Трою между зубов. Только таким манером и разжали ему челюсти.
Вышел вор на улицу — бледный, всклокоченный. Трясётся весь, за милиционера держится.
— Ну и собачка, — говорит. — Ну и собачка!
Увели вора в милицию. Там он и рассказал, как дело было.
Прихожу я вечером со службы. Вижу, в дверях замок выворочен. В квартире мешок с добром нашим валяется.
А в уголке, на своём месте, Трой лежит. Весь грязный, вонючий.
Рассказ о птицах для детей. Рассказ для внеклассного чтения. Рассказ о том, что даже ворона можно научить говорить. Не верите? Тогда прочитайте рассказ и всё сразу поймёте.
Евгений Чарушин. Яшка
Я ходил по зоосаду, устал и сел отдохнуть на лавочку. Передо мной была клетка вольера, в которой жили два больших чёрных ворона — ворон и ворониха. Я сидел, отдыхал и покуривал. И вдруг один ворон подскочил к самой решётке, посмотрел на меня и сказал человеческим голосом:
— Дай Яше горошку!
Я даже сначала испугался и растерялся.
— Чего, — говорю, — чего тебе надо?
— Горошку! Горошку! — закричал снова ворон. — Дай Яше горошку!
У меня в кармане никакого гороха не было, а было только целое пирожное, завёрнутое в бумагу, и новенькая, блестящая копеечка. Я бросил ему сквозь прутья решётки копейку. Яша взял денежку своим толстым клювом, ускакал с ней в угол и засунул в какую-то щёлку. Я отдал ему и пирожное. Яша сначала покормил пирожным ворониху, а потом сам съел свою половину.
Какая интересная и умная птица! А я-то думал, что только одни попугаи могут выговаривать человеческие слова. И там же, в зоосаду, я узнал, что можно научить говорить и сороку, и ворону, и галку, и даже маленького скворца.
Говорить их учат так.
Надо посадить птицу в маленькую клетку и обязательно прикрыть платком, чтобы птица не развлекалась. А потом, не торопясь, ровным голосом повторять одну и ту же фразу — раз двадцать, а то и тридцать. После урока надо птицу угостить чем-нибудь вкусным и выпустить в большую клетку, где она всегда живёт. Вот и вся премудрость.
Этого ворона Яшу так и учили говорить. И на двадцатый день учения, как только его посадили в маленькую клетку и закрыли платком, он хрипло сказал из-под платка по-человечески: «Дай Яше горошку! Дай Яше горошку!» Тут ему горошку и дали. — Кушай, Яшенька, на здоровье.
Наверное, очень интересно держать у себя такую говорящую птицу. Пожалуй, я куплю себе сороку или галку и научу её говорить.
Чарушин Евгений Иванович
Рассказы о животных
Чарушин Е. И. Рассказы о животных.
Что за зверь?
Выпал первый снег. И всё кругом стало белым. Деревья белые, земля белая, и крыши, и крыльцо, и ступеньки на крыльце -- всё покрылось снегом. Девочке Кате захотелось по снежку погулять. Вот она вышла на крыльцо, хочет по ступенькам спуститься в сад и вдруг видит: на крыльце, в снегу, какие-то ямки. Какой-то зверёк ходил по снегу. И на ступеньках следы, и на крыльце следы, и в саду следы.
"Вот интересно-то! -- подумала девочка Катя. -- Что за зверёк, тут ходил? Это надо узнать". Взяла Катя котлетку, положила ее на крыльцо и убежала. День прошёл, ночь прошла. Настало утро. Проснулась Катя -- и скорее на крыльцо: смотреть, съел ли зверёк её котлетку. Смотрит -- котлетка цела! Где её положила, тут она и лежит. А следов ещё больше стало. Значит, зверёк снова приходил. Тогда убрала Катя котлетку и положила вместо неё косточку. Из супа. Утром опять бежит Катя на крыльцо. Смотрит -- косточку зверёк тоже не трогал. Так что же это за зверёк такой? И косточек не ест. Тогда положила Катя вместо косточки красную морковку. Утром глядит -- морковки нет! Зверёк приходил и всю морковку съел! Тогда Катин папа сделал западню. Опрокинул на крыльце ящик кверху дном, подпёр его лучинкой, а к лучинке привязал бечёвкой морковь. Если морковку дёрнуть -- лучинка отскочит, ящик упадёт и накроет зверька. На следующий день и папа пошёл, и мама, и даже бабушка -- все пошли смотреть, не попался ли зверь в западню. А Катя впереди всех. Есть в западне зверь! Прихлопнул кого-то ящик, упал с подставки! Заглянула Катя в щёлочку, видит -- сидит там зверь. Белый-белый, пушистый-пушистый, глаза розовые, уши длинные, прижался в угол, морковку дожёвывает. Это кролик! Унесли его домой, на кухню. А потом сделали большую клетку. И он стал в ней жить. А Катя его кормила морковкой, сеном, овсом и сухарями.
Медвежонок
Охотники убили трёх медведиц и три выводка медвежат продали в зоопарк.
В зоопарке их всех посадили в одну клетку - бурых, рыжих, черноватых, неодинаковых и мастью и ростом - кто побольше, кто поменьше.
Самый маленький - самый угрюмый. Сидит в углу, чешет животик, лапу сосёт и всё время ворчит.
А другие весёлые: борются, по клетке лазают, барахтаются, кричат, пыхтят - мохнатые, пузатые, большеголовые, косолапые медвежатки.
Один хоть и всех перерос, а есть не умеет по-настоящему.
Его служительница соской кормит. В бутылку молока нальёт, тряпку в горлышко сунет и отдаст ему. Он бутылку облапит и сосёт. Никого к себе не подпускает, ворчит. Страшно так!
Другой, черноватый, с белым пятном-нагрудником, всё лазает, карабкается. Полез он по железным прутьям клетки к потолку. Прутья-то скользкие - два вершка пролезет, на вершок обратно съедет. Лез, лез, до половины добрался, а дальше - никак. Устал. Вовсю лапами работает, визжит со злости, хочется ему на потолок, а ничего не выходит - вниз съезжает.
Придумал. Вцепился зубами в железный прут и висит - лапы отдыхают.
Повисел, отдохнул и сразу до потолка добрался. Потом и по потолку полез, да сорвался, упал и завопил отчаянным голосом.
Прибежала служительница, взяла его на руки, укачивает, гладит.
Медвежишко успокоился, учуял в кармане конфету, достал и вместе с бумажкой давай её сосать, причмокивать.
Принесли медвежатам молочной каши. Все на корытце навалились, толкаются, прямо в кашу лезут, огрызаются, чавкают, чмокают, сопят.
Вдруг опять кто-то закричал.
Орёт во всё горло, надрывается.
А это тот самый сосун, который по-настоящему есть не умеет. Выбрался он из клетки, когда кашу давали, и полез по метле - у клетки метла стояла.
Полез мишка по метле и вместе с ней свалился. Об пол ушибся, да ещё и палка от метлы его по голове ударила.
Лежит, закрыл глаза и вопит. А метлу из лап не выпускает.
Дали ему опять соску.
Медвежата съели кашу. Так вывозились, что никакой масти не узнаешь - все в каше. Стали полосатые, пятнистые. Поели и снова давай играть.
Захотелось мне купить медвежонка, да нельзя: в зоопарке медвежат не продают.
Медведь-рыбак
В прошлом году я всю зиму жил на Камчатке. А ведь это самый край нашей Родины. Там я и весну встречал. Интересно начинается камчатская весна, не по-нашему.
Как побегут ручьи, как вскроются камчатские речки, прилетает из Индии красный воробей-чечевица и везде поёт свою песню чистым, флейтовым свистом:
Чавычу видел?
Чавычу видел?
Чавычу видел?
А чавыча - это такая рыба лососёвой породы. И тут-то начинается самое интересное в камчатской весне.
В это самое время вся рыба из океана заходит в речки, в ручьи, чтобы в самых истоках, в проточной пресной воде метать икру.
Идёт рыба табунами, косяками, стаями; рыбы лезут, торопятся, толкаются, - видно, тяжело им: животы у них раздуты, полны икрой или молоками. Иногда они плывут так густо, что нижние по дну ползут, а верхних из воды выпирает.
Ох, как много идёт рыбы!
А говорят, в старину, когда на Камчатке было совсем мало людей, рыба шла ещё гуще. В старинных записях так и сказано, что весло в реках стояло и против течения шло «попом».
Все радуются, галдят. И тоже спрашивают друг друга:
Чавычу видел?
Чавычу видел?
Чавычу видел?
А она изредка проплывёт - эта чавыча - огромный, драгоценный лосось.
Плывёт она по дну среди мелкой рыбы - горбуши. Будто свинья с поросятами по двору проходит.
А через несколько дней вся эта рыба сваливается обратно, в солёную воду. Только уж не косяками, не табунами плывёт она, а вразброд, каждая по-своему. Кто - хвостом вперёд, а кого и по дну катит и выкатывает на берег, как гнилое полешко. Вся рыба еле живая, больная, «снулая». Выметала она икру и обессилела.
И теперь уже по всей Камчатке другие рыбаки орудуют. Кто каркает, кто крякает, кто рычит, кто мяучит.
Дикие рыбаки рыбачат.
Пойду-ка, думаю, в лес, отдохну, да и посмотрю лесных рыбаков. Как-то они с делом справляются. И ушёл далеко-далеко от селения.
Хорошо весной в лесу! Берёзы распускают свои клейкие листья, стоят прозрачные, будто не деревья, а дымок зелёный. Среди них темнеют плотные ели и высокий можжевельник.
Воздух чистый, лёгкий, еловой смолой пахнет, молодым листом, прелой землёй.
И хор птичий... И флейта поёт, и трель рассыпается, и чеканье, и посвисты.
Солнце печёт вовсю. А тень ещё холодная.
Я подошёл к берегу речки, притаился и сразу увидел рыбака.
Ай да мужик-богатырь! Ростом с воробья. Рыба его в тридцать раз больше.
Это голоногий куличишка рыбачит. Вокруг рыбы бегает, суетится, суетится, клюёт. А рыбу из воды на берег выкинуло - дохлая.
Пищит кулик, ногами семенит.
Потом прилетели две вороны. Спугнули кулика, а сами рыбу не трогают.
Видно, уже поели досыта. Как сели на отмель, так и заснули. Сидят, носатые, глаза закрыли. Налетели чайки с криком, с гамом. Стали потрошить эту рыбину. Одна голова осталась.
Как удачно я выбрал место!
Тут у речки крутая излучина, и всё, что поверху плывёт, вода выкидывает на берег.
Пока я тут был, трёх рыб к берегу прибило течением.
Гляжу - с того берега по камням спускается лиса. Паршивая такая. Шерсть клочьями на боках висит - сбрасывает зимнюю шубу Лиса Патрикеевна.
Спустилась она к воде, воровато схватила ближнюю рыбу и спряталась с нею за камень.
Потом опять показалась, облизывается. И вторую рыбу утащила.
Вдруг лай, вой, визг поднялся: прибежали собаки деревенские да как бросятся с обрыва к воде, к лисице. Видно, учуяли её сверху. Лиса берегом, берегом наверх - и в лес. Собаки за ней.
Интересные истории Евгения Чарушина о животных, о птицах. Рассказы об умном вороне, о волчёнке, о преданном бульдоге.
Рассказы для внеклассного чтения в 1-4 классах.
Евгений Чарушин. Волчишко
Жил в лесу волчишко с матерью.
Вот как-то раз ушла мать на охоту.
А волчишку поймал человек, сунул его в мешок и принёс в город. Посреди комнаты мешок положил.
Долго не шевелился мешок. Потом забарахтался в нём волчишко и вылез. В одну сторону посмотрел — испугался: человек сидит, на него смотрит.
В другую сторону посмотрел — чёрный кот фыркает, пыжится, самого себя вдвое толще, еле стоит. А рядом пёс зубы скалит.
Совсем забоялся волчишко. Полез в мешок обратно, да не влезть — лежит пустой мешок на полу, как тряпка.
А кот пыжился, пыжился да как зашипит! Прыгнул на стол, блюдце свалил. Разбилось блюдце.
Пёс залаял.
Человек закричал громко: «Ха! Ха! Ха! Ха!»
Забился волчишко под кресло и там стал жить-дрожать.
Кресло посреди комнаты стоит.
Кот со спинки кресла вниз посматривает.
Пёс вокруг кресла бегает.
Человек в кресле сидит — дымит.
А волчишко еле жив под креслом.
Ночью человек уснул, и пёс уснул, и кот зажмурился.
Коты — они не спят, а только дремлют.
Вылез волчишко осмотреться.
Походил, походил, понюхал, а потом сел и завыл.
Пёс залаял.
Кот на стол прыгнул.
Человек на кровати сел. Замахал руками, закричал. А волчишко опять под кресло залез. Стал тихонечко там жить.
Утром ушёл человек. Молока налил в плошку. Стали кот с собакой молоко лакать.
Вылез из-под кресла волчишко, подполз к двери, а дверь- то открыта!
Из двери на лестницу, с лестницы на улицу, с улицы по мосту, с моста в огород, из огорода в поле.
А за полем стоит лес.
А в лесу мать-волчиха.
А теперь волчишко вот каким стал волком.
Евгений Чарушин. Яшка
Я ходил по зоосаду, устал и сел отдохнуть на лавочку. Передо мной была клетка вольера, в которой жили два больших чёрных ворона — ворон и ворониха. Я сидел, отдыхал и покуривал. И вдруг один ворон подскочил к самой решётке, посмотрел на меня и сказал человеческим голосом:
— Дай Яше горошку!
Я даже сначала испугался и растерялся.
— Чего, — говорю, — чего тебе надо?
— Горошку! Горошку! — закричал снова ворон. — Дай Яше горошку!
У меня в кармане никакого гороха не было, а было только целое пирожное, завёрнутое в бумагу, и новенькая, блестящая копеечка. Я бросил ему сквозь прутья решётки копейку. Яша взял денежку своим толстым клювом, ускакал с ней в угол и засунул в какую-то щёлку. Я отдал ему и пирожное. Яша сначала покормил пирожным ворониху, а потом сам съел свою половину.
Какая интересная и умная птица! А я-то думал, что только одни попугаи могут выговаривать человеческие слова. И там же, в зоосаду, я узнал, что можно научить говорить и сороку, и ворону, и галку, и даже маленького скворца.
Говорить их учат так.
Надо посадить птицу в маленькую клетку и обязательно прикрыть платком, чтобы птица не развлекалась. А потом, не торопясь, ровным голосом повторять одну и ту же фразу — раз двадцать, а то и тридцать. После урока надо птицу угостить чем-нибудь вкусным и выпустить в большую клетку, где она всегда живёт. Вот и вся премудрость.
Этого ворона Яшу так и учили говорить. И на двадцатый день учения, как только его посадили в маленькую клетку и закрыли платком, он хрипло сказал из-под платка по-человечески: «Дай Яше горошку! Дай Яше горошку!» Тут ему горошку и дали. — Кушай, Яшенька, на здоровье.
Наверное, очень интересно держать у себя такую говорящую птицу. Пожалуй, я куплю себе сороку или галку и научу её говорить.
Евгений Чарушин. Верный трой
Сговорились мы с приятелем побегать на лыжах. Зашёл я за ним утром. Он в большом доме живёт — на улице Пестеля.
Вошёл я во двор. А он увидел меня из окна и машет рукой с четвёртого этажа.
— Жди, мол, сейчас выйду.
Вот я и жду на дворе, у двери. Вдруг сверху кто-то как загремит по лестнице.
Стук! Гром! Тра-та-та-та-та-та-та-та-та-та! Деревянное что-то стучит-трещит по ступенькам, как трещотка какая.
«Неужели, — думаю, — это приятель мой с лыжами да с палками свалился, ступеньки пересчитывает?»
Я поближе к двери подошёл. Что же там по лестнице катится? Жду.
И вот смотрю: выезжает из дверей пятнистая собака — бульдог. Бульдог на колёсиках.
Туловище у него прибинтовано к игрушечному автомобильчику — грузовичок такой, «газик».
А передними лапами бульдог по земле ступает — бежит и сам себя катит.
Морда курносая, морщинистая. Лапы толстые, широко расставленные. Выехал он из дверей, посмотрел сердито по сторонам. А тут рыжая кошка двор переходила. Как бросится за кошкой бульдог — только колёса подпрыгивают на камнях да ледяшках. Загнал кошку в подвальное окно, а сам ездит по двору — углы обнюхивает.
Тут я вытащил карандаш и записную книжку, уселся на ступеньке и давай его рисовать.
Вышел мой приятель с лыжами, увидел, что я собаку рисую, и говорит:
— Рисуй его, рисуй, — это не простой пёс. Он из-за храбрости своей калекой стал.
— Как так? — спрашиваю.
Погладил мой приятель бульдога по складкам на загривке, конфету ему в зубы дал и говорит мне:
— Пойдём, я тебе по дороге всю историю расскажу. Замечательная история, ты прямо и не поверишь.
— Так вот, — сказал приятель, когда мы вышли за ворота, — слушай.
Зовут его Трой. По-нашему это значит — верный.
И правильно его так назвали.
Ушли мы как-то раз все на службу. У нас в квартире все служат: один учителем в школе, другой на почте телеграфистом, жёны тоже служат, а дети учатся. Ну вот, ушли мы все, а Трой один остался — квартиру сторожить.
Выследил какой-то вор-ворище, что пустая у нас осталась квартира, вывернул замок из двери и давай у нас хозяйничать.
У него с собой мешок был громадный. Хватает он всё, что попало, и суёт в мешок, хватает и суёт. Ружьё моё в мешок попало, сапоги новые, учительские часы, бинокль Цейса, валенки ребячьи.
Штук шесть пиджаков, да френчей, да курток всяких он на себя натянул: в мешке уже места, видно, не было.
А Трой лежит у печки, молчит — вор его не видит.
Такая уж у Троя привычка: впустить он кого угодно впустит, а вот выпустить — так нет.
Ну вот, обобрал вор всех нас дочиста. Самое дорогое, самое лучшее взял. Уходить ему пора. Сунулся он к двери...
А в дверях Трой стоит.
Стоит и молчит.
А морда у Троя — видал какая?
А груд ища-то!
Стоит Трой, насупился, глаза кровью налились, и клык изо рта торчит.
Вор так и прирос к полу. Попробуй уйди!
А Трой ощерился, избочился и боком стал наступать.
Тихонько подступает. Он всегда так врага запугивает — собаку ли, человека ли.
Ворюга, видно, от страха, совсем обалдел, метаться на
чал без толку, а Трой на спину ему прыгнул и все шесть пиджаков на нём разом прокусил.
Ты знаешь, как бульдоги мёртвой хваткой хватают?
Глаза закроют, челюсти захлопнут, как на замок, да так и не разожмут зубов, хоть убей их тут.
Мечется вор, об стены спиной трётся. Цветы в горшках, вазочки, книги с полок сбрасывает. Ничего не помогает. Висит на нём Трой, как гиря какая.
Ну, догадался наконец вор, вывернулся он как-то из своих шести пиджаков и весь этот куль вместе с бульдогом раз за окно!
Это с четвёртого-то этажа!
Полетел бульдог головой вниз во двор.
Жижа в стороны брызнула, картошка гнилая, головы селёдочные, дрянь всякая.
Угодил Трой со всеми нашими пиджаками прямо в помойную яму. До краёв была завалена в этот день наша помойка.
Ведь вот какое счастье! Если бы о камни он брякнулся — все бы косточки переломал и не пикнул бы. Сразу бы ему смерть.
А тут будто кто ему нарочно помойку подставил — всё же помягче падать.
Вынырнул Трой из помойки, выкарабкался — будто целый совсем. И подумай только, успел он ещё вора на лестнице перехватить.
Опять в него вцепился, в ногу на этот раз.
Тут сам вор себя выдал, заорал, завыл.
Сбежались на вой жильцы со всех квартир, и с третьего, и с пятого, и с шестого этажа, со всей чёрной лестницы.
— Собаку держите. О-о-ой! Сам в милицию пойду. Оторвите только чёрта окаянного.
Легко сказать — оторвите.
Два человека тянули бульдога, а он только хвостиком- обрубком помахивал и ещё сильнее челюсти зажимал.
Принесли жильцы из первого этажа кочергу, просунули Трою между зубов. Только таким манером и разжали ему челюсти.
Вышел вор на улицу — бледный, всклокоченный. Трясётся весь, за милиционера держится.
— Ну и собачка, — говорит. — Ну и собачка!
Увели вора в милицию. Там он и рассказал, как дело было.
Прихожу я вечером со службы. Вижу, в дверях замок выворочен. В квартире мешок с добром нашим валяется.
А в уголке, на своём месте, Трой лежит. Весь грязный, вонючий.