Ясунари Кавабата: «Тысячекрылый журавль. Зарубежная литература сокращено

Даже оказавшись на территории храма Енгакудзі в Камакура, Кикудзи все еще колебался: идти или не идти на чайную церемонию? Все равно он опоздал.

Устраивая чайную церемонию в павильоне храмового сада, Тікако Курімото всегда посылала ему приглашение. Но после смерти отца он ни разу там не был. Кикудзи пренебрегал ими, потому что считал это лишь формальным проявлением уважения к покойному отцу.

Однако на этот раз в приглашении была приписка: «Хочу познакомить вас с одной своей ученицей».

Прочитав ее, Кикудзи невольно вспомнил родимое пятно на теле Тікако.

Однажды - ему тогда было лет восемь или девять - отец взял его с собой к этой женщине. Еще из прихожей они увидели Тікако, что сидела в столовой растрепанная и маленькими ножничками стригла волосы на родимій пятне. И, темно-фиолетовая, пятно величиной с ладонь, покрывала половину левой груди и доходила до ямочки внизу. На ней, очевидно, росли волосы, вот его она и стригла.

Ой, да вы с парнем!

Тікако будто растерялась, хотела поскорей закрыть грудь, но, вероятно, поняла, что поквапність в такой ситуации - плохая помощница. Поэтому едва отвернулась и, медленно запнувши обшлага, заложила кимоно по оби.

Видимо, ее смутил Кикудзи, а не отец. То, что отец пришел, она должна была бы знать об этом известила ее служанка, которая встретила их на пороге.

Отец не зашел в столовую, а присел в смежной комнате - гостиной, где Тікако давала уроки чайной церемонии.

Рассеянно поглядывая на какемоно в токонома1, отец спросил:

Можно чашечку чая?

Сейчас, - ответила Тікако, но вставать не спешила.

На газете, расстеленной на ее коленях, Кикудзи заметил волоски, точь-в-точь такие, как на бороде у мужчин.

Был ясный день, а на чердаке носились крысы. Возле веранды цвело персиковое дерево.

Присев у костра, Тікако принялась готовить чай. Что-то будто ее беспокоило.

А десятью днями позже Кикудзи услышал, как мать рассказывала отцу, словно изрядную тайну: мол, Тікако не вышла замуж за родимое пятно на груди. Мать думала, что отец ничего об этом не знает. В ее глазах виделось сочувствие.

Да... Да...- соглашался отец, притворяясь удивленной. - А впрочем, ничего страшного, если бы она и показала ту пятно жениху... Важно, чтобы он о ней заранее знал... перед женитьбой...

И я так говорю! Но женщина есть женщина. Или же она признается, что у нее на груди родимое пятно?

Что же тут такого?.. Она уже не первой молодости...

Все равно стыдно... Вот если бы такая пятно была у мужа, то он мог бы и посмеяться... Даже если бы о ней стало известно после брака...

То она показывала тебе ту пятно?

Где там! Такое скажете!

Только рассказывала?

Сегодня она приходила давать мне урок, вот мы и разговорились... что-То на нее нашло и она призналась...

Отец молчал.

А все-таки что сказал бы муж, если бы узнал о пятне только после женитьбы?..

Было бы неприятно, что же еще?.. И, наконец, в такой тайне тоже есть своя прелесть. Нет худа без добра... А впрочем, как подумать, то и недостаток незначительна.

И мне так кажется... Я ее успокаиваю, говорю: ничего страшного. А она отрицает - мол, все-таки плохо, пятно на груди...

Кикудзи справедливо возмутился - зачем отец притворяется, будто ничего не знает! К тому же и его за ничто. Ведь Кикудзи тоже видел пятно на груди Тікако.

А теперь, спустя каких-то двадцать лет, Кикудзи не сдержал улыбки: вероятно, отец тогда сильно переволновался!

Еще долго Кикудзи был под впечатлением от увиденного и услышанного. Ему минуло уже десять лет, а он все не мог забыть маминых слов и опасался, что у него вдруг появится брат или сестра, которые ссатимуть грудь с отвратительным пятном.

Кикудзи не пугало, что его брат или сестра родятся в чужом доме, пугало только то, что они вообще могут появиться на свет. Ему не давала покоя мысль, что ребенок, вигодована грудью с мохнатой пятном, будет иметь что-то от нечистой силы.

К счастью, Тікако не родила ребенка. Можно догадываться, что этого не допустил сам отец. Наверное, эта история с малышом и родимою пятном, которая так огорчила мать, заставила его отговорить Тікако от такой затеи. Во всяком случае, в Тікако не было детей ни от отца, ни от кого-то другого после его смерти.

Тікако, видимо, решила опередить события, и поэтому открыла матери свою тайну, ибо опасалась, что парень все равно вибазікає.

Замуж она не вышла. Неужели родимое пятно определила ее судьбу?..

А впрочем, и Кикудзи не мог забыть той пятна. Очевидно, она должна была сыграть какую-то роль и в его жизни...

И когда Тікако по случаю чайной церемонии объявила, что хочет познакомить его с одной девушкой, Кикудзи сразу вспомнил ту пятно и подумал: если уже Тікако рекомендует девушку, то у нее, вероятно, кожа чистая, как жемчужина.

«Интересно, отец тем не гладил пальцами этого пятна? А может, и покусував зубами?..» - И такие странные мысли иногда всплывали в голове Кикудзи.

А теперь, когда он проходил храмовым гаем в горах, звенел птичьим щебетом, те же самые мысли осаждали его.

Как Кикудзи видел пятно на ее груди, Тікако очень изменилась. За каких-то два года после этого она стала мужеподобной, а в последнее время и вовсе превратилась в бесполое существо.

Вот и сегодня она будет вести чайную церемонию с подчеркнутым достоинством... А в самой грудь с родимою пятном, видимо, уже завяли... Кикудзи чуть не засмеялся, и в этот момент его настигли двое девушек.

Давая им дорогу, Кикудзи остановился.

Скажите, пожалуйста, по этой тропе я дойду до чайного павильона Курімото-сан? - спросил Кикудзи.

Кикудзи мог обойтись и без расспросов, потому праздничные кимоно свидетельствовали, что и девушки идут на чайную церемонию. Кикудзи спросил нарочно, чтобы положить конец собственным колебаниям.

Девушка, которая несла в руке розовое крепдешинове фуросікі с выбитыми на нем белыми журавлями, была красива.

Из-за их спин он глянул в комнату: достаточно просторная, на восемь татамі2 и полная людей. Женщины сидели вплотную друг возле друга, все в ярких кимоно.

Тікако сразу заметила Кикудзи и поспешила ему навстречу. На ее лице было удивление и радость.

О, такой долгожданный гость! Заходите, заходите! Добро пожаловать! - Она указала на седзо рядом с токонома.

Кикудзи покраснел, почувствовав на себе женские взгляды.

Здесь, кажется, сами дамы?

Да. Были и мужчины, и уже разошлись. Теперь вы один будете украшением нашего общества.

Ну что вы, какая из меня украшение!

Э нет, Кикудзи-сан, вы вполне достойны быть ею. Не сомневайтесь.

Кикудзи дал знак рукой, что хотел бы зайти через боковые двери.

Девушка, заворачивая табе в фуросікі с журавлями, вежливо пропустила Кикудзи вперед.

Кикудзи зашел в соседнюю комнату. На татами валялись коробки из-под печенья, из-под утварь для чайной церемонии, лежали разные вещи. В углу служанка мыла посуду.

Пришла Тікако и села перед Кикудзи.

Ну как, нравится? Хорошая девушка?

Какая? Та, в которой фуросікі с журавлями?

Фуросікі?.. Не знаю... Я имею в виду красивую девушку, которая только что стояла в прихожей. Дочь Інамури-сан.

Кикудзи неуверенно кивнул.

О, вы заметили такую мелочь, как фуросікі? С вами надо пильнуватися... Я даже удивилась - вот, думаю, Кикудзи-сан ловкий, уже успел познакомиться с девушками!.. Думала, что вы пришли вместе.

Да что вы!

Если вы уже встретились на дороге, значит, так суждено!

Пусть ей будет неудобно, а не вам. Вы ведите себя так, словно ничего не произошло.

Этот совет взбесила Кикудзи.

Наверное, любовные отношения Тікако с его отцом были непродолжительны и не очень серьезные. До его смерти Тікако часто бывала в их доме, не только помогала устраивать чайные церемонии, но и прислужувала на кухне, когда собирались гости.

Ревновать к ней отца было бы просто смешно - настолько мужеподобной она стала в последнее время. В конце концов мать, вероятно, догадалась, что отец был хорошо знаком с родимою пятном на груди Тікако, но на то время буря пролетела мимо, и Тікако, делая вид, будто все забылось, стала материнской сообщницей.

Да и отношение Кикудзи к этой женщины изменилось: он постепенно привык, что Тікако готова удовлетворить любую его прихоть, и незаметно отвращение перешла в легкое пренебрежение.

Возможно, потеряв женскую привлекательность и став незаменимой помощницей в семье Кикудзи, Тікако выбрала себе, соответственно своей удачи, новое занятие.

Во всяком случае, благодаря их семье Тікако снискала себе кое-какую славу учительницы чайной церемонии.

После смерти отца Кикудзи даже немного жалел ее: кто знает, возможно, этот кратковременный любовную связь с отцом был первым и последним в ее жизни.

Мать не испытывала к Тікако особой враждебности. А объяснялось это тем, что в то время ее тревожила Оота-сан.

Когда умер муж госпожи Оота, родителей приятель по чайной церемонии, отец взял на себя распродажа чайного утварь покойника и сблизился с вдовой. Тікако немедленно известила об этом мать Кикудзи. С тех пор Тікако стала ее ревностной сообщницей. Уж слишком ревностной. Она висліджувала отца, не раз заявлялась в дом госпожи Оота с упреками и угрозами. Казалось, в ее груди проснулась давно усыплена ревность.

Мать, сором"язка и робкая женщина, совсем растерялась от такого деятельного вмешательства в свои дела и жила в постоянном страхе перед возможным скандалом.

Тікако даже при Кикудзи проклинала госпожа Оота. А когда мать выразила свое недовольство этим, Тікако заявила, что Кикудзи оно не помешает.

А вот недавно, когда я ей вычитывала, ее имела, оказывается, сидела за стеной и подслушивала... Я сопереживаю и возмущаюсь, и вдруг слышу, за стеной кто-то всхлипывает...

Дочь?.. - Мать насупилась.

Конечно! Ей лет двенадцать, наверное. Нет, все-таки в той Оота-сан не все дома. Я думала, она отчитает малую. Да нет, ушла в соседнюю комнату, вернулась с дочерью, обняла ее и усадила себе на колени. И представляете, обе артистки, старый и малый, принялись лить передо мной слезы.

Бедный ребенок...

Кстати, через нее можно повлиять на Оота-сан... Потому что она мать все знает. Хорошенькая девушка, круглолиця. - Переведя взгляд на Кикудзи, Тікако добавила: - А наш Кикудзи тоже мог бы сказать отцу несколько слов...

Не распускайте так своего языка! Он у вас полон яда! - упрекнула мать.

А вы только вредите себе, что держите яд в себе. Вы бы лучше ее виплюснули... Гляньте, как вы осунулись, а она все толстеет и толстеет. Ей действительно десятой ума не хватает - думает, ее пожалеют, если на людях заплачет... А знаете, в гостиной, где она принимает вашего мужа, на видном месте красуется фото покойного хозяина! Как это ваш благоверный терпит!

И вот теперь, после смерти отца, и женщина, которую Тікако ругала на все заставки, появилась на чайную церемонию, да еще и не одна, а с дочерью.

Кикудзи вздрогнул, словно кто-то обдал его холодной водой.

Он раздвинул седзо рядом с токонома и, зайдя в комнату для чайной церемонии, сел на почетном месте. Тікако поспешила за ним.

Знакомьтесь, Мітані-сан. Сын покойного Мітані-сана, - официально отрекомендовала она Кикудзи.

Кикудзи еще раз поклонился, потом поднял голову и увидел женщин.

Пожалуй, он немного смутился, потому что сначала в его глазах замелькали только яркие кимоно, лица расплывались.

И когда Кикудзи очнулся, то увидел прямо перед собой госпожа Оота.

Она легонько дернула дочь за рукав - мол, скорее поздоровайся! Девушка, видимо, растерялась, потому что покраснела и опустила глаза.

Кикудзи удивился: в поведении госпожи Оота не было и крошки враждебности или недоброжелательности. Казалось, ее переполняет радость. Видно, неожиданная встреча с Кикудзи ее чрезвычайно обрадовало. Ее не волновало, что подумает о ней женское общество.

Ее дочь сидела молча, потупив глаза в пол.

Спохватившись, госпожа Оота зарделась, но не спускала ласкового, красноречивого взгляда с Кикудзи.

Вы тоже увлекаетесь чайной церемонией?

Нет, я в ней ничего не смыслю.

Неужели? А я думала, у вас отзовется отцовская кровь...

Видимо, на госпожу Оота нахлынули воспоминания, потому что глаза у нее зволожіли.

Кикудзи видел ее в последний раз на похоронах отца.

За эти четыре года госпожа Оота почти не изменилась.

Та же белая длинная шея, что не подходило к округлых плеч, та же, как на ее возраст, слишком молодая фигура. Когда и рот, и нос казались Кикудзи малыми по сравнению с глазами. А теперь, внимательно присмотревшись, он заметил, что нос красивый, правильной формы, а губы иногда, когда госпожа Оота говорила, едва-едва выпячивались вперед.

Дочка, видно, унаследовала от матери длинную шею и круглые плечи. Зато рот у него был больший, чем у матери, и крепко сжатые. Это показалось Кикудзи странным.

В глазах, чорніших по матери, просматривал грусть.

Бросив взгляд на истлевшие угли в очаге, Тікако сказала:

- Інамура-сан, вы не могли бы угостить чаем Мітані-сана? Кажется, ваша очередь еще не прошла.

Пожалуйста.

Девушка с журавлями на фуросікі встала.

Кикудзи заметил, что она сидела возле госпожа Оота. Однако, увидев ту с дочерью, он уже не решался взглянуть на эту девушку.

Приказав дочери Інамури подать чай, Тікако, видно, хотела обратить на нее внимание Кикудзи.

Остановившись перед чайником, девушка обернулась к Тікако.

А в какой чашке?

Действительно... - засомневалась Тікако. - Может, в этой «орібе»?3 Мне подарил ее покойный Мітані-сан. Это его любимая чашка.

Кикудзи хорошо помнил чашку, которая сейчас стояла перед девушкой. Действительно, отец ней всегда пользовался. А она перешла к нему от вдовы Оота.

Бедная госпожа Оота! Могла ли она надеяться, что чашка ее покойного мужа перекочует от отца Кикудзи... Тікако?

Кикудзи поразила бездушие Тікако.

В конце концов, и госпожа Оота не отличалась особой тактичностью.

На фоне запутанного, невнятного прошлого двух пожилых женщин дочь Інамури, сосредоточенно готовила чай, показалась Кикудзи удивительно красивой.

Девушка с журавлями на фуросікі и не догадывалась, что Тікако решила показать ее Кикудзи.

Спокойно, без лишней застенчивости она приготовила чай и поднесла его Кикудзи.

Выпив чай, Кикудзи взглянул на чашку. Это была черная орібе: на одной стороне, в белой поливе, был нанесен черный узор - ростки папоротника.

Вы, наверное, помните ее? - спросила Убегало.

Вроде... - неуверенно ответил Кикудзи, опуская чашку.

Побеги папоротника вызывают в памяти горную местность, правда? Эта чашка особенно годится для ранней весны. Ваш отец пил из нее именно в такую пору... Теперь она, конечно, немного не по сезону, но для вас, Кикудзи-сан...

Да что вы!.. Для такой чашки ничего не значит, что ею пользовался мой отец... У нее такая богатая история! Ее, видимо, передавали из поколения в поколение от самого Рикю с эпохи Момояма4. В течение нескольких сотен лет не один знаток чайной церемонии бережно хранил ее для потомков, - сказал Кикудзи, пытаясь забыть, как человеческие судьбы переплелись вокруг этой чашки.

Чашка под господина Оота перешла к его вдове, от нее - к отцу Кикудзи, а от отца - к Тікако. Из них двое - мужчины - умерли, а женщины здесь, на чайной церемонии. Уже этого достаточно, чтобы признать судьбу чашки необычной.

Эту чашку принимали руки госпожи Оота и ее дочери, Тікако и дочери Інамурі, да и других девушек; ее краев касались их губы.

Я бы тоже хотела выпить из этой чашки. Последний раз я пила с другой, - вдруг сказала госпожа Оота.

Кикудзи ее слова снова неприятно поразили: что с ней - с ума сошла или совсем лишилась стыда?

На ее дочь, что не смела подвести глаз, жалко было смотреть.

Інамура приготовила чай и для госпожи Оота. Все смотрели на девушку. Она, вероятно, не догадывалась, какие страсти бушуют вокруг чашки. Заученными движениями выполняла чайный обряд.

Делала все искренне, без всякой манерности. От ее стройной фигуры веяло благородством.

На седзо позади девушки падала тень от молодых листьев, а ее яркое кимоно словно светилось мягким отраженным сиянием. Волосы тоже вроде промінилося.

Как для чайной церемонии в комнате было слишком видно, зато свет подчеркивало красоту девушки. Ее шелковая салфетка, красная, как пламя, поражала не так мягкостью, как свежестью. Казалось, в руках девушки распускается красный цветок.

Кикудзи казалось, будто вокруг девушки вот-вот закружатся небольшие белые журавлики.

Госпожа Оота взяла орібе в руки.

Зеленый чай в черной чашке - какая это красота! Невольно всплывают в памяти зеленые весенние почки... - сказала она. А о том, что эта чашка принадлежала ее мужу, не обмолвилась и словом.

Затем начался традиционный осмотр чайной утвари. Девушки не очень на этом разбирались, а потому слушали кое-что из объяснений Тікако.

Кувшин и бамбуковый черпачок тоже принадлежали отцу Кикудзи, но Тікако об этом не вспомнила, Кикудзи промолчал и себе.

Пока Кикудзи сидел и смотрел, как расходятся девушки, к нему подошла женщина Оота.

Простите мою недавнюю неучтивость! Вы не сердитесь на меня?.. Когда я вас увидела, на меня нахлынули воспоминания...

Как вы возмужали! - Из ее глаз, казалось, вот-вот бризнуть слезы. - Так-так... Вот и ваша мать... Я даже решила пойти на похороны, и не посмела...

Кикудзи скривился.

Сначала отец... а за ним и мать... Вы, наверное, очень одиноки...

Еще не собираетесь домой?

Побуду еще немного...

Я бы так хотела когда-нибудь поговорить с вами... Из соседней комнаты крикнула Тікако:

Кикудзи-сан!

Госпожа Оота неохотно встала. В саду ее ждала дочь.

Они поклонились на прощание и ушли. В глазах дочери было мольбы.

В смежной комнате Тікако с несколькими любимыми ученицами и служанкой наводила порядок.

Что вам говорила Оота-сан?

Ничего особенного...

Остерегайтесь этого человека. В нее ласковые слова, и мысли лукавые...

Однако у вас она будто частый гость? С каких это пор? - уколол Кикудзи,

На Кикудзи будто пахнуло ядовитыми испарениями, и он быстро вышел.

Тікако направилась за ним.

То как? Хорошая девушка?

Красивая... И она понравилась мне еще больше, если бы я встретился с ней где-нибудь, где не было бы ни вас, ни госпожа Оота, где не витал бы дух моего отца.

И вас беспокоят такие мелочи? Оота-сан не имеет к ней никакого отношения.

Возможно... Но мне неудобно перед девушкой.

Почему?.. Если Оота-сан вам дошкулила, то я, конечно, прошу прощения... Хоть я ее и не приглашала... Поэтому можете быть уверены, что дочка Інамури не имеет ничего общего с Оота-сан.

А теперь бывайте...

Кикудзи поднялся. Если бы он не прервал разговора, то Тікако, видимо, не так скоро отцепилась от него.

Оставшись в одиночестве, Кикудзи заметил, что дикая азалия на склоне горы нарядилась в бутоны. Он глубоко вдохнул воздух.

Кикудзи сердился на себя за то, что покусился на письмо Тікако. Зато девушка с журавлями на фуросікі не шел из мыслей.

Встреча с двумя батьковими любовницами гнетущего впечатления не произвела, вероятно, потому, что Кикудзи увидел дочь Інамури.

Однако, вспомнив, что эти женщины живут себе и болтают о покойных родителей, Кикудзи почувствовал, как его полнит гнев. Перед глазами всплыла отвратительная родимое пятно на груди Тікако.

Сняв шапку, Кикудзи медленно шел навстречу вечернему ветра, волнами пробегал по молодым листьям.

Еще издалека он заметил, что в тени храмовых ворот стоит госпожа Оота.

Кикудзи оглянулся, лихорадочно думая, как бы ее обойти. Если вылезти на любой холм вдоль дороги, то, наверное, можно было бы выбраться с территории храма, не проходя через ворота...

Однако Кикудзи пошел прямо. Лицо его напружилось.

Вдова поспешила ему навстречу, ее щеки паленіли.

Я вас ждала, хотела еще раз увидеть... Может, это и вызывающе, но... я не могла иначе... кто Знает, когда мы еще встретимся.

А где же ваша дочь?

Фумико пошла с подругой...

А она знает, что ее мать ждет меня? - спросил Кикудзи.

Знает. - Взглянула ему прямо в глаза госпожи Оота.

Видимо, ей неприятно... Она как будто и не надеялась увидеть меня на чайной церемонии. Мне аж стало жалко ее...

Кикудзи подбирал слова так, чтобы они были и одвертими, и не очень резкими. Госпожа Оота искренне признала:

Да, ей было тяжело встретиться с вами.

Вероятно, потому, что она настрадалась из-за моего отца.

Кикудзи хотел добавить: «Так же, как и я через вас», - но сдержался.

Да что вы! Ваш отец всегда был ласков к ней... Я хотела бы когда-нибудь подробно рассказать вам об этом... Правда, сначала Фумико сторонилась его, как отец пытался склонить ее к себе. И вот в конце войны, когда участились воздушные налеты, ее отношение к отцу вдруг перемінилось. Не знаю, что с ней произошло, но неожиданно она начала заботиться о нем... Роздобувала для него и курятину, и свежую рыбу. А куда только не ходила по рис! Представляете, какая она была отчаянная, ведь тогда человека на каждом шагу подстерегала смерть... Ваш отец не мог надивиться, почему это она вдруг стала такой доброй. Да и я удивлялась той перемене... Крайне тронута, я только смотрела на дочь и чувствовала угрызения совести...

Теперь Кикудзи понял, что в те тяжелые времена благодетельницей их дома была Фумико. Неужели подарки, которые иногда неожиданно приносил отец, роздобувала именно она?

Я и сама толком не пойму, почему Фумико так резко переменилась. Может, потому, что всем нам тогда грозила опасность. А может, она меня жалела, потому так ревностно ухаживала вашего отца.

Очевидно, Фумико видела, как среди военных лишений ее мать цепляется за свою любовь к отцу Кикудзи. Без сомнения, она много пережила, если сумела отойти от прошлого - забыть своего покойного отца - и проникнуться настоящей материнской судьбой.

Вы заметили перстень на руке Фумико?

Это подарок вашего отца. Он нередко уходил от нас домой и во время воздушной тревоги. Тогда Фумико всегда его провожала, и никто не мог ее отговорить. Потому, мол, по дороге все может случиться... И однажды она не вернулась в тот же вечер. Хорошо, думаю себе, если у вас заночевала... А вдруг оба погибли?.. Утром она пришла, рассказала, что провела отца вплоть до ворот, а на обратном пути просидела ночь в каком-то бомбоубежище. Когда в следующий раз ваш отец наведался к нам, то искренне поблагодарил Фумико и подарил на память о тот случай кольцо... ей, наверное, было неудобно вам его показывать.

Кикудзи слушал, а в душе нарастала неприязнь к госпоже Оота. Неужели она хочет вызвать сочувствие к себе?

Однако ненависти и враждебности к ней Кикудзи не почувствовал. В ней была какая-то теплота, отгоняла прочь его настороженность.

А не беспокоилась Фумико об отце Кикудзи потому, что переживала за свою мать?

Кикудзи показалось, что, рассказывая о дочери, госпожа Оота самом деле рассказывает о собственную любовь.

Очевидно, ей хотелось излить кому-то душу. Она как будто забыла, что перед ней не ее любовник, а его сын. В ее глазах было столько любви, что можно было подумать, будто она разговаривает не с Кикудзи, а с покойным отцом.

Враждебность, которую Кикудзи с матерью чувствовал к госпоже Оота, не то чтобы полностью исчезла, а как-то поблекла. Иногда ему даже казалось, будто она его любила, потому что он и отец - одно и то же... Из головы не выходила соблазнительная мысль, что он давно знает эту женщину.

Теперь Кикудзи понял, почему отец так быстро порвал отношения с Тікако, а госпожа Оота не оставил до самой смерти. «Наверное, Тікако и до сих пор издевается над своей соперницы», - подумал Кикудзи. Б нем вдруг проснулась жестокость - ему захотелось досадить госпоже Оота побольнее.

А вы будто довольно частенько бываете на чайных церемониях в Курімото-сан? Как это понимать? Она же вам столько крови попортила...

Правда ваша... Я получила от нее письмо, когда ваш отец умер... А мне тогда было так трудно, так грустно... - Госпожа Оота опустила голову.

А дочь всегда ходит с вами?

Нет, не всегда. Иногда.

Они пересекли железнодорожную колею, миновали станцию Северная Камакура и двинулись в горы, которая возвышалась напротив храма Енгакудзі.

Вдова Оота была старше Кикудзи лет на двадцать - ей теперь было где-то лет сорок пять, - и ему казалось, будто он держит в объятиях намного моложе себя девушку.

Кикудзи разделял с ней удовольствие, которое давала ей опытность, не чувствуя скованности, свойственной молодому парню.

Он впервые понял, на что способна влюбленная женщина, а также на что способен он сам. Кикудзи поразило собственное пробуждение. Он никогда не представлял, что женщина может быть такой податливой, покорной и одновременно такой соблазнительной. Ему казалось, будто он тонет в теплых запахах ее тела.

Ранее интимная близость с женщиной кончалась для него чем-то похожим на отвращение. А вот в этот раз, когда ее, казалось, раз и надо надеяться, Кикудзи почувствовал сладкое удовольствие.

Обычно в такие минуты он пытался отодвинуться от женщины, а теперь все было наоборот: он наслаждался теплом ее страстного тела. С ним еще не случалось, чтобы страсть накатывались на него волнами. Те волны убаюкивали его, и в полудреме он словно чувствовал удовлетворение победителя, которому рабыня омывает ноги.

В то же время от нее веяло чем-то материнским.

Вдруг Кикудзи выпалил то, чего и не собирался говорить:

На чайной церемонии рядом с вами сидела девушка...

Юкико-сан? Дочь Інамури...

Курімото пригласила меня специально, чтобы показать эту девушку...

Вон как! - Большие глаза госпожи Оота расширились и втупились в Кикудзи. - Выходит, это были ваши люди? А я и не догадывалась...

Да какие там смотрины....

Как же так... И после осмотра... мы...

Из глаз госпожа Оота закапали на подушку слезы. Ее плечи задрожали.

Как гадко! Как гадко!.. Почему же вы не сказали раньше? Женщина всхлипывала, уткнувшись в подушку.

Кикудзи совсем не ожидал такого.

Противно-то противно... Но с просмотрами это не связано, - уверенно молвил Кикудзи.

Перед его глазами вдруг всплыла фигура девушки, подававшей чай. И розовое фуросікі с журавлями.

В эту минуту Кикудзи было неприятно смотреть на плачущую госпожа Оота.

Как гадко!.. Я грешница!.. Такой стыд!.. - Ее круглые плечи тряслись.

Кикудзи не раскаивался, потому что тогда почувствовал к себе отвращение. Если даже не через смотрины, то потому, что женщина была когда отцовской любовницей.

Но до последней минуты Кикудзи ни в чем не раскаивался и не чувствовал никакого отвращения.

Он и сам хорошо не помнит, как все произошло... Знает только, что совсем просто и естественно. Вот она сейчас плачет и, наверное, раскаивается, что соблазнила его... И разве она его соблазнила? Такого он не вспоминает. Просто они потянулись друг к другу, не чувствуя никакого внутреннего сопротивления. А про какие-то моральные соображения нечего и говорить.

Они поднялись на холм напротив храма Енгакудзі, зашли в отель и вместе поужинали. Вероятно, потому, что госпожа Оота не вгаваючи рассказывала об отце, Кикудзи не имел особого желания ее слушать. Но она этого не замечала, предавшись приятным воспоминаниям. Госпожа Оота так тепло рассказывала об отце, что Кикудзи проникся к нему нежностью, почувствовал, как его охватывает страсть.

А еще Кикудзи показалось, что отец был с ней счастлив.

О, эта теплота... Если и произошло что-то отвратительное, то началось оно с этой теплоты. Кикудзи пропустил момент, когда еще мог освободиться от госпожи Оота, и отдался приятному душевном расслаблению.

И все же в глубине его сердца оставался неприятный осадок. Видимо, чтобы избавиться от его, Кикудзи и брызнул ядом - заговорил о Тікако и дочь Інамури.

Яд была слишком сильна, и в Кикудзи начала просыпаться отвращение к самому себе. И сейчас было не до раскаяния: оно могло только усилить отвращение к себе и вылиться в поток жестоких слов против госпожи Оота.

Давайте забудем обо всем, - прочитала госпожа Оота. - Ничего не было, ничего не произошло.

Вы только упомянули об отце...

Ой! - она испуганно подняла голову. От плача ее веки покраснели. Даже белки помутнели. В расширенных зрачках Кикудзи заметил легкую тень недавней изнеможения. - Я даже возразить не могу... я Несчастная женщина!..

Неправда! Вы все забыли! - Кикудзи грубо распял кимоно на ее груди. - Другое дело, если бы у вас было родимое пятно... Такое не забывается...

Даже Кикудзи удивили собственные слова.

Нет-нет! Не надо!.. Я уже не молодая...

Ошкіривши зубы, Кикудзи припал к ее груди. Снова, как и раньше, нахлынувшими теплая волна. А потом Кикудзи спокойно заснул.

Во сне он услышал птичье щебетание. Ему показалось, будто впервые в жизни его разбудили птичьи голоса.

Утренний туман оросил зеленые деревья и, будто проникнув под череп, промыл мозг Кикудзи. В голове не осталось ни одной мысли.

Госпожа Оота лежала спиной к Кикудзи. «Удивительно, когда это она отвернулась?» - подумал он, и опершись на локоть, посмотрел на лицо женщины, окутанный утренней сутінню.

Прошло полмесяца после чайной церемонии в Тікако. Однажды к Кикудзи посетила дочь госпожи Оота.

Проведя его в гостиную, Кикудзи засуетился - открыл буфет и сам разложил на тарелке пирожные. Ему не давала покоя мысль: Фумико пришла сама или с матерью? Может, госпожа Оота не решилась зайти внутрь и ждет на улице?..

Когда Кикудзи появился на пороге гостиной, девушка встала с кресла. Ему бросилось в глаза, что ее голова опущена, а уста с выпуклой нижней губой крепко сжаты.

Простите, что заставил вас ждать.

Кикудзи прошел за спиной девушки и распахнул стеклянные двери в сад.

Проходя мимо нее, он уловил едва ощутимый запах белых пионов в кувшине. Девушка зіщулилась, наклонив вперед круглые плечи.

Прошу, - сказал Кикудзи и первым опустился в кресло.

Странное дело, он вполне успокоился. Вероятно, потому, что в образе Фумико увидел ее мать.

Мне неудобно, я пришла так неожиданно... - произнесла она, не поднимая головы.

Да что вы!.. Я рад, что вы нашли дорогу.

Кикудзи вдруг вспомнил: ведь во время воздушной тревоги она провожала отца до самых ворот!

Ему стало тепло, как от горячей воды - на него нахлынули волны госпожа Оота. Кикудзи вспомнил, как покорно она отдавалась ему, как на него находило умиротворение.

Возможно, то успокоение было причиной того, что сейчас Кикудзи не чувствовал страха перед Фумико. Однако взглянуть ей в глаза он не решился.

Я... - Девушка запнулась и подняла голову. - Я пришла вас просить... за мать...

Кикудзи затаил дыхание.

Прошу вас, простите ей!

Простить?.. За что?.. - Ошеломленный Кикудзи понял, что в госпожа Оота нет тайн от дочери. - Если и прощать кому-то, то только мне.

И за отца, простите...

Если уж речь зашла об этом, то за отца надо было бы просить прощения... Но моей матери нет на свете... Так что и ни в кого...

Я часто думаю: неужели моя мать виновата в преждевременной смерти вашего отца и матери?.. Я об этом ей недавно сказала.

И зря! Хоть бы вы пожалели ее.

Было бы лучше, если бы раньше умерла моя мать...

Казалось, Фумико не знает, куда деваться от стыда. И вдруг к Кикудзи дошло, что это же она говорит о нем! Какой позором, каким унижением обернулся для нее тот случай!

Прошу вас, простите ей! - отчаянно молила девушка.

Речь идет вовсе не о том, - с ударением сказал Кикудзи. - Во всяком случае, я благодарен вашей матери.

Это мать во всем виновата! Она страшная женщина! Бросьте ее!.. Пусть она вас не беспокоит... - Фумико почти захлебывалась, голос ее дрожал. - Забудьте ее, умоляю!

Кикудзи понял, какой смысл она вкладывала в слово «простить». Мол, не только простить, но и бросить, забыть...

И еще... Не звоните ей по телефону...

Щеки у Фумико пашіли. Преодолевая стыд, она подняла голову и взглянула на Кикудзи. На глазах ее блестели слезы.

Токонома - углубление в стене, где вешают какемоно - японскую картину или каллиграфическую надпись на довгастій полоске шелка или бумаги.

В Японии площадь комнат измеряют на татами. Одно татами - 1,5 кв. м.

«Орібе» - чашка в стиле Орібе Фуруга, известного мастера чайной церемонии XVI века.

Сэн-но Рикю (1521-1591) - выдающийся мастер чайной церемонии; эпоха Момояма - 1574-1602 гг.

Вечернее зарево над лесом

Тікако позвонила Кикудзи в контору:

Вы с работы идти домой?

Собственно, он никуда заходить не собирался, и на этот раз скривился.

Не знаю...

Прошу вас, придите сегодня ранее. Ради памяти твоего отца. Именно в этот день он ежегодно устраивал чайную церемонию. Когда я об этом вспомнила, то уже не могла усидеть на месте...

Кикудзи молчал.

Алло!.. Алло!.. Пока я убирала, мне захотелось хоть что-то приготовить...

А где вы сейчас?

У вас, у вас дома... Простите, забыла сразу сказать.

Эта новость потрясла Кикудзи.

Я вспомнила тот день и уже не могла усидеть... И увидела, что не успокоюсь, пока не уберу в чайном павильоне. Надо было позвонить раньше, и я боялась, что вы будете против...

После смерти отца чайный павильон запустел.

Когда он вернулся домой, Тікако выбежала встречать его в прихожую.

Вы сами?

Кикудзи кивнул.

Вот и хорошо, что сами! Вас уже ждут.

Словно вспоминая, Тікако рассказывала:

Так вот, когда я позвонила, спросила Юкико: прийти с мамой? А я говорю: пожалуйста, вдвоем было бы еще лучше... И мать задержали какие-то дела, поэтому мы решили, что Юкико придет сама.

Кто - мы? Это вы все решаете на свое усмотрение! Неужели вежливо приглашать в гости без предупреждения?

Я понимаю... Но девушка уже здесь, и забудем о мою неучтивость.

Почему?

А вот почему! Девушка пришла, значит, вы ее интересуете. И пусть вас не волнует, как я этого добилась. Когда все утрясется, вы будете смеяться: вот, мол, Курімото - странная женщина! Я по себе знаю, что важно уладить дело, а как - несущественно.

Тікако говорила самоуверенно, словно читала мысли Кикудзи.

А с ее родителями вы разговаривали?

Конечно! Конечно.

Она как будто хотела сказать: «Чего ж ты же ты медлишь! Решай!»

Кикудзи вышел на галерею и направился к гостиной. Проходя мимо гранатового дерева, попытался сменить выражение лица. Так же не годится показывать девушке, что ты не рад ее приходу.

Темная тень гранатового дерева вызвала в воображении родимое пятно на груди Тікако. Кикудзи тряхнул головой, словно прогоняя это видение. На каменную дорожку перед гостиной тянули последние блики надвечірнього солнца.

Седзо в гостиной были широко раздвинуты, Юкико сидела почти на пороге комнаты.

Казалось, от нее исходит какое-то сияние и освещает тусклые закоулки просторной гостиной.

В токонома в плоской вазе стояли желтые болотные ирисы.

А на оби девушки были выбиты белые боровые петушки. Случайность?.. Вряд ли, потому петушки - распространенный символ раннего лета.

В токонома стояли не белые ирисы, а желтые болотные, с высокими стеблями и длинными шпичастим листьями. Было видно, что Тікако их только поставила.

В Кикудзи было такое впечатление, будто девушка получила европейское воспитание и только на один вечер, для приличия, надела кимоно.

Пожалуй, Курімото нанесла вам хлопот, так неожиданно послала приглашение? Да и мысль провести вечер в павильоне тоже ее, - сказал Кикудзи вчера юной гости.

От госпожи учительницы я узнала, что именно в этот день ваш отец устраивал чайную церемонию.

Вроде бы... Мне это совсем вылетело из головы.

А я вот такого торжественного дня получила приглашение... Неужели госпожа учительница меня дурачит? Я же еще так слабо разбираюсь в чайной церемонии... да еще И в последнее время я пропустила несколько уроков.

А мне кажется, что сама Курімото только сегодня вспомнила про этот день, поэтому и бросилась убирать павильон. Поэтому и плесенью и до сих пор пахнет. - Кикудзи на мгновение запнулся.- А вообще было бы лучше, если бы наше знакомство началось без ее посредничества, Інамура-сан, поэтому я даже чувствую себя виноватым перед вами.

Юкико удивленно взглянула на Кикудзи.

Почему? Если бы не госпожа учительница, кто нас познакомил?

Простое, но уместное замечание. Действительно, если бы не Тікако, то они вряд ли встретились бы.

Кикудзи как будто кто-то стеганул кнутом.

Со слов девушки было видно, что она согласна выйти замуж за Кикудзи, по крайней мере так ему казалось.

Поэтому ее вопросительный взгляд был для него блестящими, как солнце.

Интересно, как Юкико смотрит на то, что он называет учительницу чайной церемонии панибратски - Курімото? Неужели знает, что Тікако некоторое время была отцовской любовницей?

С Курімото у меня связаны неприятные воспоминания... - Голос у Кикудзи чуть не задрожал. - Вот почему я не хотел бы, чтобы она имела хоть малейшее влияние на мою судьбу... Мне даже не верится, что это ей я обязан знакомством с вами.

Тікако подошла со своим столиком, и разговор прервался.

Позвольте и мне присоединиться к вам.

Тікако села на татами. Чтобы отдышаться после недавних хлопот, она наклонилась вперед и посмотрела на Юкико.

Кикудзи-сан, пожалуй, нашей гости грустно в таком узком кругу. И ваш отец был бы ей очень рад.

Юкико скромно опустила голову.

Ну что вы! Я не заслужила чести быть в чайном павильоне покойного Мітані-сана.

Тікако пропустила мимо ушей эти слова, а принялась вспоминать, как за отца происходили здесь чайные церемонии.

Дело о женитьбе Кикудзи и Юкико она, вероятно, считала решенной.

Впоследствии в прихожей, когда женщины собирались домой, Тікако сказала:

И вам, Кикудзи-сан, не помешало бы когда-нибудь посетить Інамурів... Только о посещении надо договориться заранее

Юкико кивнула. Видно, хотела что-то сказать, но слова застряли ей в горле. Она только застеснялась.

Кикудзи не ожидал такой перемены. Он словно почувствовал тепло ее тела.

Однако его сковывало то отвратительное и грязное.

Даже сейчас в тишине чайного павильона он не мог избавиться от этого ощущения.

Грязной была не только Тікако, что познакомила его с дочерью Інамурів, грязным был и он сам.

Кикудзи вдруг привиделась химера: будто его отец нечищеными зубами пришелся к родимої пятна на груди Тікако. Родителей образ имел с ним самим много общего.

Обед закончился, и Тікако пошла готовить чай.

Судьба словно послала нам Курімото, - сказал Кикудзи. - И, кажется, по этому у нас разные мнения.

Его слова прозвучали как оправдание.

Снаружи крикнула служанка:

Пришла Оота-сан!

Оота-сан? Барышня?

Нет, госпожа Оота. Она так похудела, словно больная... Кикудзи мигом поднялся, но замер на месте.

Куда ее провести?

Можно сюда.

Зашла госпожа Оота, без зонтика. Видимо, оставила ее на пороге дома.

Лицо у нее было мокрое. «Наверное, от дождя», - подумал Кикудзи. И нет, то были слезы - они безостановочно катились по щекам.

Он невнимательный: подумал, что это капли дождя!..

Что с вами? - вскрикнул Кикудзи и бросился ей навстречу.

Госпожа Оота бессильно села на веранду. Она скорее не села, а упала, наклонившись к Кикудзи.

Пол вокруг нее была мокрая.

Слезы текли и текли, и Кикудзи снова подумал: а может, это все-таки дождь?

Госпожа Оота не спускала с него глаз, будто искала в нем опоры, чтобы окончательно не упасть. «Как только я отвернусь, случится непоправимое бедствие», - подумал Кикудзи.

Глубоко запавшие глаза с синяками внизу, вокруг морщины. Болезненно увядшие веки, а в горячем взгляде - мука и мольба. И невыразимая нежность.

Простите!.. Я так хотела вас увидеть, что не могла усидеть дома... - ласково сказала она.

Если бы не эта нежность, Кикудзи было бы невыносимо на нее смотреть - настолько госпожа Оота была истощена.

Ее страдания отозвалось болью в его груди. Осознавая, что он - его причина, Кикудзи поддался этой нежности и почувствовал, будто в груди немного одлягло.

Заходите скорее!.. Вы же промокли!

Кикудзи подхватил ее и завел в комнату. В его движениях было что-то жестокое.

Женщина пыталась встать.

Пустите!.. Я сама... Видите, какая я легкая?..

Действительно...

Я такая легкая... Ужасно подурнела... в последнее время.

Кикудзи аж сам удивился - как это он ее поднял...

А дочь не будет волноваться?

Фумико?

Она спросила так, будто Фумико была где-то поблизости.

Она с вами?

Я от нее украдкой... - Госпожа Оота захлипала. - Она с меня глаз не спускает. Даже ночью просыпается, когда я ворухнусь... Через меня она чуть не сошла с ума... Просто ужас! Как-то сказала мне: «Мама, а почему вы не родили еще одного ребенка?.. Вот хотя бы от Мітані-сана».

За разговором она немного пришла в себя.

С ее слов Кикудзи понял, как тяжело страдает Фумико. Страдает потому, что не может спокойно смотреть на материно горе.

Однако ее слова - «вот хотя бы от Мітані-сана» - кольнули его в сердце.

Госпожа Оота пристально смотрела на Кикудзи.

Возможно, и сегодня она побежит за мной... Я выскочила из дома, когда она куда-то ушла. Видимо, думала, что в дождь я не смею выйти...

Только потому, что дождь?

Так... Она думала, что мне не хватит силы выйти в дождь...

Кикудзи только кивнул.

Этими днями Фумико была у вас?

Была. Просила, чтобы я вам простил. А что я мог ей ответить?

Я ее понимаю... И все-таки я пришла... Какой ужас!..

Ну что вы! Я вам очень благодарен!

Спасибо на добром слове... Мне и этого достаточно... Я так мучилась... Простите меня!

Чего вы так переживаете? Вы ни перед кем не виноваты. Неужели вас тревожит тень моего отца?

Ее лицо было невозмутимо, словно она ничего не слышала. Слова Кикудзи словно канули в пустоту.

Забудем обо всем... - сказала госпожа Оота. - И чего это я так разволновалась, когда Курімото-сан позвонила?.. Мне стыдно...

Она вам звонила?

Да, сегодня утром. Сказала, что между вами и Юкико-сан все уже улажено... Почему она меня об этом сообщила?

Ее глаза вновь наполнились слезами, и через мгновение она улыбнулась. Не грустной улыбкой, а искренним, простодушным.

Ничего еще не решено! - возразил Кикудзи. - Может, она что-то пронюхала?.. Вы с ней после того не встречались?

Нет, не встречалась. И она все знает... То страшная женщина. Сегодня, когда она позвонила, что-то ему показалось подозрительным. Я не умею притворяться... Когда она сказала, я чуть не потеряла сознание... что-то крикнула... Пожалуй, и по телефону она все поняла, потому что предупредила меня: «Не мешайте!»

Кикудзи нахмурился. Он не мог найти, что сказать.

Мешать?.. И разве я на такое способна?.. Я чувствую себя такой виноватой перед Юкико-сан... А теперь еще этот телефонный звонок! Я так ее боюсь, той Курімото!.. Поэтому и из дома сбежала...

Женщину трясло так, словно в нее вселился злой дух. Уголок рта сіпнувсь и перекривився. Было заметно, что она уже не молода.

Кикудзи поднялся и положил руку ей на плечо.

Она ухватилась за эту руку.

Мне страшно!.. Страшно!.. - Женщина пугливо огледілась. Силы ее покидали. - Это чайный павильон?

Какой красивый...

Кого она вспоминала - покойного мужа, который часто здесь бывал, или отца Кикудзи?

Вы здесь впервые? - спросил Кикудзи.

На что вы засмотрелись?

Просто так... Ни на что...

Это миниатюра Содацу.

Госпожа Оота кивнула и бессильно опустила голову.

Разве вы раньше у нас бывали?

Нет, ни разу.

Неужели?

А впрочем, как-то раз была. На похоронах отца... - Ее голос угас.

Вода уже закипела, хотите чаю? Сразу пройдет усталость. Я тоже выпью.

Госпожа Оота попыталась встать, но пошатнулась.

Кикудзи вынул утварь из коробок, стоявших в углу комнаты. Это был тот самый сосуд, из которого вчера пила Юкико. И Кикудзи все равно его вынул.

Госпожа Оота попыталась снять покрышку, рука у нее задрожала, и покрышка, ударившись об чайник, тоненько зазвенела.

С черпачком в руке она склонилась над чайником, и слезы закапали на него.

И этот чайник ваш отец приобрел у нас.

Неужели? А я и не знал, - молвил Кикудзи.

Его не удивило, что чайник некогда принадлежал ее покойному мужу. Не удивило и то, что она говорит об этом так искренне.

Приготовив чай, госпожа Оота сказала:

Я не могу вам преподнести. Возьмите сами, пожалуйста. Кикудзи пересел к костру, выпил чаю.

Госпожа Оота, словно в обмороке, упала ему на колени. Кикудзи обнял ее за плечи. Она почти не дышала, только чуть вздрагивала ее спина. Она лежала в его объятиях, как послушное малыш.

Оота-сан!

Кикудзи грубо тряс ее, обхватив руками шею, будто хотел задушить. Он заметил, что ключицы в госпожа Оота выпячиваются теперь больше, чем прежде.

Скажите, есть разница между отцом и мной?

Какой вы жестокий!.. Не надо...

Она говорила тихо, ее глаза были закрыты. Казалось, будто она не хотела возвращаться на землю из другого мира.

А впрочем, Кикудзи обращался скорее не к госпоже Оота, а к своему растревоженного сердца.

Госпожа Оота легко заманула Кикудзи в тот другой мир - только таким он ему казался, - где будто стерлась разница между ним и отцом. И таким сильным было ощущение того другого мира, потом Кикудзи уже не отыскивал душевного равновесия.

Госпожа Оота, казалось, не была обычной земной женщиной, а скорее первоначальной или последней женщиной на этом свете.

Видимо, поэтому она не чувствовала разницы между покойным мужем, Кикудзи и его отцом.

Когда вы вспоминаете о моем отце, то вам кажется, что он и я - одно и то же?

Помилуйте!.. Мне так страшно!.. Я - грешница... Из уголков ее глаз покатились слезы.

Скорее бы пришла смерть!.. Я хочу умереть!.. Как бы охотно я сейчас умерла! Кикудзи-сан, вы только что чуть не задушили меня... Почему вы этого не сделали?

Что за шутки!.. А впрочем, вы угадали мои мысли, - мне кажется, я все-таки хотел вас задушить...

Неужели?.. Я вам так благодарна! - Госпожа Оота вытянула свою длинную шею. - Меня легко задушить, я так подурнела...

А вам не жалко дочери?

Увы... И все равно я рано или поздно умру от истощения... А Фумико... Я вас умоляю, позаботьтесь о ней.

Если бы она была такой, как вы...

Госпожа Оота широко открыла глаза.

Кикудзи испугался собственных слов. Они вихопилися невольно. Что она подумает?

Ой, послушайте, как сердце то замирает, то снова стукоче... Уже недолго мне жить. - Госпожа Оота взяла руку Кикудзи и приложила ее себе под грудь. Может, сердце так бьется от его слов?

Кикудзи-сан, сколько вам лет?

Он не ответил.

Наверное, еще и тридцати нет?.. Я виновата перед вами. Какая я несчастная!.. А впрочем, вы этого не поймете...

Опершись на руку, она чуть приподнялась и стала поджимать под себя ноги.

Кикудзи расправил спину.

Кикудзи-сан, я не пришла хаять ваш брак с Юкико. Теперь уже все... конец...

Я еще не знаю, женюсь на ней... Но ваши слова очистили мое прошлое...

Как это?

Ведь Курімото, что набивается мне в свахи, была отцовской любовницей. Она отравила мою жизнь. А вы... вы были последней женщиной в моего отца, и он, я уверен, потерпел с вами счастье...

Как можно скорее одружіться с Юкико!

Я сам знаю, что мне делать.

Госпожа Оота задумчиво смотрела на Кикудзи. И вдруг она побледнела, прижала ладонь ко лбу.

В голове кружится... В глазах темнеет...

Она хотела домой. Кикудзи вызвал такси и поехал вместе с ней.

По дороге она сидела в углу машины, закрыв глаза. В ее фигуре было столько отчаяния, что, казалось, жизнь вот-вот покинет ее.

В дом Кикудзи не зашел. Когда она выходила из машины, ее холодные пальцы выскользнули из его руки.

Где-то в два часа ночи позвонила Фумико.

Что?! Что с вашей мамой?!

Умерла. От паралича сердца... в Последнее время она часто принимала снотворное.

Кикудзи отнялся язык.

Мітані-сан, у меня к вам просьба...

Слушаю...

Среди ваших знакомых нет врача?.. Вы не могли бы привести его к нам?..

Врача?.. Говорите, врача? Сейчас?..

Кикудзи удивился: неужели Фумико еще не вызвала врача? Но сразу догадался, в чем дело.

Госпожа Оота, наверное, наложил на себя руки. И чтобы скрыть это, Фумико прибегла к Кикудзи.

Пожалуйста, не забудьте!

Видимо, Фумико наперед все обміркувала, а уже тогда позвонила. И долго не объясняла, а просто сказала, что произошло.

Кикудзи опустился на пол возле телефона и закрыл глаза.

В его воображении вдруг вырисовалась зарево, которую он видел с электрички, когда возвращался домой после ночи, проведенной с госпожой Оота в отеле.

Она теплилась над лесом напротив храма Хоммондзі в Ікегамі.

Красное солнце будто плыло на горизонте, скользя по верхушкам деревьев.

Лес выступал на небе черным силуэтом.

Солнце плыло над деревьями и било в его усталые глаза. Кикудзи сомкнул веки.

И тогда ему показалось, словно белые журавли снялись с фуросікі Юкико в вечернее небо, что все пылало в его закрытых глазах.

Образ на «сено»

Прошел седьмой, поминальный день после смерти госпожи Оота. А на следующий день Кикудзи сделал визит соболезнования Фумико.

Он собирался выйти из конторы немного раньше, чем обычно, чтобы не появиться в доме госпожи Оота слишком поздно. Однако все время колебался: говорил себе, что вот встанет и отправится, да так и не поднялся, - и выбрался в гости только под конец рабочего дня.

На пороге его встретила Фумико.

Ой боже, это вы!

Она склонилась перед ним в поклоне. Ее руки упирались в пол - казалось, только так она не даст плечам дрожать.

Фумико чуть отступила в сторону, приглашая его в комнату.

Видимо, чтобы сдержать слезы, она еще в прихожей принялась благодарить Кикудзи за цветы. И казалось, если она на минуту замолчит, то вот-вот заплачет.

Вы не представляете, как я обрадовалась вашим цветам! А было бы еще лучше, если бы вы пришли сами... - сказала Фумико, заходя вслед за Кикудзи в комнату.

Я не хотел ставить вас в неловкое положение перед родственниками, - как можно невимушеніше пояснил Кикудзи.

Мне безразлично, что они подумают, - просто сказала Фумико.

В гостиной перед урной с останками стояла фотография госпожа Оота.

И цветы... Только те, что прислал вчера Кикудзи. Он удивился. Неужели другие Фумико спрятала? А может, на поминки никто не пришел? «Пожалуй, так», - подумал Кикудзи.

Это будто кувшин для чайной церемонии?

Фумико догадалась, что он имеет в виду вазочку с цветами.

Да. Думаю, они подходят друг к другу.

Ничего не скажешь, вроде бы хорошее «сено»1.

Как для чайной церемонии, то кувшин был маловат.

Зато букет цветов - красных роз и бледных гвоздик - как нельзя лучше подходил к его цилиндрической формы.

Мама тоже иногда ставила в него цветы, поэтому и не продала после смерти отца.

Кикудзи сел перед урной и зажег кадильну палочку. Тогда сложил руки ладонями вместе и закрыл глаза.

Он каялся в грехах. И к раскаянию примешивалась благодарность госпожа Оота за любовь, и грех становился сладким.

Что привело к ее смерти - грех или любовь? Ее преследовало ощущение непозбутньої вины или неугасимая любовь?.. Кикудзи целую неделю думал над этим и не мог прийти к определенному выводу.

И вот теперь, сидя с закрытыми глазами перед останками госпожа Оота, Кикудзи уже не вспоминал себе ее фигуры - лишь чувствовал ее тепло, пьянящий запах тела. Как не странно, но в его глазах это было вполне естественно - ведь мертвая женщина потеряла свои очертания и доходила до него тихой музыкой воспоминаний.

После ее смерти Кикудзи ночами не мог уснуть. Даже снотворное, которое он домішував в саке, не помогало: Кикудзи видел сны и легко просыпался.

Правда, его не мучили кошмары - просыпаясь, он чувствовал сладкое опьянение. Даже совсем пробудившись, он находился под приятными чарами снов.

Кикудзи удивляло, что и во сне госпожа Оота одаривает его своей лаской. За свою недолгую жизнь он еще никогда такого не испытывал.

Госпожа Оота дважды называла себя грешницей - в гостинице Северной Камакури, где они вместе ночевали, и в чайном павильоне Кикудзи. И каждый раз эти слова странно действовали на нее - она дрожала и плакала от восторга. А теперь Кикудзи сидел перед ее останками и думал: «Если это я довел ее до смерти, значит, я - грешник...», а в его памяти оживал голос госпожи Оота, что первой признала свой грех.

Кикудзи открыл глаза.

За его спиной захлипала Фумико. Видимо, она украдкой плакала, и на этот раз не выдержала и всхлипнула. Не оборачиваясь, Кикудзи спросил:

Когда сделано это фото?

Лет пять или шесть назад. Фото небольшое, пришлось увеличивать.

Вон как! Видимо, снято во время чайной церемонии?

А как вы догадались?

На фотографии было именно лицо. Для вилогів кимоно и плеч уже не осталось места.

Почему вы думаете, что фотография снята во время чайной церемонии? - спросила Фумико.

Так мне показалось. На ней ваша мама едва-едва опустила глаза, словно что-то делает. Плеч не видно, но легко догадаться, что она - сама бдительность.

Мама здесь смотрит чуть в сторону, и я подумала, что это фото не годится... Но оно ей так нравилось...

Хорошее фото. Такое спокойное лицо...

А все-таки плохо, что мама смотрит в сторону. Она, пожалуй, и не видит того, кто ставит перед ней кадильну палочку.

Ага... Действительно...

Она здесь одвернулась и понурила глаза.

Вроде бы...

Кикудзи вспомнил скромную чайную церемонию накануне смерти госпожи Оота.

Вспомнил, как она набирала кипяток черпачком, а из глаз на чайник закапали слезы. Он подошел к ней и взял чашку из ее рук. Пока пил чай, слезы на чайнике высохли. Вспомнил, как госпожа Оота упала ему на колени, когда он поставил на пол пустую чашку.

Когда делали эту фотографию, мама еще не была худая, - сказала Фумико и на мгновение замолчала, а потом добавила: - Как бы вам сказать... Мне не хотелось ставить ее последнее фото, на котором она очень похожа на меня.

Кикудзи резко обернулся.

Фумико похнюпилась. Вероятно, она все время смотрела ему в спину.

Кикудзи уже можно было отойти от останков и сесть лицом к Фумико.

Но какими словами вымолить у нее прощение?

И, на счастье, на глаза вернулось «сено». Едва опершись на руки, Кикудзи остановил взгляд на кувшине.

Из-под белой глазури едва проступал румянец. Кикудзи протянул руку и коснулся волшебной поверхности кувшина: она была холодна, и от слабого багрянца, казалось, струился тепло.

Мітані-сан, простите маму! - сказала Фумико и опустила голову.

Кикудзи испугался - она, казалось, вот-вот упадет.

Да что вы... Это мне надо молить прощения... Но я не смею об этом говорить, потому что мне нет прощения... Фумико-сан, мне так стыдно перед вами... Я даже не знаю, как решился на эту встречу.

Нет-нет, это мне стыдно! - ее лицо спаленіло. - Я готова была сквозь землю провалиться.

По ее ненапудрених щеках и белоснежной шее разлился румянец. Только теперь Кикудзи увидел, как истощили Фумико душевные переживания.

Румянец был такой бледный, что вызвал опасения - не больна Фумико малокровием?

В Кикудзи сжалось сердце.

Я думал, что вы возненавидели меня.

Возненавидела? Как вы можете!.. Разве мама ненавидела вас?

Нет... Но это я довел ее до смерти...

Она сама ее выбрала. Я так думаю. Целую неделю я над этим думала.

Все это время вы были сами?

Так... А мне к этому привыкать! Ведь мы с мамой жили только вдвоем.

И через меня она покончила с собой!..

Она умерла, потому что так сама захотела. Если кто и виноват в ее смерти, то только я. Поэтому и я должна ненавидеть только себя... Винить кого - то-значит бросать тень на маму, позорить ее светлую память. Запоздалое раскаяние и угрызения совести - все это ляжет бременем на душу покойницы.

Ваша правда, но если бы я с ней не встретился... - Кикудзи запнулся.

Мне кажется, что мертвые требуют только одного - чтобы их простили. Возможно, и мама умерла потому, что хотела получить прощение.

Фумико встала и вышла из комнаты. От ее слов перед глазами Кикудзи словно спала полог.

«Неужели можно облегчить душу мертвых?» - подумал он.

Заботиться о мертвых - так же глупо, как и обвинять их. Разве мертвым не безразлично к морали живых?.. Кикудзи еще раз бросил взгляд на фото госпожа Оота.

Вот теперь они сидят и вспоминают покойницу. И, наверное, видят перед собой разные образы: он - госпожа Оота, она - свою мать.

Это же вполне естественно, ведь Фумико не могла знать свою мать как женщину.

Простить и быть прощенным... Кикудзи думал, словно во сне заколисуваний волнами тепла, что шли от госпожи Оота.

Казалось, то ощущение наплывало на него от чашек, красной и черной.

А разве Фумико могла об этом догадываться?

Странная вещь, что дочь, плоть и кровь матери, - ее подобие незаметно проступало в чертах девушки, - не знает, чем жило ее тело.

Еще тогда, когда Фумико встретила его в прихожей, на Кикудзи повеяло знакомой нежностью - в овальном лице он увидел черты ее матери.

Если госпожа Оота горько ошиблась, усмотрев в Кикудзи черты его отца, то впечатление Кикудзи, что Фумико - вылитая мать, могло обернуться страшным проклятием. И Кикудзи покорно отдался на волю чувствам.

Он поглядывал на ее пошерхлі полные губы и чувствовал, что Фумико не умеет перечить.

Пожалуй, надо совершить бог знает что, чтобы вызвать в ней сопротивление.

В плену таких размышлений Кикудзи сказал:

Ваша мать была слишком ласковой и отзывчивой, поэтому и не выдержала. Да и я, кажется, был с ней жесток, подточили его здоровье и мои упреки. Ведь я сроду робкий и трусливый...

Она сама виновата... Сначала ваш отец, потом вы... Мне кажется, что не в этом ее настоящая удача...

Фумико запнулась и покраснела. На этот раз румянец был ярче.

Дома Кикудзи принялся ставить в «сено» цветы - белые розы и бледные гвоздики.

Кикудзи не мог избавиться от ощущения, будто он влюбился в госпожа Оота лишь после ее смерти.

И еще ему казалось, что это любовь он узнал благодаря ее дочери Фумико.

Некоторое время Кикудзи сидел неподвижно и смотрел на цветы.

Их белые и бледно-розовые лепестки сливались с поверхностью «сено» в один сплошной туман.

На его фоне перед глазами Кикудзи замріла Фумико - сжавшееся в комочек на татами, она плакала в запустілому доме...

Дождь пороснув так, что на земле в саду запрыгали водяные брызги. Кикудзи поднялся и позвонил Фумико.

Оота-сан уехала... - ответил ему чей-то голос на том конце провода.

Что?.. - Кикудзи не верил. - Простите, я хотел бы...

«Неужели продала дом?» - подумал он.

А вы не скажете, где она поселилась?

Подождите минутку.

Видимо, то говорила служанка.

Она вскоре подошла к телефону и словно прочитала по бумажке адрес Фумико. Объяснила, что Фумико в доме господина Тодзакі. Дала и телефонный номер.

Кикудзи позвонил туда.

Это я, Фумико. Извините, что заставила вас долго ждать.

Фумико? Это я, Мітані. Я звонил вам домой.

Когда это вы перебрались?

На этом...

Чего же вы мне не сообщили?

В последнее время я живу у подруги. Я продала свой дом.

Вон как...

Я долго колебалась: уведомить вас или нет? Сначала решила, что не следует, а вот недавно начала сожалеть, что ничего вам не сказала.

И хорошо, что жалели.

Вы действительно так считаете?

Кикудзи почувствовал, как тело наполняется легкостью и бодростью, как будто он только что искупался. Неужели телефонный разговор может быть такой животворною?

Как гляну на «сено», что вы подарили, то так и хочется вас увидеть.

Да что вы... А у меня есть еще одно... Небольшая цилиндрическая чашка. Я собиралась и подарить ее вам, но мама каждый день ею пользовалась и на венцах приняла ее помада...

Неужели?

Так мама говорила.

Разве помада может пристать?

У этой чашки красноватый оттенок. Мама говорила, что на венцах помада так впиталась, что ее уже ничем не смоешь и не вытравишь. Уже после маминой смерти я пригляделась и заметила, что, действительно, по краям в одном месте краска как будто гуще.

Неужели для Фумико это была пустой треп? А Кикудзи трудом ее слушал.

У нас здесь настоящий ливень. А у вас? - перевел он разговор на другое.

Льет как из ведра. Как только громыхнуло так, что я чуть не умерла.

Зато после дождя будет свежо. Я уже пять дней не хожу в контору, сижу дома. Может бы, вы пожаловали ко мне в гости?

Спасибо, но я решила заглянуть к вам, когда уже найду себе работу. Надумала работать. - Кикудзи не успел ответить, как она продолжала дальше: - Я так обрадовалась, что вы позвонили! Обязательно приду. А впрочем, может, нам не следует встречаться...

Кикудзи переждал, пока дождь утихнет, оделся и велел служанке составить постель.

Его самого удивило, что он пригласил Фумико в гости.

Голячись, Кикудзи стряхивал пену с кисточки на листья кустов и мочил его в дождевой воде, что стекала с крыши.

После полудня кто-то пришел. Кикудзи подумал, что это Фумико, и поспешил в прихожую. Но перед ним стояла Тікако.

А-а, это вы...

Такая жарища... Я давненько не была у вас, вот и решила навестить. Как здоровье?

Не совсем хорошо.

О, это уже плохо. Вы такие бледные...

Нахмурившись, Тікако рассматривала Кикудзи.

«Странно, как я мог подумать, что это стучат гэта Фумико. Ведь она, наверное, придет одета по-европейски», - рассуждал Кикудзи.

Вижу, вы себе вставили зубы. Совсем помолодели, - сказал он.

Теперь, когда начался сезон дождей, у меня больше свободного времени... И они слишком белые. Но, думаю, вскоре немного потемнішають.

В гостиной, где только что спал Кикудзи, Тікако покосилась на токонома.

Ничего нет, чисто и даже приятно, - сказал Кикудзи:

Да, лучше дождливой поры. Правда, одна-две цветка... - Тікако урвала язык и обернулась. - А где «сено» Оота-сан?

Кикудзи молчал.

Как на меня, лучше бы его вернуть.

Это мое дело.

Не сказала бы...

Во всяком случае, вы мне не указ.

Не знаю... - Тікако улыбнулась ослепительно-белыми вставными зубами. - Я пришла, чтобы вам посоветовать. - Она вдруг вытянула руки и розвела.ними, будто что-то отгоняя.- Если не изгнать злых чар из вашего дома, то...

Не пугайте, я не боюсь!

Я хочу задать вам свои требования, как сваха...

Если вы имеете в виду дочь Інамурів, то я отказываюсь об этом говорить.

Да вы что! Это же малодушие - отказываться от прекрасной невесты лишь потому, что не нравится сваха. Сваха - это будто кладка. Поэтому ступайте по ней отважнее. Ваш отец охотно пользовался моими услугами.

Кикудзи скривился.

Когда Тікако начинала спор, в ней поднимались плечи. Так было и в этот раз.

Чтобы вы знали, я не такая, как Оота-сан. Со мной легко иметь дело. Я и о взаимоотношениях с отцом могла бы вам рассказать, не утаивая ничего. К сожалению, я не занимала в его душе столько места, как другие. Все быстро кончилось, как и началось... - Тікако похнюпила глаза. - Но я не жалуюсь на судьбу. Потом не раз и не два ваш отец охотно прибегал к моим услугам, потому что знал, что я не подведу.

Вообще, мужчины предпочитают поручать свои дела женщинам, с которыми у них что-то было... Вот так благодаря ему я набралась здравого смысла.

Так что послушайте этого здравого смысла.

Кикудзи чуть не попался на крючок простодушия.

Тікако вынула из-под оби веер.

Должен вам сказать, что человек не научится розважності, если в нее резко выраженная мужская или женская натура.

Действительно?.. Получается, мудрость доступна только людям без пола?

Вы глузуєте? А я вам скажу, что только люди без пола, как вы их называете, видят насквозь и женщин, и мужчин. Вы думаете, Оота-сан выбрала смерть с бухты-барахты? На кого же тогда она оставила свою единственную дочь? Я думаю, она заранее решила: вот, мол, я умру, а дочь присмотрит Кикудзи-сан...

Такое скажете...

Я долго думала и вот у меня возникло подозрение... Она же своей смертью хотела помешать вашему бракосочетанию. Она не просто так умерла. Для этого была своя причина.

Что за химеры? - сказал Кикудзи и вдруг почувствовал, что эти химеры поразили его в самое сердце. Как молния.

Кикудзи-сан, вы говорили Оота-сан о дочери Інамурів?

Кикудзи все вспомнил, но притворился, что ничего не знает.

А разве это не вы сказали Оота-сан по телефону, что дело с моей свадьбой уже решено?

Я. А что? Даже предупредила: «Не смей мешать!» В тот же вечер Оота-сан и умерла.

Наступило молчание.

А откуда вы, Кикудзи-сан, узнали о том разговоре? Она вам жаловалась?

Кикудзи был захвачен врасплох.

Значит, приходила. Я знала, что так будет. Еще тогда, когда она йойкнула в трубку.

Итак, это вы свели ее со света.

Думайте, что угодно. Я всегда выходила злодейкой. Как было надо, то и ваш отец использовал меня в этой жестокой роли. Я и сегодня готова войти в эту роль. Только не думайте, что в знак бывшей отцовской привязанности...

Кикудзи понял: Тікако дала волю своим глубоко укоренившимся ревности и ненависти.

Пусть вас не интересует, что за кулисами. - Взгляд Тікако словно скользил вдоль ее носа. - Хотите, кривіться - вот, мол, назойливая баба, сует носа в чужое просо!.. А я тем временем прожену ведьмино отродье и помогу вам взять выгодный брак.

Хватит об этот выгодный брак!

Ну пусть так. Я согласна, что не надо мешать сюда Оота-сан. - Голос Тікако полагіднішав. - В конце концов, Оота-сан была уже не такая и плохая... Она, вероятно, молилась, умирая, чтобы вы взяли ее дочь себе в жены.

Опять вы своей?

Это же истинная правда! Неужели вы, Кикудзи-сан, не догадываетесь, что она в уме уже выдала дочь за вас? Если нет, то вы витаєте в облаках... И во сне и наяву она, как зачарованная, думала только о вашем отце. Можете назвать это чистым чувством, если хотите. Запуталась сама в своих химеры, запутала и дочь, и вот поплатилась жизнью... Взглянуть со стороны, будто над ней висело какое-то страшное заклятие. Нечистая сила расставила свои деревушки...

Кикудзи встретился взглядом с Тікако.

Ее маленькие глазки вплоть закатились.

Он не выдержал и отвернулся.

Кикудзи дал ей выговориться, не оборвал на полуслове. Потому что с самого начала чувствовал шаткость своего положения и к тому же был потрясен страшным догадкой Тікако.

Неужели госпожа Оота стремилась женить его с дочкой?.. Кикудзи и предположить такого не имел. Да и сейчас не верил.

Это была выдумка, порожденная ядом ревности, отвратительная, как и черное пятно на ее груди.

И все же эта выдумка поразила Кикудзи, как удар молнии.

Кикудзи стало страшно.

Неужели он, сам в глубине души мечтал об этом?.. Ведь бывает, что захват матерью переходит на ее дочь... Но Кикудзи в уме еще наслаждался пьянящим объятиями госпожа Оота. Поэтому, наверное, его опутана какими-то чарами, если его незаметно тянуло к дочери.

Теперь ему казалось, что он совершенно переменился после встречи с госпожой Оота. Кикудзи словно оцепенел.

Заходила барышня Оота. Сказала, что придет в другой раз, если у вас гости... - сообщила служанка.

Что?.. Она пошла? Он бросился в прихожую.

Как хорошо, что вы позвонили... - вытащив свою тонкую белую шею, Фумико подвела на Кикудзи глаза.

В ямке, где кончалась шея и начинались грудь, залегла желтоватая тень.

Что это? Игра света или признак истощения?.. Кикудзи, однако, почувствовал, что ему вдруг стало легче на сердце.

А у меня Курімото.

Он сказал это спокойно, без напряжения. Как только увидел Фумико, недавней растерянности как не бывало. Она кивнула.

Я догадалась, он ее зонтик...

А-а, вон это... Действительно...

Под стеной в прихожей стояла серая зонтик с длинной ручкой.

Может, вы побыли в чайном павильоне? А я тем временем випроваджу старую Курімото.

Кикудзи не мог себе простить, что заранее не избавился от Тікако. Ведь знал, что придет Фумико.

Мне все равно...

Тогда заходите, пожалуйста.

Фумико прошла в гостиную и приветливо поздоровалась с Тікако, словно и не догадывалась о ее враждебное отношение к себе. Поблагодарила Тікако за сочувствие.

Тікако сидела, задрав голову и приподняв левое плечо, как на уроке, когда следила за движениями ученицы.

У вашей матери была ранимая душа... А в этом мире таким людям трудно... Вот и умерла, увяла последняя нежный цветок.

Я бы не сказала, что она была такая нежная.

Видимо, ей жаль, что бросила вас на произвол судьбы...

Фумико похнюпилась.

Ее пухлые губы крепко стулилися.

Вам, наверное, грустно. Самое время возобновить уроки чайной церемонии.

И знаете, я уже...

Розвієте тоску.

Я теперь не могу себе этого позволить.

Да что вы говорите! - Тікако сняла руки с колен. - Правду говоря, я зашла проветрить чайный павильон. Пора уже, сезон дождей будто прошло. - Тікако покосилась на Кикудзи. - Фумико-сан, может, и вы со мной пошли?

Даже не знаю...

С разрешения Кикудзи-сана возьмем мамино «сено».

Теперь Фумико взглянула на Тікако.

Вспомним маму...

Я еще розплачусь там.

Ничего, поплачете, легче станет. Вскоре в Кикудзи-сана появится молодая хозяйка и я уже не смогу ходить в павильон. А у меня с ним связано столько воспоминаний... - Тікако улыбнулась, но сразу споважніла, - Конечно, если состоятся помолвке с Юкико-сан.

Фумико кивнула. Ее овальное, как у матери, лицо было невозмутимо. На нем проступала лишь безмерная усталость.

Зачем говорить о том, чего еще не решено? Вы ставите Інамуру в неловкое положение, - заметил Кикудзи.

А я сказала - если состоятся помолвке... - возразила Тікако. - Как говорится, нет добра без худа. Фумико-сан, считайте, что вы ничего не слышали, пока дело не решено.

Ладно! - Фумико снова кивнула.

Тікако позвала служанку и пошла убирать чайный павильон.

Осторожно, листья под деревьями еще мокрое, - донесся из сада голос.

«Сено» - кувшин в стиле Сено Сосіна (1441-1522), известного мастера чайной церемонии.

Двойная звезда

К Кикудзи посетила Тікако и сообщила: «И Фумико, и дочь Інамурів повыходили замуж».

Кикудзи-сан, как же так? Вы говорите, что Юкико красивая девушка, и сами же выпускаете его из рук. Такой, как она, не найдете на всем свете, хоть бы всю жизнь искали... Как это вы не понимаете такой простой вещи? - упрекала Тікако. - Вы молодой, неопытный, и ничто вас не касается. И поймите, что один опрометчивый шаг изменил судьбу двух людей - вашу и Юкико-сан! Она чувствовала к вам привязанность. А вы... Если она будет несчастна за другим, то в этом и ваша вина.

Кикудзи промолчал.

И пока вы вилежувались в темноте и любовались светлячками, и Фумико выскочила замуж.

Эта весть ошеломила Кикудзи больше, чем замужество Юкико. Ему показалось, будто земля убегает из-под ног. Кикудзи застали врасплох. Тікако, видимо, на это и рассчитывала.

Я тоже долго не могла прийти в себя, когда узнала. Вот и имеешь! Будто сговорились обе. И от молодежи всего можно ожидать... по Правде говоря, я рада за Фумико - хоть не будет вам помехой. Да вот беда - Юкико-сан тоже отдалась замуж. Я ходила как опльована... И все ваша нерешительность.

Кикудзи все еще не верил в замужестве Фумико.

Оота-сан все время стояла вам поперек дороги. Даже после смерти... Может, хоть теперь ее чары покинут ваш дом. - Тікако посмотрела на сад. - Успокойтесь и возьмите к саду. Даже в темноте видно, как порозросталися дерева, как там душно и мрачно!

По отцовской смерти прошло уже четыре года, а Кикудзи ни разу не приглашал садовника. Действительно, деревья разрослись, даже вечером в саду было так душно, будто под листьями сохранилась полуденная жара.

Видимо, служанка не поливает? Вы могли бы ей сказать, чтобы она следила своих обязанностей.

Чего это вас волнует?

Кикудзи недовольно морщился на каждое слово Тікако, и одновременно позволял ей болтать о чем угодно. И так бывало всегда.

Вычитывая ему, Тікако пыталась втереться в доверие и выведать, что у него на душе. Кикудзи давно разгадал эти хитрости. Он откровенно сопротивлялся ей и остерегался, чтобы ненароком не обмолвиться. Тікако догадывалась об этом, но делала вид, будто ничего не замечает, лишь иногда давала почувствовать, что видит Кикудзи насквозь.

Она редко упрекала его в чем-то неожиданным, а затрагивала в его сердце те струны, которые вызывали отвращение к самому себе.

Вот и в этот вечер, известив о женитьбе Юкико и Фумико, она следила, как Кикудзи воспримет новость. «Зачем оно ей?» - подумал Кикудзи и решил пильнуватися. Если Тікако раньше хотела соединить его с Юкико, а Фумико отстранить, то чего она лезет ему в душу теперь, когда девушки вышли замуж?..

В конце рабочего дня, когда Кикудзи собирался выходить из конторы, его задержал телефонный звонок. Это я, Фумико, - раздался в трубке тихий голос.

Алло... Мітані слушает...

Это я, Фумико.

А-а, это вы...

Простите, что побеспокоила вас на работе,.. Иначе я не успела бы...

А что такое?

Я послала вам письмо, и, кажется, забыла наклеить марку...

Вот как? Я еще не имел удовольствия его получить.

Я купила на почте десять марок, послала письмо, а когда вернулась домой, смотрю - вплоть все марки при мне. Видите, какая я невнимательная. Думаю, надо попросить прощения, пока письмо не дошло...

И стоит ли обращать внимание на такую мелочь! - ответил Кикудзи и подумал, что то письмо, вероятно, возвещал о браке. - Письмо по поводу радостного события?

Что?.. Я всегда разговаривала с вами по телефону, а вот впервые написала письмо... Долго колебалась - посылать или нет... Вот и забыла наклеить марку.

Откуда вы звоните?

Из автомата возле токийского вокзала. Здесь очередь, люди ждут.

Из автомата? - удивился Кикудзи. - А вас можно поздравить?

Ага... наконец... От кого вы узнали?

Курімото сказала.

Курімото-сан? А она от кого?.. Ужасный человек!..

Теперь вам вряд ли придется встречаться с ней... Помните, когда мы в последний раз говорили по телефону, в трубке был слышен шум дождя?..

Да, вы уже говорили... Я тогда именно перебралась к подруге и колебалась, известить вас или нет... Как и теперь.

Вот хорошо, что вы сами дали о себе знать! Я тоже колебался - поздравлять или нет, - когда Тікако принесла эту весть...

Знаете, грустно, когда тебя считают пропалою без вести.

И было бы лучше, если бы я исчезла... - Фумико на мгновение примовкла, а потом добавила: - Я живу теперь в нуждающейся комнатке на шесть татами. Нашла одновременно с работой.

Начала работать в самую жару, поэтому так устаю...

Да... а еще сразу после женитьбы...

Что?.. Которого бракосочетания?

Я вас поздравляю!

Ну что вы!.. Глузуєте?..

Вы же вроде бы вышли замуж...

Разве нет?

Да что вы!.. Как я могла бы... в таком состоянии?.. Когда мама умерла, а я...

Оно так, но...

Это вам Курімото-сан сказала?

Зачем? Не понимаю?.. И вы, Мітані-сан, поверили? Фумико словно спрашивала саму себя.

Кикудзи вдруг решительно сказал:

Это не телефонный разговор. Мы не могли бы с вами встретиться?

А чего же...

Подождите возле токийского вокзала, я сейчас приеду.

Да, но...

Вы хотите где-либо?

Я не хочу ждать на улице. Лучше я приду к вам домой.

Может, вместе поедем?

Тогда придется ждать вас на улице.

А вы бы не зашли ко мне... на работу? .

Нет... Я приеду к вам домой.

Пусть так. Я тоже скоро буду. Если приедете раньше, подождите меня в гостиной.

Если Фумико сядет на электричку, то прибудет раньше него. Кикудзи подумал, что девушка могла ехать в том самом вагоне, и принялся искать ее глазами на перроне, когда вышел из вагона.

Фумико действительно приехала раньше.

Служанка сказала, что она в саду. Кикудзи обошел дом и увидел Фумико, что сидела на камне в тени олеандра.

Милости прошу! - дружелюбно молвил Кикудзи, подходя к гостье.

Фумико не успела поздороваться первой и сказала:

Извините, что позвонила вам на работу...

Она поднялась, отведя назад одно плечо, будто опасалась, что Кикудзи схватит ее за руку, как только подойдет поближе.

Вы по телефону такое сказали... Вот я и пришла, чтобы опровергнуть ваши слова...

Вы о женитьбе? Честно говоря, я тоже был удивлен...

Чем? - Фумико опустила глаза.

Сперва - тем, что вы вышли замуж, а второй раз - ничего такого не имели. Получается, что я был удивлен дважды.

Дважды?

Кикудзи двинулся по каменным плитам садовой дорожки.

Зайдем отсюда в дом. Чего же вы не ждали меня в гостиной? - Он сел на галерее. - Недавно, когда я здесь отдыхал после дальней дороги, поздно вечером появилась Тікако.

Из комнаты крикнула служанка. Видимо, хотела спросить насчет ужина, о которой Кикудзи говорил по телефону, когда выходил из конторы. Он зашел в дом и вскоре вернулся в белом хлопчатобумажном кимоно.

Тем временем Фумико успела підпудрити щеки. Когда Кикудзи сел, она спросила:

А что, собственно, сказала Курімото-сан?

Просто сказала: «Фумико-сан вышла замуж».

И вы, Мітані-сан, поверили?..

Такой лжи трудно не поверить.

У вас не закралось ни тени сомнения? В черных глазах Фумико зазвенели слезы.

И неужели бы я могла теперь выйти замуж? Или вы считаете, что я способна на такое?.. И мама, и я столько настрадались, столько намучились... Этим страданиям и до сих пор не видно...

Кикудзи почему-то показалось, будто мать Фумико и до сих пор жива.

Мы привыкли полагаться на людей и верили, что нас поймут... И неужели так казалось? А может, то собственное отражение в зеркале своей души?..

Фумико готова была заплакать.

Кикудзи немного помолчал, а потом сказал:

Фумико-сан, помните, я вас спросил: «Вы считаете, я мог бы теперь жениться?» В тот день еще был ливень...

Когда гремело?

Да. А сегодня вы спрашиваете меня то же самое.

Нет, не совсем то...

Вы мне не раз говорили, что я женюсь.

Между вами, Мітані-сан, и мной большая разница... - Фумико не спускала глаз, полных слез, с Кикудзи. - Так, так, существенная разница...

Да хоть бы в общественном положении...

В общественном положении?

Да. У нас разное положение. Могу сказать, если хотите, что у нас разные судьбы... Моя такая мрачная...

Вы хотите сказать, что вас мучает чувство вины?.. Но во всем виноват я.

Нет! - Фумико решительно закивала головой, а из ее левого глаза вдруг выкатилась слеза и поползла вниз по виску. - Мама весь грех взяла на себя и умерла. А впрочем, я не считаю, что то был грех. То было ее горе. Грех никогда не смоешь, а горе проходит.

Кикудзи опустил глаза.

Но вы, Фумико-сан, своими словами о несчастной судьбе бросаете тень на вашу мать.

Возможно, я не так выразилась - не несчастная судьба, а глубокое горе.

Глубокое горе...

Он хотел сказать: «Глубокое горе - где то же самое, что и глубокая любовь», - но сдержался.

А кроме того, у вас есть на примете девушка, Юкико-сан. Это тоже нас отличает. - Фумико будто хотела перевести разговор на другое. - Курімото-сан, видимо, считала, что мама стоит на пути вашем брака. Она сказала, что я вышла замуж, значит, и обо мне она такого же мнения. Иначе как же все объяснить.

Но она сказала, что и Інамура-сан вышла замуж.

Фумико растерялась.

Как?.. Не может быть... Наверное, ложь! - Фумико покачала головой. - Когда же это случилось?

Женитьба Інамура-сан?.. Видимо, недавно.

Чистейшая ложь!

Она сказала, что Юкико и вы - обе вышли замуж, и я не хотел в это верить. - Кикудзи понизил голос - Что же до Юкико, то, может, Тікако говорила правду...

Все это ложь! Кто же устраивает свадьбу по такой жаре? Теперь даже в летнем кимоно сходишь потом... А то еще в свадебном наряде.

То летом разве никто не производит свадьбы?

Почти... Разве только иногда. Брачную церемонию в основном откладывается на осень... - Из глаз Фумико вдруг закапали слезы, она смотрела, как они расплываются на коленях пятнышком. - А все-таки зачем Курімото-сан сказала неправду?

Ловко она меня обманула, - сказал Кикудзи.

«Но чего Фумико заплакала?.. Зато можно быть уверенным, что ее брак - выдумка. А может, Юкико действительно вышла замуж, и Тікако, чтобы отстранить Фумико, наврала о ней?..» - мучился догадками Кикудзи.

А впрочем, такое объяснение его не удовлетворяло. Ему все-таки казалось, что и женитьба Юкико - неправда.

В любом случае, пока мы не узнаем, сказала Курімото правду о Юкико, ее шутки не уразумеем.

Шутки?..

Считаем, что это шутка...

Странный шутка! Если бы я сегодня вам не позвонила, вы поверили бы, что я замужем.

Служанка снова позвала Кикудзи.

Через минуту он вернулся на галерею с письмом.

Фумико-сан, ваше письмо прибыл. Без марки... Кикудзи принялся вскрывать конверт.

Нет-нет, не надо!

Почему?

Не хочу. Отдайте обратно, прошу! - Фумико протянула руку. - Отдайте!

Кикудзи спрятал его за спину.

Пытаясь схватить письмо, Фумико одной рукой невольно оперлась о его колени. Ее руки потянулись в разные стороны, и Фумико потеряла равновесие. Чтобы не упасть на Кикудзи, она отклонила левую руку назад, а правой вцепился в письмо за его спиной. И все-таки казалось, что она вот-вот упадет. Ее голова почти касалась груди Кикудзи. И девушка не упала, ловко вывернулась, ее левая рука снова зіперлась на его колени. Странно! Как это она сумела поддержаться той рукой?

Какая ловкость! Какая гибкость! Кикудзи чуть не ахнул - с такой силой он почувствовал женщину, госпожа Оота.

И как Фумико успела вивернутись?.. Откуда взялась такая гибкость?.. Непостижимая тайна женского естества.

В тот момент, когда Кикудзи готовился ощутить на себе тяжесть его тела, Фумико мелькнула у него теплом и запахом женщины.

Это был сильный запах. Запах женщины, что с утра до вечера была на работе. Так пахла пожалуйста госпожа Оота.

Ну отдайте!

Кикудзи не сопротивлялся.

Я его порву.

Отвернувшись, Фумико на клочки растерзала письма, ее шея и руки были влажные.

Стараясь не упасть на Кикудзи, она сначала побледнела, а потом покраснела. Наверное, ей стало душно.

Обычный ужин, заказанная в ближнем ресторане, была невкусной.

Перед Кикудзи стояло цилиндрическое «сено». Как всегда, его принесла служанка.

Он сразу обратил на него внимание. Взгляд Фумико тоже остановился на чашке.

Вы пьете из нее чай?

Конечно, о «сено»... Просила извинить за такой никудышный подарок...

Да что вы!.. Это не плохая вещь.

А я вот не вижу в ней ничего хорошего. Иначе мама не пользовалась бы ею ежедневно.

Я не большой знаток, и, как на меня, это «сено» замечательное. - Кикудзи взял чашку в руки и повертел перед глазами.

Но ведь есть сколько угодно лучших. Вы будете пить из нее, и невольно вспомните, что таки есть...

В Кикудзи защемило сердце.

Видимо, Фумико мечтает, чтобы памятка о мать была ценной, чтобы Кикудзи, коснувшись ее руками, с любовью вспоминал ее саму и мать.

И Кикудзи невольно проникся этим желанием - теперь и он готов был согласиться, что подарок на память о госпожа Оота должно быть наилучшим.

Вероятно, это и было заветной мечтой Фумико. Свидетельство тому - кувшин «сено».

Холодная поверхность кувшина, будто пышущая жаром, вызвала в воображении Кикудзи тело госпожи Оота. И не было в той упоминании ни капли стыда, ни раскаяния - красота побеждала.

Глядя на шедевр керамики, Кикудзи чувствовал, что госпожа Оота была совершенным творением природы. А шедевр недосягаем для хулы.

Того дня, в слива, Кикудзи сказал Фумико по телефону, что «сено» вызывает в нем желание видеть ее. И тогда Фумико вспомнила о другом «сено» и принесла Кикудзи чашку.

Чашка «карацу»1 была простая, без всякого рисунка. Сквозь синеву ее поверхности с желтоватым оттенком проступал легкий румянец. Внизу она была сильно выпуклой.

Наверное, это была любимая чашка вашего отца, и он брал ее с собой в путешествие... Она в его стиле. Казалось, Фумико не замечала, что играет с огнем. Кикудзи не хватило духу сказать, что «сено» напоминает ему о ее матери. Две чашки стояли перед ним, как две души - отцовская и госпожа Оота.

Древние чашки... им, наверное, лет триста-четыреста, а сколько в них свежести!.. Казалось, жизнь бьется под их гладкой поверхностью.

Кикудзи смотрел на чашки, а ему мерещились его отец и мать Фумико такие же чистые и непорочные.

На восьмой день после смерти госпожи Оота Кикудзи признался, что ему страшно оставаться наедине с Фумико.

А вот сейчас чувство вины словно и не было. Неужели оно выветрилось лед влиянием великолепной керамики?

Какая красота... - проговорил Кикудзи будто сам себе. - Отец возился с чашками, хоть такое занятие и не в его характере... Видимо, хотел заглушить этим угрызения совести...

Угрызения совести?..

Потому что смотришь на чашку и забываешь, что у ее прежнего владельца могли быть грехи... А отец прожил лишь частичку того, что выпало на долю этой чашки.

Смерть идет за нами по пятам. Какой ужас!.. Чего я только не делала, чтобы забыть о мамину смерть! А она все стоит за каждым из нас...

Правду говорите... Когда все время думаешь о мертвых, то кажется, будто и сам неживой, - сказал Кикудзи.

Служанка принесла чайник. Она, вероятно, подумала, что им нужен кипяток для чайной церемонии - Кикудзи и Фумико уже давненько сидели в павильоне.

Кикудзи предложил Фумико приготовить чай в «карацу» и «сено» так, словно они в дороге.

Девушка согласно кивнула.

Тогда я смогу еще раз выпить из маминой чашки перед тем, как ее разбить...

Она вынула из ящика бамбуковую мутовки и вышла ее помыть.

Летнее солнце еще не зашло.

Как будто в дороге... - прочитала Фумико, сбивая чай в маленькой чашке.

Пусть в дороге. А где же мы остановимся? В гостинице?

Не обязательно в отеле. Можно на берегу реки или в горах. Надо было взять холодной воды, будто из горной реки...

Вынимая мутовки, Фумико посмотрела своими черными глазами на Кикудзи, а потом обратила взгляд на «карацу», которую подавала ему на ладони.

И взгляд Фумико, и чашка оказались в Кикудзи перед коленями.

Кикудзи почувствовал, как Фумико наплывает на него волнами тепла...

Когда она поставила перед собой мамину чашку и принялась размешивать чай, бамбуковая мутовка зашурхотіла о край, и Фумико опустила руку.

Трудно!

Наверное, потому, что чашка маленькая, - сказал Кикудзи. Руки ее дрожали.

Фумико выпустила из пальцев мутовки и больше за нее не брался.

Она похнюпилась.

Мама не дает мешать...

Кикудзи мигом поднялся и схватил Фумико за плечи, словно хотел вырвать ее из тенет заклятие.

Фумико не сопротивлялась.

Той ночью Кикудзи никак не мог заснуть. Когда в щелях ставен замерцал рассвет, он встал и отправился в чайный павильон.

В саду, на плите перед каменным умывальником, валялись обломки «сено». Кикудзи сложил вместе четыре крупных черепки и в его ладони появилась чашка. Только на ее війцях не хватало кусочка.

Кикудзи принялся его искать, но вскоре оставил.

Поднял глаза вверх. На востоке, между ветвями деревьев, искрила одна большая звезда.

«Сколько я уже не видел утренней зари!» - подумал Кикудзи, глядя на небо, которое медленно затягивали облака.

Звезда блистала среди облаков и потому казалась еще большей, чем была на самом деле. Ореол вокруг нее был словно влажный.

«Бессмысленно собирать черепки, когда на небе сияет звезда свежим блеском», - мелькнуло в голове Кикудзи. Он бросил обломки на землю.

Вчера вечером Фумико швырнула чашку на каменный умывальник. Кикудзи даже не успел ее остановить.

Он не заметил, как она неожиданно выскочила из чайного павильона. У него вырвалось только:

Кикудзи не бросился искать черепков в темноте, а поддержал Фумико за плечи. Потому что она изможденный присела на плите и вот-вот готова была рухнуть на землю.

У вас есть красивее «сено»... - прошептала она. Фумико таки переживала, что Кикудзи сравнит ее чашку с другой, лучшей...

Позже, когда он никак не мог заснуть, те слова прозвучали в его душе полным боли прозрачным тоном.

Дождавшись рассвета, Кикудзи вышел в сад взглянуть на разбитую чашку.

Однако увидел звезду и бросил черепки на землю...

Кикудзи снова поднял взгляд вверх и аж ахнул.

Звезды уже не было. Пока он собирал черепки, утренняя заря спряталась за облаком.

Кикудзи, словно обманутый, некоторое время смотрел на восток.

Неужели туча заслонила звезду?.. Над крышами зданий, там, где обрывались облака, розово занимался небосвод.

Как же их здесь оставлять... - проговорил Кикудзи сам к себе. Снова поднял черепки и запихнул за пазуху ночного кимоно.

Жалко было бросать разбитую чашку. И тут ее могла увидеть Тікако.

«Фумико специально ее разбила, так зачем хранить черепки?» - решил, но передумал, завернул их в бумагу и, спрятав в стенной шкаф, забрался под одеяло.

«Собственно, чего Фумико так боится сравнения?.. С чем и когда мог бы сравнить это «сено»?.. Откуда у нее тот страх?» - мучился догадками Кикудзи.

После вчерашнего вечера Кикудзи и не думал сравнивать Фумико с кем-то. Для него она стала несравненной. Стала его судьбой.

До сих пор Кикудзи всегда помнил, что Фумико - дочь госпожи Оота. Теперь он забыл об этом.

Раньше его очаровывала сходство дочери и матери. Ему казалось, будто госпожа Оота как-то непостижимо перевоплотилась в Фумико. Теперь Фумико была только Фумико.

Наконец Кикудзи вырвался из отвратительной черной опоны, что заслоняла ему мир.

Неужели его спасло грехопадения чистой Фумико?..

Фумико не упрямилась, опиралась только ее чистота.

Он опасался, что на этот раз проклятие ляжет на сердце тяжелым грузом, а получилось наоборот - душа словно очистилась. Произошло чудо: яд, зажита в большом количестве, вылечила больного.

Из конторы Кикудзи позвонил в магазин, где работала Фумико. Она говорила, что устроилась в магазине оптовой продажи шерстяных тканей в районе Канда.

Но там ее не было. Кикудзи пришел на работу невыспавшийся. Видимо, и она долго не могла заснуть и лишь под утро погрузилась в глубокий сон. «А может через стыд не может сунуться из дома?» - подумал Кикудзи.

Он позвонил еще раз, после рбіду, но Фумико не было, и он попросил у продавца ее домашний адрес.

В ее вчерашнем письме, видимо, была новая адрес, но она порвала его и положила в карман.

За ужином речь зашла о ее работе, и Кикудзи запомнил название оптовой магазина. А вот на домашний адрес не обратил внимания. Мол, зачем она ему, когда Фумико поселилась в его сердце?

После работы Кикудзи разыскал дом по парку Уэно, где Фумико снимала комнату. Дома ее тоже не было.

На пороге Кикудзи встретила девочка лет двенадцати, в матроске, - видно, еще не успела переодеться после школы. Выслушав Кикудзи, она исчезла в комнате, потом вышла и сказала:

Оота-сан нет дома еще утром. Она сказала, что отправляется с подругой в путешествие...

В путешествие?.. - переспросил Кикудзи. - Отправилась в путешествие? Утром? В котором часу? И не сказала куда?

Девочка исчезла в комнате, и через минуту появилась снова. Стала поодаль, словно опасалась его, и сказала:

Я точно не знаю. Потому и моей мамы еще нет дома... У девочки были реденькие брови.

За воротами Кикудзи оглянулся. Искал глазами комнату Фумико, но так и не нашел. Двухэтажный дом был довольно приличный, с небольшим садиком.

Кикудзи вспомнил слова Фумико: «Смерть идет за нами по пятам», - и у него одеревенели ноги.

Он вынул платок и вытер пот. Так неистово тер лицо, что кровь, казалось, отхлынула из головы. Платочек потемнішала, стала влажной. Теперь холодный пот пополз по спине.

Не могу поверить, что она умерла! - сказал он сам себе.

Как же Фумико могла умереть, когда его самого вернула к жизни?..

А не было ее вчерашнее минутное расслабление предвестником смерти?

А может, ту свою слабость, как и мать, Фумико считала непоправимым грехом?

- Осталась на мою голову только Курімото... - будто выплевывая злобу в лицо воображаемому врагу, сказал Кикудзи и поспешил в тень деревьев парка Уэно.



«Карацу» - керамические изделия из города Карацу и его окрестности.

Тип урока: формирование умений и навыков.

III группа. Сделайте анализ образа Тикако.

Ход урока

III. Формирование умений и навыков учеников.

Повесть «Тысяча журавлей» имеет глубокий гуманистический смысл. Название произведения выразительное: тысяча журавлей – это символ чистоты и счастья, которых ищет каждый человек, иногда не догадываясь, что они рядом.

Неужели его спасло грехопадение чистой Фумико?- размышляет наедине герой, вспоминая, как не сопротивлялась Фумико – «сопротивлялась только ее чистота». Кикудзи боялся, что на этот раз проклятия затронут его душу, а вышло наоборот: его душа будто очистилась. Чистая тучка Фумико, которая закрыла звезду Юкико и очистила душу самого Кикудзи, бесследно растаяла. Кикудзи нигде не может найти девушку, которая внезапно исчезла. Вспомнив ее слова: «Смерть идет за мной следом», он ощущает, как деревенеют его ноги от ужасной мысли: «Не могу поверить, что она умерла!». «Как же Фумико могла умереть, когда меня самого она вернула к жизни?»- с этим и многими другими вопросами оставляет своего героя Кавабата в финале повести. И вся природа, которая также грустит вместе с человеком, словно отвечает на чувство Кикудзи в скорбной тональности.

I. Мотивация учебной деятельности учеников

2. Нахождение в повести других примеров единения человека и природы.

Природа в произведениях Кавабата всегда занимает особое место. Жизнь природы и человека, по мнению писателя, объединены невидимыми цепями. Осознание этой первоначальной неотъемлемой связи чрезвычайно важное для художника. С ним связано и ощущение ритма целостного мира, который позволяет проникать в законы природы, жить с ней одной жизнью, не отступая от естественного естества, не создавая дисгармонии, диссонанса, разлада с ней, а значит, с самим собой. Строки о природе создают своеобразный фон, на котором разворачивается жизнь героев, тем не менее, нередко природа становится одним из образов произведения. Кавабата призывает учиться у природы, проникать в ее тайны, он усматривает в общении с природой путь к моральному и эстетичному усовершенствованию человека.

1. Лекция учителя

IV группа. Дайте характеристику художественных приемов писателя, его стиля.

Учитель. Один из исследователей творчества Кавабата Ясунари Д. Кон восторженно писал: «Ясунари Кавабата – действительно прекрасный романист, для которого характерны простота и поэтичность стиля, (он) мастер утонченной и глубокой мысли, а его произведения переполнены горячими и часто бурными чувствами». Так ли это – убедимся на уроке.

II группа. Дайте характеристику Фумико и Юкико.

II. Объявление темы и цели урока

Цель : помочь ученикам постигнуть идейно-художественные особенности, эстетичную ценность произведения писателя; развивать навыки анализа художественного произведения, высказывание своей мысли о прочитанном; воспитывать чувство уважения к национальным особенностям других народов, любовь к природе, эстетичный вкус.

Зато после дождя посвежеет…

В последней фразе этого диалога применяется прием иносказания. Это предложение следует понимать так: «Разве можно знать, что происходит в вашей душе?».

Материалы для работы I группы.

Задача группам

3. Работа над образами и художественными приемами повести (в группах)

Слово «свежий», «свежесть» означает не только состояние природы после дождя, а и изменение внутреннего мира героя.

Изображенная художником природа прекрасная и величественная; показывая изменения в ней, автор воссоздает движения человеческой души, поэтому почти все произведения писателя многоплановые, они имеют скрытый подтекст. В повести «Тысяча журавлей» природа словно сочувствует героям. Например, через описание природы передается тревога Кикудзи перед неизвестностью. Когда Кикудзи выглянул в сад, «по небу прокатился гром. Далекий и могущественный, он надвигался все ближе и ближе. На миг деревья в саду просветила вспышка молнии». Молния как мысль и мысль как молния – неразрывность этих понятий помогают автору лучше осветить образ Кикудзи, который переживает озарение, нашел нужное решение, определенный выход для себя. «И сразу зашумел дождь,- пишет Кавабата.- Постепенно гром откатился дальше». Дождь будто смывает тревожные предчувствия героя, очищает его душу, открывает путь к новому, чистому началу. «Кикудзи встал и позвонил по телефону Фумико». Разговаривая с ней по телефону о мелочах, Кикудзи едва ее слушал, переведя разговор на главное:

У нас здесь настоящий ливень. А у вас?..

Льет как из ведра. Едва лишь так грохнуло, что я едва не умерла.

Японский писатель Ясунари Кавабата родился в Осаке в образованной и богатой семье. Его отец, врач, умер, когда Ясунари было всего 2 года. После смерти матери, последовавшей через год после смерти отца, мальчик был взят на воспитание дедом и бабкой по материнской линии. Спустя несколько лет умерли его бабушка и сестра, и мальчик остался со своим дедом, которого очень любил. Хотя в детстве Кавабата мечтал быть художником, в возрасте 12 лет он принимает решение стать писателем, и в 1914 г., незадолго до кончины деда, начинает писать автобиографический рассказ, который публикуется в 1925 г. под названием "Дневник шестнадцатилетнего".

Продолжая жить у родственников, Кавабата поступает в токийскую среднюю школу и начинает изучать европейскую культуру, увлекается скандинавской литературой, знакомится с произведениями таких художников, как Леонардо да Винчи, Микеланджело, Рембрандт и Поль Сезанн.

В 1920г. юноша поступает в Токийский университет на факультет английской литературы, однако на втором курсе берется за изучение японской литературы. Его статья в студенческом журнале "Синейте" ("Новое направление") привлекла внимание писателя Кан Кикути, предложившего Кавабате, который в это время (1923) учился на последнем курсе, стать членом редакции литературного журнала "Бунгэй сюнджю" ("Литература эпохи").

В эти годы Кавабата с группой молодых писателей основывает журнал "Бунгэй дзидай" ("Современная литература") - рупор модернистского направления в японской литературе, известного под названием "синканкакуха" ("неосенсуалисты"), которое находилось под сильным влиянием модернистских писателей Запада, особенно таких, как Джеймс Джойс и Гертруда Стайн.

Первый литературный успех начинающему писателю принесла повесть "Танцовщица из Идзу" (1925), где рассказывается о студенте, влюбившемся в молоденькую танцовщицу. Два главных персонажа, автобиографический герой и невинная девушка-героиня, проходят через все творчество Кавабаты. Впоследствии ученик Кавабаты Юкио Мисима отзывался о характерном для творчества Квабаты "культе девственницы" как об "источнике его чистого лиризма, создающего вместе с тем настроение мрачное, безысходное". "Ведь лишение девственности может быть уподоблено лишению жизни... В отсутствие конечности, достижимости есть нечто общее между сексом и смертью..." - писал Мисима.

В книге "Птицы и звери" (1933) рассказывается о холостяке, который отказывается от общения с людьми и обретает мир среди животных, лелея воспоминания о девушке, которую любил в молодости. В 30-е гг. творчество Кавабаты становится более традиционным, он отказывается от ранних литературных экспериментов. В 1934 г. писатель начинает работу над "Снежной страной", повестью об отношениях токийского повесы средних лет и великовозрастной деревенской гейши. Написанная с подтекстом, в эллиптическом стиле (в духе "хайку", силлабической японской поэзии XVII в.), "Снежная страна" не имеет связного, продуманного сюжета, состоит из серии эпизодов. Кавабата долго работал над романом: первый вариант появился в печати в 1937 г., и последний, окончательный, - только через десять лет.

Во время второй мировой войны и в послевоенный период Кавабата старался быть в стороне от политики, никак не реагируя на то, что происходило в стране. Он долго путешествовал по Маньчжурии и много времени уделил изучению "Саги о Гэндзи", классическому японскому роману XI в. В загадочной повести Кавабаты "Тысячекрылый журавль" (1949), в основе которой лежит традиционная японская чайная церемония, прослеживаются элементы "Саги о Гэндзи". Именно повесть "Тысячекрылый журавль" лучше всего известна на Западе, хотя многие критики полагают, что "Стон горы" (1954), семейный кризис в шестнадцати эпизодах, является произведением более совершенным.

Повесть Кавабаты "Озеро" (1954), где описывается эротическое наваждение и используется прием "потока сознания", американский писатель и эссеист Эдмунд Уайт назвал "столь же сжатой и насыщенной, сколь же естественной и продуманной, как идеальный чайный сад".

В "Доме спящих красавиц" (1961) рассказывается о старике, который в порыве крайнего отчаяния отправляется в публичный дом, где девицы находятся под таким сильным наркотическим опьянением, что даже не замечают его присутствия. Здесь он пытается обрести смысл бытия, избавиться от одиночества. В этом произведении, писал критик Артур Г.Кимбалл, "мастерство Кавабаты проявилось в сочетании мыслей о смерти с мозаикой жизни, нагнетание напряжения сочетается с цветистым отступлением... С точки зрения Эдгара По, это идеальный рассказ, в котором автор добивается многозначного эффекта".

В 1931 г. Кавабата женится на Хидеко и поселяется с женой в древней самурайской столице Японии, в г.Камакура, к северу от Токио, где у них рождается дочь. Лето они обычно проводили на горном курорте Каруйдзава в коттедже западного типа, а зимой жили в доме японского стиля в Дзуси. Неподалеку от Дзуси у К. была квартира, где он работал в традиционном японском кимоно и деревянных сандалиях.

В 1960 г. при поддержке госдепартамента США К. совершает турне по нескольким американским университетам (в число которых входил и Колумбийский университет), где ведет семинары по японской литературе.

В своих лекциях он указывал на непрерывность развития японской литературы с XI по XIX в., а также на глубокие изменения, происшедшие в конце прошлого столетия, когда японские писатели испытали сильное влияние своих западных собратьев по перу.

Вероятно, вследствие возросшего влияния Мисимы (писателя, киноактера и политического деятеля правой ориентации) К. в конце 60-х гг. порывает с политическим нейтралитетом и вместе с Мисимой и двумя другими писателями подписывает петицию против "культурной революции" в коммунистическом Китае.

В 1968 г. Кавабата получил Нобелевскую премию по литературе "за писательское мастерство, которое передает сущность японского сознания". Будучи первым японским писателем, получившим Нобелевскую премию, Кавабата в своей речи сказал: "Всю свою жизнь я стремился к прекрасному и буду стремиться до самой смерти". С типично японской скромностью он заметил, что не понимает, почему выбор пал именно на него; тем не менее он выразил глубокую благодарность, сказав, что для писателя "слава становится бременем".

В 1970 г., после неудачной попытки организовать восстание на одной из японских военных баз, Мисима совершает харакири (ритуальное самоубийство), а спустя два года тяжелобольной Кавабата, который только что вышел из больницы, где он обследовался как наркоман, также кончает жизнь самоубийством - он отравляется газом у себя дома в Дзуси. Этот поступок потряс всю Японию, весь литературный мир. Поскольку писатель не оставил посмертной записки, мотивы самоубийства остались неясными, хотя высказывались предположения, что, возможно, самоубийство вызвано аналогичным поступком его друга, глубоко потрясшим писателя.

По иронии судьбы, в своей Нобелевской лекции Кавабата говорил: "Какова бы ни была степень отчужденности человека от мира, самоубийство не может быть формой протеста. Каким бы идеальным ни был человек, если он совершает самоубийство, ему далеко до святости".
В романах Кавабаты, которые отличаются вторым планом и недоговоренностью, переплетаются модернистские приемы и элементы традиционной японской культуры. В статье, напечатанной в "Нью-Йорк тайме", Такаси Ока отмечает, что в творчестве Кавабаты "западное влияние превратилось во что-то чисто японское, и тем не менее книги Кавабаты остаются в русле мировой литературы".

Помимо Нобелевской премии Кавабата получил также премию "За развитие литературы" (1937), Литературную премию Академии искусств (1952). В 1954 г. он был принят в Японскую академию искусств, а в 1959 г. награжден Франкфуртской медалью имени Гете. Кроме того, в 1960 г. писатель получил французский орден Искусства и литературы, премию Франции "За лучшую иностранную книгу" и орден Культуры от японского правительства в 1961 г. Кавабата являлся президентом японского ПЕН-клуба с 1948 по 1965 г., а после 1959 г. стал вице-президентом международного ПЕН-клуба.

«Тысячекрылый журавль»

К огда в своей великолепной "Книге о Чае" ("Тя-но хон", 1906) Окакура Какудзо описал японский этикет, начинающийся с того, как предложить человеку веер, и заканчивающийся правильными жестами для совершения самоубийства, он объяснил, что подлинный ключ к японцам - не в самурайском кодексе бусидо, но в "тядо", то есть в чайном обряде "тяною". Японец в чайном павильоне возвращается к незамутненному покою, к первоначалу. Чайная церемония по сути проста и безыскусна. Она лишь видимо кодифицирована, на самом деле остановки и предписания этикета нужны лишь для осознания дальнейшего ее течения. В любой момент она может пойти так, а может - иначе. Таков Кавабата. Он сказал однажды, что рассказы его, те, что "с ладонь величиною" , "просто возникают" . Его романы непосредственны, он не держится намеченного плана, но словно бы просто пишет, останавливаясь, чтобы осознать дальнейший путь.

Свою речь в Стокгольме Кавабата начал со стихов дзэнского поэта Догэна (1200-1253):

Цветы - весной,
Кувшинка - летом,
Осенью - луна,
Чистый и холодный снег - зимой.

Стихотворение называлось "Изначальный образ".

На церемонии вручения Нобелевской премии Кавабата говорил о чайной церемонии и отношении к ней японцев.

- Ну как же можно сравнивать карацу и сино? Это же совсем разная керамика.
- А почему нельзя? Достаточно поставить обе чашки рядом - и все сразу становится ясно.
Кавабата . Сэнба Дзуру

Издательство "Азбука" безупречно выбрало текст. Когда роман выходит без комментариев и даже небольшого предисловия, не должно оставаться места для спора. Кавабата - это "Тысячекрылый журавль", или в другом переводе "Тысяча летящих журавлей" ("Сэнба Дзуру"), роман, за который в 1952 году он получил премию Академии Искусств Японии и памятуя о котором шведские академики говорили о полном литературном выражении японского образа мышления. Это книга о людях и их чайной утвари. О пути из Такэдо в Бэппу длиною в любовь. И еще о том, как разбили старинную чашку.

Герои "Тысячекрылого журавля" видятся нам в эстетической причастности к тяною: у Кикудзи "от строгих линий и блестящих поверхностей чашек... внезапно уходит куда-то чувство вины" .

"Чьи только руки не касались этого кувшина… - пишет Кавабата. - Руки госпожи Оота, руки Фумико, а Фумико - из рук в руки - передала его Кикудзи… А сейчас над ним колдуют грубые руки Тикако..." И как-то не по себе становится от мысли, что женщина с грубыми руками преподает искусство тядо , она изначально неправа, потому и некрасива, даже уродлива: у нее на груди огромное родимое пятно. Напротив, нежный образ госпожи Оота всегда связан с тонкими изысканными старинными предметами, "след ее помады" - красноватое пятнышко - на кромке керамической чашки.

"Быть может, иногда отец просил госпожу Оота поставить в кувшин сино розы или гвоздики. Или подавал ей чашку и любовался прекрасной женщиной со старинной чашкой в руках".

Кавабата, на европейский взгляд, слишком погружен в дзэн, он подолгу смотрит на вещи. Он ставит свою печать под высказыванием Моотори Норинага. Женские образы Кавабаты - это Утамаро, это гравюры укие-э.

Оттенки красок, нюансы света, полуоборот, полужест или полнота жеста, дополненная деталью японского костюма или европейского платья, подробностью интерьера, глубиной пейзажа - все выписано с изяществом и окончательностью. И все же нам трудно уловить прелесть горного перехода Фумико, описанного в ее дневнике, вставной частью входящем в роман. Женская японская литературная проза отличается большей подвижностью и благозвучней мужской. В прежние времена дамская проза даже графически была легче: вместо "мужских знаков" (иероглифов) отдавалось предпочтение слоговому письму. Дневниковые заметки от имени Фумико вернут неспешного читателя к классическим образцам, лежащим в основе японской литературы, в частности - к "Дневнику путешествия из Тоса в столицу" поэта Ки-но Цураюки (ок. 878 - ок. 945), в котором автор вел повествование от имени женщины.

Трудно в русском переводе оценить грамматическую красоту будущего времени, характерного для дамской прозы, но ход времени вообще у Кавабаты мы способны уловить.

Жизнь чашки черного орибэ с нарисованным папоротником из романа "Тысячекрылый журавль" началась в руках мастера Рикю в эпоху Момоямы (XVI век). Есть предание, что Рикю, желая вместить красоту в один-единственный стебель повилики, однажды срезал в саду все цветы. След печати старого мастера при желании нетрудно найти в романе: неявно, всего лишь эпизодом, останется в "Сэнба Дзуру" та самая повилика-асаго (по-японски "лик утра"): служанка ставит в трехсотлетнюю подвесную вазу единственный расцветший цветок асаго, которому жизни дано не более дня.

В романе Кавабаты нет случайного, нити увязаны простыми, красивыми узлами. Кавабата, тонкий ценитель чайной церемонии, помимо прочего предполагающей умение выбирать для павильона растения, узнает про цветок все возможное и, поняв его суть, ставит в вазу из тыквы, но любуется содеянным с детской непосредственностью служанки, которая, объясняя главному герою романа Кикудзи, почему поставила повилику в эту старинную вазу, говорит: "А я так просто… сама поставила... Ведь повилика - вьющееся растение и тыква эта тоже" . Кикудзи в первый момент разочарован объяснением служанки, правоту которой он понимает после долгого вглядывания в цветок и вазу.

Взгляд Кавабаты по природе - женский, ему не присуща героика, и лирика его произведений - в повседневности. "Один цветок лучше, чем сто, передает великолепие цветка" - это Кавабата. "Музыку хорошо слушать ночью. Когда не видны лица людей" - это Сей Сенагон.

И в самой Японии, и у нас, определяя место Кавабаты в литературе, его то относят к подражателям средневековью, то к неосенсуалистам, поминают незаконченный рассказ, написанный под влиянием Джойса... Приходилось слышать, как, подыскивая аналогии в русской литературе, Кавабату сравнивали с Буниным, например, или Набоковым. М.Эпштейну пришло в голову поставить имена Платонова и Кавабаты рядом - на мой взгляд, не так уж и неоправданно. Многие замечания Платонова, построенные на абсолютной логике, задумай я мистифицировать кого-либо из своих друзей, легко бы выдала за перевод с японского. Например: "Ласточки... смолкали крыльями от усталости, и под их пухом и перьями был пот нужды..." Помните, как Фро, пытаясь духовно приблизиться к любимому, сожалела, что ей никак не по силам вообразить себя электрофарадой? Кавабата, как и наш Платонов, - люди, в замкнутом пространстве притчи преодолевающие многие расстояния ради любви, пока не становится "некуда жить" (Платонов), и однажды, "убирая в шкаф завернутую в фуросики чашку" , Кикудзи подумает: "Не продать ли вместе с чашкой и кувшин сино, лежащий сейчас в глубине шкафа?" (Кавабата). Порождения Кавабаты медленно поднимаются в горы, проходят мимо храмов, едут в Киото и стремятся в Такэда, "самый прекрасный для смерти город" , но кажется, что все это происходит только ради того, чтобы древнее сино поменяло хозяина и новые руки осторожно и благоговейно прикоснулись к старинной глине...

Тысяча журавлей — повесть японского писателя , написанная в 1951 году. Она написана на основе принципа ваби — приглушенная, неяркая красота, показ ценности каждого мгновения жизни.

Кавабата Ясунари «Тысяча журавлей» краткое содержание

Даже вступив на территорию камакурского храма, Кикудзи все еще продолжал колебаться, идти ему или не идти на эту чайную церемонию. Устраивая чайные церемонии в павильоне храмового парка Энкакудзи, Тикако Куримото регулярно посылала ему приглашения. Однако после смерти отца Кикудзи не был там ни разу. На этот раз Тикако собиралась показать ему одну девушку, свою ученицу.

Кикудзи вдруг вспомнил родимое пятно на теле Тикако, которое видел, когда был еще мальчиком. Он с папой зашел к ней и увидел, как она стригла волосы на темно-фиолетовом пятне, величиной с ладонь, которое захватывало всю нижнюю половину ее левой груди и доходило почти до подложечки. Тикако смутилась его, мальчика, а не его отца. Оно произвело большое впечатление на мальчика. Через десять дней про это пятно заговорили родители Куримото. Его мать считала что это возможно главная причина, почему Тикако не выходит замуж, а отец утверждал, что в этом нет ничего страшного. Разговор также оставил сильное впечатление в мальчике, который боялся, чтобы у него не появился брат или сестра, вскормленные грудью с пятном. Но Тикако так и не вышла замуж. И теперь, спустя двадцать лет, он шел на церемонию, с юмором вспоминая свои детские мысли и страхи. По дороге его нагнали две девушки, у которых он спросил, как пройти на церемонию, чтобы уже точно не повернуть обратно. Та девушка, которая держала в руках розовое крепдешиновое фуросики с белым тысячекрылым журавлем, была прекрасна.

Людей в комнате для чайной церемонии было много, и оказалось, что Кикудзи единственный мужчина. Он был радушно принят хозяйкой. После непродолжительного разговора, они вошли в комнату и сели друг напротив друга. Завязался разговор о девушке с журавлями. Это была дочь Инамуры-сан Юкико. Тикако попросила ее провести церемонию, чтобы Кикудзи ее лучше рассмотрел. На церемонии оказалась также госпожа Оота, и вместе с дочерью. Тикако оправдывалась, что не приглашала ее. Дело в том, что Тикако какое то время была в связи с отцом Кикудзи, но недолго, а потом часто приходила в их дом и помогала по хозяйству. Позже установилась связь отца Кикудзи с вдовой Оота, которую Тикако не любила видно, считая ее виноватой в чем то, и всякий раз без стеснения увещевала и запугивала ее. Это знал маленький Кикудзи, как и то, что однажды при разговоре Тикако с госпожой Оота, присутствовала двенадцатилетняя дочь последней, на которую эта сцена произвела сильный эмоциональный стресс. Все это Кикудзи вспомнил, когда услышал о госпоже Оота. Когда она узнала его, то удивилась и обрадовалась встрече. Она мало изменилась за последние четыре года, которые они не виделись. Дочь была похожа на мать.

Дочь Инамуры начала церемонию, и на вопрос, в какой чашке подавать чай, Тикако указала ей на чашку черного орибэ, сказав, что ее ей подарил господин Митани, отец Кикудзи. И сейчас Кикудзи вспомнил эту чашку, как и то, что его отцу ее подарила вдова Оота. Бесчувственность и бестактность Тикако поразили Кикудзи, дочь Госпожи Оота смутилась, опустив глаза, а на саму госпожу Оота это, похоже, не произвело впечатления.

После окончания церемонии все начали расходится и прощаясь с Кикудзи, госпожа Оота выразила желание как то встретиться с ним, освежить дорогие воспоминания.

Потом ушел и Кикудзи, провожаемый Тикако, которая интересовалась его впечатлением от девушки с журавлями, но сам Кикудзи был под впечатлением от поступка Тикако. Он распрощался с ней и пошел один. На выходе из храма, он встретил госпожу Оота, которая его поджидала. Оказалось, что она отправила дочь домой, а сама хочет поговорить с Кикудзи. Речь зашла об отце Кикудзи, и о том, что Фумико, дочь госпожи Оота, сначала не могла к нему привыкнуть, а потом, ближе к концу войны, изменилась и стала о нем заботиться. Иногда рискуя своей жизнью, она, бывало, отправится в какую- нибудь дальнюю деревню за рыбой или за курицей, и даже проводила его. По-видимому, госпоже Оота страстно хотелось излить душу, и былая враждебность к ней Кикудзи несколько смягчилась.

Госпожа Оота была на двадцать лет старше Кикудзи. Ему было хорошо с ней, и он чувствовал себя совершенно свободно. Он впервые понял, что такое женщина. Она увлекала его и в то же время покорно следовала за ним, ион растворялся в ней, как в сладком аромате. После паузы, он спросил ее о пятне на теле Тикако, но Оота не придала этому значения. Разговор пошел об отношениях Тикако, Оота и отца Кикудзи. Наконец Кикудзи вспомнил про Юкико, дочь Инамуры, девушку с журавлями. Оота поняла, что церемония была своего рода смотринами, и она вмешалась в этот процесс. «Как это скверно, как скверно!», рыдала Оота, а Кикудзи не испытывал угрызений совести. Почему так у него получилось с госпожой Оота, он до сих пор как следует не понимал; все произошло само собой, просто и естественно. Потом они уснули.

Прошло примерно полмесяца после чайной церемонии у Тикако. И в один прекрас­ный день дочь госпожи Оота нанесла визит Кикудзи. Она просила простить ее мать. Фумико сказала, что ее мать сильно переживает, порывается прийти на встречу с Кикудзи, но она ее не пускает. Кикудзи утверждал, что ее мать хороший человек, на что Фумико только просила простить ее. Они договорились, что не плохо бы было однажды встретиться и поговорить и про мать Фумико, и про отца Кикудзи. На этом они и распрощались.

Тикако позвонила на службу к Кикудзи и сообщила, что она в его доме готовится к проведению вечером чайной церемонии, и чтобы он не опаздывал, прихватив с собой кого то. Оказалось, что в этот день отец Кикудзи всегда устраивал церемонию. Ужин также уже был готов. А также на церемонию приглашена Юкико Инамура, девушка с журавлями. По­сле работы Кикудзи побродил по городу, но все же отправился домой. Там его радушно встретила Тикако, с намеками на неполноценность холостяцкой жизни. Переодевшись, Кикудзи отправился в гостиную, где была Юкико. В токонома в плоской вазе стояли ирисы. И на поясе девушки были красные ирисы.

На следующий день, в воскресенье, был дождь. Кикудзи отправился в чайный павильон навести порядок. По дороге он вспомнил Юкико, ее аромат, и разговор с горничной о необходимости продажи дома. В павильоне он обдумывал авторство картины висевшей там, и вчерашние события. Должно быть, Тикако считала брак Кикудзи и Юкико делом решенным. Он тоже почувствовал притяжение к девушке. Но ему было стыдно. По- другому стыдно - нечто мерзкое сковывало его по рукам и ногам. Размышления прервала служанка, сообщив, что пришла госпожа Оота. Едва переступив порог галереи, вся мокрая от дождя госпожа Оота бессильно скользнула вниз. Разглядев ее, Кикудзи заметил, что она более мокрая от слез, чем от дождя. Госпожа Оота стала просить его простить ее. Она сбежала от дочери и теперь просила его простить ее и забыть все, что было. Ей было стыдно перед Кикудзи и Юкико. Также она жаловалась на Тикако, что она страшный человек, все знает. Увидев котелок на огне и признав в нем тот, который она подарила отцу Кикудзи, госпожа Оота упала в обморок. Расталкивая, Кикудзи чуть не задушил ее. Он видел перед собой необычную женщину. Очнувшись, госпожа Оота просила Кикудзи позаботится о ее дочери, намекнув, что у нее плохое сердце и осталось мало времени. Раз он, Кикудзи, женится, уже ничего нельзя изменить, и она хочет, чтобы он женился поскорее, хотя сам Кикудзи и утверждал, что пока еще ничего не решено. Наконец, Кикудзи отправил госпожу Оота на машине домой, а ночью позвонила Фумико и сказала, что ее мать скончалась. Выяснилось, что она приняла много снотворного.

Кончилась поминальная неделя, и на следующий день Кикудзи побывал в доме госпожи Оота. Он говорил с Фумико о цветах, которые прислал накануне, об одиночестве Фумико, о фотографии госпожи Оота, и о кувшине, в котором сейчас стояли цветы, присланные Кикудзи. Кикудзи заметил, что это старинный красивый кувшин и Фумико подарила ему этот кувшин. Они пили чай из старинных парных чайных чашек и Кикудзи чувствовал, как его тянет к этой девушке. Они поговорили о матери Фумико и об отце Кикудзи, после чего Кикудзи раскланялся и ушел.

В сино, подаренный ему кувшин, Кикудзи поставил цветы. В воскресенье он позвонил девушке, и выяснилось, что ей тоскливо и она решила продать дом, пожив пока у какой то подруги. Он пригласил ее в этот же день на чайную церемонию. Закончив разговор, Кикудзи обернулся и увидел Тикако Куримото. Она сказала, что пришла просто посидеть в чайном павильоне, и подумать. Сразу заметив новый кувшин, она поинтересовалась, откуда он, и принялась поносить госпожу Оота, несмотря на увещевания Кикудзи. По ее словам выходило, что та совершенно не безобидная и мешает его браку с Юкико, но она не допустит, чтобы что то мешало.

Кикудзи лежал приболевший у себя дома и думал о цветке над головой, о кувшине, который ему подарила Фумико. Приближалась гроза. Начался дождь. Кикудзи позвонил Фумико и узнал, что она продала дом и переехала. Позвонив по новому адресу, он застал Фумико дома, и в ходе разговора, она сообщила, что хочет подарить ему маленькую цилиндрическую чашку, на которой остался след от губной помады ее матери. И сейчас же ее принесет. Кикудзи ждал Фумико, но неожиданно пришла Тикако. Она опять начала настойчиво намекать на брак с Юкико. Также обвинила госпожу Оота в том, что она все время хотела женить свою дочь на Кикудзи, и что даже ее смерть в какой то степени является частью ее плана, что она расставила колдовские сети вокруг Кикудзи, из которых ему поможет выбраться она, Тикако. Поэтому не следует пренебрегать ее мудрыми советами. Тут пришла Оота Фумико.

Встретившись, Тикако и Фумико обменялись соболезнованиями. Они решили провести чайную церемонию, хотя Фумико сказала, что церемонии ее больше не интересуют. Все же Тикако отправилась наводить порядок в павильоне. Воспользовавшись ее отсутствием, Фумико подарила Кикудзи чашку, о которой говорила. Потом они отправились в павильон, где стараниями Тикако уже все было готово для церемонии. В самой церемонии также задействовали и кувшин, подаренный недавно Кикудзи Фумико. В ходе разговора за чашкой опять зашел разговор о женитьбе на дочери Инамуры, но Кикудзи сказал, что он решительно отказывается. После церемонии Кикудзи просил Фумико остаться, но она сказала, что боится.

После недолгого летнего отпуска, проведенного на даче у друга в горах, Кикудзи вернулся домой. Заявившись к нему, Тикако сообщила, что Юкико вышла замуж, что вызвало удивление у Кикудзи, но он почти его не выдал. Он даже с трудом помнил лицо девушки, которую видел всего два раза. После этого Тикако сказала, что замуж вышла и Фумико. На этот раз он был ошеломлен, а она следила за его реакцией на сообщения. Зачем она ему все это рассказывает, подумал Кикудзи.

В конце рабочего дня на службу к Кикудзи позвонила Фумико. Извинившись, что звонит прямо на работу, она сообщила, что послала ему письмо, но забыла наклеить марку, и теперь переживает. Кикудзи поздравил ее с замужеством, что удивило девушку, которая, как оказалось, замуж не выходила. Они договорились в этот же вечер встретиться у Кикудзи. Она пришла раньше. Они обсудили, зачем Тикако понадобилось врать. Письмо, которое по­лучил Кикудзи, девушка попросила вернуть и порвала. Потом она попросила разбить ту чашку, которую недавно подарила, со следами губной помады. Она ничтожная, и можно найти много других, лучший ее, а ей, Фумико, не хотелось бы, чтобы ее мать ассоциирова­лась с чем то несовершенным. Кикудзи не хотел отдавать чашку, вспомнив, что у его отца также была старинная дорожная чашка. Они нашли ее в павильоне, и устроили небольшую чайную церемонию, с использованием обоих чашек, рассуждая при этом о судьбе этих ча­шек. После этого Кикудзи выпрямился, встал, взял Фумико за плечи, словно помогая под­няться ей, колдовством пригвожденной к месту. Она не сопротивлялась…

Ночью Кикудзи не мог заснуть, а утром пошел в сад собирать осколки от разбитой чашки. Одного осколка не хватало. Фумико накануне ушла быстро, он не успел ничего сказать. Он позвонил ей на работу, но там сказали, что она еще не появлялась, а когда он пришел вечером туда, где она жила, ему сообщили, что Фумико отправилась в путешествие с подругой. По спине выступил холодный пот, он все понял…

Машина, встретившая их на вокзале, въехала в гостиничный двор. Из машины вышла молодая супружеская пара, Кикудзи и Юкико. Их проводили в номер, предназначенный для проведения чайных церемоний, как просила по телефону Тикако. В окна было видно море и несколько пароходов. Осмотрев номер, состоящий из четырех комнат, разговаривая о Тика­ко. Юкико утверждала, что она знала о планах Тикако выдать ее замуж, но решение она приняла сама. Кикудзи вдруг вспомнил о Фумико, о которой ничего не знает уже почти полтора года. Именно тогда он получил от нее письмо из городка Такэдо на Кюсю, в котором она еще раз просила прощение у него за себя и свою мать и просила жениться на Юкико Инамура. Он старался отыскать ее, но это не принесло успеха.

В номере они нашли альбом с фотографиями про историю гостиницы, который рассмотрели. Потом искупавшись в бассейне и разобрав некоторые вещи, легли спать. Ночью Кикудзи проснулся от шума поезда». Его мучили мысли о том, что он может быть с Юкико только нежным, не больше. Он не оправдал ее ожиданий, но он не мог ничего с собой поделать, чувствуя ее чистоту и свою грязь перед ней. Мысли не давали ему заснуть, но все же он провалился в сон. Утром он застал жену возле окна. Она смотрела на море, играющее искрами. Поговорили о кораблях, о том, что она здесь уже была в детстве, и отправились в ресторан. После ресторана Юкико позвонила матери. Ближе к вечеру супруги снова заметили корабли, вспомнили встречу в павильоне в дому Кикудзи, и отправились спать. Воспоминания не давали Кикудзи спокойствия. Он не мог нарушить невинность жены. На следующий день они отправились из гостиницы. По дороге заметили на море вереницу из кораблей, самый большой из которых тянул за собой все остальные, поменьше. Это вызвало у них ассоциацию с семьей. По дороге Кикудзи вспомнил события полуторагодовалой давности, как он искал Фумико, как разрывался между ней и Юкико, как получил письмо от отца Юкико с намеком на свадьбу. В это время Юкико сидела, плотно прижавшись к нему. Они приехали в другую гостиницу, с большими окнами и видом из окна на море. Среди ночи Кикудзи проснулся и увидел жену возле окна. Она была взволнована вспышками и грохотом, доносившимся с моря. Они догадались, что это учения американских кораблей, но тревога не покидала их. Охваченный острой, пронзающей грустью, Кикудзи отрывисто сказал: Нет, нет… Я не калека… Не калека… Но мое прошлое… Грязь… разврат… Они не разрешают мне к тебе прикоснуться…Юкико в его руках стала вдруг тяжелой, обмякшей, она словно потеряла сознание.

Вернувшись домой из свадебного путешествия, Кикудзи, прежде чем сжечь, еще раз перечитал прошлогоднее письмо Фумико. Вся глава посвящена письму Фумико. В нем она рассказывает о своем путешествии, о том, какие места она проходит, в каких гостиницах останавливается. Делится впечатлениями о природе, а также своими внутренними переживаниями. Заканчивается пятидневное путешествие описанием города Такэдо, родины отца Фумико. В письме Фумико еще раз просит Кикудзи простить ее и ее мать, жениться на Юкико, и забрать или купить у Тикако ту кружку из черного орибэ, из которой Кикудзи пил во время первой чайной церемонии. Все письмо пронизано мыслью, что это последняя весточка от Фумико.

Вернувшись из свадебного путешествия, Кикудзи сжег письмо, свидетелем чего была неожиданно пришедшая Тикако. Между делом, в разговоре с ней Кикудзи попросил отдать или продать ему ту чашку. Тикако согласилась отдать ее как свадебный подарок.

Кикудзи стал ходить на работу, и замечать, что его жена часто сидит возле рояля с отсутствующим взглядом, и еще что она стала неразговорчивой. Это его настораживало, он винил себя, но старался уговорить себя, что нет ничего неестественного в этой необычной ситуации. Он часто пугался, когда просыпался и не находил рядом Юкико.

Через некоторое время Тикако принесла чашку, заметив, что у семьи нет прислуги. Кикудзи решил продать чашку, несмотря на ее ценность и на убеждения жены, что лучше, если она останется у них. А вместе с ней, он продал и кувшин, некогда подаренный ему Фумико. Часто денег он отослал Тикако. Вспомнив, что у них давно не гостили родственники Юкико, они решили пригласить в гости ее отца и младшую сестру. Кикудзи подумал, что они могут что то заподозрить, и он волновался. Накануне приезда гостей, Кикудзи лежал неподвижно, Юкико уткнулась лицом в его грудь и тоже застыла… На следующий день отец и младшая сестра Юкико приехали рано, в начале одиннадцатого. Юкико была очень оживленной, весело суетилась в комнатах и на кухне. То и дело раздавался ее смех, сестра ей вторила. .. Пришла Тикако и принесла деньги за чашку…

Даже вступив на территорию камакурского храма, Кикудзи все еще продолжал колебаться, идти ему или не идти на эту чайную церемонию. К началу он все равно уже опоздал.

Устраивая чайные церемонии в павильоне храмового парка Энкакудзи, Тикако Куримото регулярно посылала ему приглашения. Однако после смерти отца Кикудзи не был там ни разу. Он не придавал значения этим приглашениям, считая их обычным проявлением уважения к памяти покойного.

Но на этот раз, помимо обычного текста, в приглашении была маленькая приписка - Тикако собиралась показать ему одну девушку, свою ученицу.

Прочитав приписку, Кикудзи вдруг вспомнил родимое пятно на теле Тикако. Отец однажды взял его с собой к этой женщине. Ему тогда было лет восемь или девять. Когда они вошли в столовую, Тикако сидела в распахнутом кимоно и крохотными ножницами стригла волосы на родимом пятне. Темно-фиолетовое пятно, величиной с ладонь, захватывало всю нижнюю половину ее левой груди и доходило почти до подложечки. На нем росли волосы. Их-то и стригла Тикако.

Боже мой, вы с мальчиком!

Она, кажется, смутилась. Хотела вскочить, но потом, очевидно, подумала, что такая поспешность только увеличит неловкость и, чуть повернувшись в сторону, неторопливо закрыла грудь, запахнула кимоно и заправила его под оби.

Видимо, мальчик, а не мужчина заставил ее смутиться - о приходе отца Кикудзи Тикако знала, ей доложила об этом прислуга, встретившая гостей на пороге.

Отец в столовую не вошел. Он уселся в соседней комнате, гостиной, где Тикако обычно проводила свои уроки.

Рассеянно разглядывая какэмоно в стенной нише, отец сказал:

Позволь чашку чая.

Сейчас, - отозвалась Тикако.

Но она не торопилась встать. И Кикудзи увидел расстеленную на ее коленях газету, а на газете коротенькие черные волоски, точно такие, какие растут на подбородке у мужчин.

Был яркий день, а наверху, на чердаке, беззастенчиво шуршали крысы. У самой галереи цвело персиковое дерево.

Тикако, присев у очага, стала готовить чай. Ее движения были какими-то не очень уверенными.

А дней через десять после этого Кикудзи услышал разговор отца с матерью. Мать, словно открывая страшную тайну, рассказала отцу про Тикако: оказывается, у бедняжки огромное родимое пятно на груди, поэтому она и не выходит замуж. Мать думала, что отец об этом ничего не знает. Лицо у нее было печальное - наверно, она жалела Тикако.

Отец сначала только мычал, всем своим видом показывая удивление, потом сказал:

Н-да… конечно… Но она ведь может предупредить жениха… Если он будет знать о пятне заранее, может быть, даже посмотрит на него, я думаю, это не повлияет на его решение…

Вот и я то же самое говорю! Но разве осмелится женщина признаться мужчине, что у нее огромное родимое пятно, да еще на груди…

Глупости, она уже не девица…

Да, но все равно стыдно… Если бы родимое пятно было у мужчины, это бы не играло никакой роли. Он мог бы показать его жене даже после свадьбы - она бы только посмеялась.

И что же, она показала тебе это родимое пятно?

Что вы, не говорите глупостей!

Значит, только рассказывала?

Да. Сегодня, когда она пришла к нам давать урок, мы разговорились. Ну, она и разоткровенничалась… А вы что скажете - как может отнестись к этому мужчина, если она все-таки выйдет замуж?

Н-не знаю… Может быть, ему будет неприятно… А прочем, иногда в этом есть свое очарование. К тому же этот недостаток может пробудить в муже особую заботливость, вскрыть хорошие стороны его характера. Да и не такой уж это страшный недостаток.

Вы так думаете? Вот и я ей говорила, что это не недостаток. А она все твердит - пятно-то, мол, на самой груди!

И знаете, самое для нее горькое - это ребенок. Муж-то уж ладно. Но если будет ребенок, она говорит, и подумать даже страшно!..

Из-за родимого пятна молока, что ли, не будет?

Почему не будет? Дело не в этом. Ей горько, что ребенок увидит пятно. Она, должно быть, все время об этом думает… Мне такое и в голову не приходило… А она говорит: представьте, ребенок берет материнскую грудь, и первое, что он увидит, будет это безобразное родимое пятно. Ужасно! Первое впечатление об окружающем мире, о матери - и такое уродство! Это ведь может повлиять на всю его жизнь… Черное родимое пятно…

М-м-м… По-моему, все это напрасные страхи, разыгравшееся воображение…

Конечно! В конце концов есть же искусственное питание для малышей, да и кормилицу можно взять.

Родимое пятно - ерунда, главное, чтобы у женщины молоко было.

Не знаю… Все же вы не совсем правы… Я даже всплакнула, когда ее слушала. И подумала, какое счастье, что у меня нет никаких родимых пятен и что наш Кикудзи никогда не видел ничего подобного…

Кикудзи охватило справедливое негодование - неужели отцу не стыдно притворяться, будто он ничего не знает! И при этом отец не обращает никакого внимания на него, Кикудзи. А он ведь тоже видел это родимое пятно на груди Тикако!

Теперь, почти через двадцать лет, Кикудзи все представлялось в ином свете. Он смеялся, вспоминая об этом. Неловко тогда было отцу, вот уж, наверно, переволновался!

Но в детстве Кикудзи долго был под впечатлением того разговора. Ему исполнилось десять лет, а он все еще мучился тревогой, как бы у него не появились брат или сестра, которых будут кормить грудью с родимым пятном.

И самым страшным было не то, что ребенок появится в чужом доме, а то, что вообще будет жить на свете ребенок, вскормленный грудью с огромным, покрытым волосами родимым пятном. В этом существе будет что-то дьявольское, что всегда будет внушать ужас.

К счастью, Тикако никого не родила. Наверно, отец не допустил этого. Кто знает, может быть, печальная история о младенце и родимом пятне, заставившая мать прослезиться, была придумана и внушена Тикако отцом. Само собой разумеется, он не жаждал иметь ребенка от Тикако, и она не родила. Ни от него, ни от кого-либо другого после его смерти.

Тикако, очевидно, решила предварить события, рассказав матери Кикудзи о своем родимом пятне. Она боялась, что мальчик проболтается, потому и поторопилась.

Она так и не вышла замуж. Неужели родимое пятно действительно оказало такое влияние на ее жизнь?..

Впрочем, и Кикудзи не мог забыть этого пятна. Очевидно, оно должно было сыграть какую-то роль и в его судьбе.

И когда Тикако под предлогом чайной церемонии сообщила, что хочет показать ему одну девушку, перед глазами Кикудзи сейчас же всплыло это пятно и он подумал: уж если Тикако рекомендует девушку, у нее, наверно, безупречно чистая кожа.

Интересно, как отец относился к этому родимому пятну? Может быть, поглаживал его рукой, а может даже покусывал… Кикудзи порой почему-то фантазировал на этот счет.

И сейчас, когда он шел через рощу, окружавшую горный храм, те же мысли, заглушая щебетание птиц, рождались в его голове…

С Тикако происходили определенные изменения. Уже года через два-три после того, как он увидел ее родимое пятно, она вдруг сделалась мужеподобной, а в последнее время и вовсе превратилась в существо неопределенного пола.

Наверно, и сегодня, на чайной церемонии, она будет держаться не по-женски самоуверенно, с каким-то наигранным достоинством. Кто знает, может быть, ее грудь, так долго носившая на себе темное родимое пятно, уже начала увядать… Кикудзи почему-то стало смешно, он чуть было не засмеялся вслух, но в этот момент его нагнали две девушки. Он остановился, уступая им дорогу.

Скажите пожалуйста, по этой тропинке я дойду до павильона, где Куримото-сан устраивает чайную церемонию? - спросил Кикудзи.

Да! - разом ответили девушки.

Он отлично знал, как пройти. Да и девушки в нарядных кимоно, спешившие по этой тропинке, явно направлялись на чайную церемонию. Но Кикудзи задал вопрос нарочно - чтобы ему уже было неудобно повернуть обратно.