«Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце…» Константин Бальмонт
Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце
И синий кругозор.
Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце
И выси гор.Я в этот мир пришел, чтоб видеть море
И пышный цвет долин.
Я заключил миры в едином взоре.
Я властелин.Я победил холодное забвенье,
Создав мечту мою.
Я каждый миг исполнен откровенья,
Всегда пою.Мою мечту страданья пробудили,
Но я любим за то.
Кто равен мне в моей певучей силе?
Никто, никто.Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце,
А если день погас,
Я буду петь… Я буду петь о Солнце
В предсмертный час!
Анализ стихотворения Бальмонта «Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце…»
Поиск смысла жизни – один из лейтмотивов творчества Константина Бальмонта, который в 1903 году опубликовал цикл произведений под название «Четверогласие стихий». В него вошло стихотворение «Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце…», в котором автор дает ответ на вопрос, что именно является для него важным и первостепенным.
Конечно, молодой Бальмонт, увлекающийся символизмом и еще не познавший горечь разочарований, идеализирует свои представления об окружающем мире и пытается отстоять ту точку зрения, которая близка ему в этот момент. Он убежден, что является властелином вселенной, и она должна подчиняться законом, придуманным им самими. Поэтому автор утверждает, что пришел в этот мир «чтоб видеть Солнце и выси гор», а также «море, и пышный цвет долин». Себя Бальмонт позиционирует как созерцателя, считая, что он «заключил мир в едином взор». И благодаря этому вознесся над другими людьми, которые не способны постичь законы мироздания и найти свой путь, единственно верный.
К этому времени Бальмонт уже осознает себя поэтом и знает, что именно творчеству будет посвящена вся его оставшаяся жизнь. Однако он именует себя не литератором, а певцом, считая, что по силе слога ему просто нет равных. Заявление звучит весьма самонадеянно, ведь автор рассчитывает при помощи собственных стихов изменить этот мир к лучшему, еще не понимая, насколько его идеи иллюзорны. Тем не менее, Бальмонт признается: «Мою мечту страданья пробудили, но я любим за это». Тот жизненный опыт, который уже успел приобрести поэт, позволяет ему вести речь о собственной избранности и уникальности. Конечно же, каждый человек неповторим в своей индивидуальности, однако Бальмонт верит, что ему удастся совершить невозможное – остановить бег времени и предотвратить глобальную катастрофу, причину которой автор видит в равнодушии, ограниченности и разобщенности людей.
Автор утверждает, что даже если случиться непоправимое, и мир в привычном его образе перестанет существовать, солнце погаснет и все погрузится во мрак, он сможет возродить жизнь на земле собственными стихами, которые полны энергии, чистоты и энтузиазма. «Я буду петь… Я буду петь о Солнце в предсмертный час!», — заявляет Константин Бальмонт, считая, что это его жизненное предназначение. Стоит отметить, что подобные убеждения автор сохранит на долгие годы и лишь в зрелом возрасте осознает, насколько был далек от истины и романтичен в своих побуждениях заставить вселенную стать частью себя самого.
Я вылезал на свет, зажмурив глаза, уже недовольным. Кричал громко, плакал. Возмущался, протестовал против чего-то... Сразу же не соглашался со всем: с чересчур яркой лампой, режущей глаза, с голодом, со своей абсолютной беспомощностью, которая могла бы убить меня, если бы вокруг не было заботливых взрослых. Строгие врачи делали свою работу, родители светились от счастья, лишь я один горько плакал. Наверное, это было предчувствие. Расплывчатое, неоднозначное... Просто привет из будущего. Странно, но это чувство надолго поселилось во мне. Я научился ходить-говорить, чуть позже считать и писать и, в конце концов, думать. Конечно, я уже не плакал каждую минуту. Разумеется, потерял небольшую часть зависимости от родителей. Но недовольство оставалось. Даже когда все шло хорошо, стоило мне только выглянуть на улицу, где с печальной торжественностью падали на землю листья, как сразу становилось страшно и тревожно на душе. Чуть теплый дождь наполнял чашу недовольства, а осенний ветер навевал суровую злость. И опять все эти эмоции были беспричинными, непонятными, но такими острыми. Не помню кто, как и когда сказал мне, что люди умирают. На глаза навернулись слезы, обида твердым комом стала в горле, хотелось кричать и ненавидеть. Смешно. Я плакал так, как, наверное, больше никогда не заплачу, но в тот момент я не осознавал и половины всего ужаса смерти, который пришел ко мне гораздо позже. Тогда я думал, что стоит умереть, и ты будешь понимать, что тебя больше нет в мире живых. Что наедине с тобой, скрашивая вечность, будет хотя бы эта мысль. Конечно, меня уже пугало жуткое слово - "вечность". Внезапно в голове что-то перевернулось, и так навсегда осталось перевернутым: "...и пустота". Вечность и пустота. Вечность пустоты. Убийственное сочетание. Проблемы появлялись, исчезали, и снова появлялись, жизнь менялась, и я менялся вместе с ней. Учеба с охотой и без, обиды по делу и от нечего делать, смех счастливый и сквозь слезы... И только одно не только оставалось прежним, но и росло во мне. Недовольство, тревога, злость... беспомощность. Называйте как угодно. Обрывки прошлого и будущего, сны наяву, видения становились частыми гостями в моей голове. Я их не звал, они приходили сами, без стука. Насколько внезапно они появлялись, настолько же быстро и бесследно пропадали. Иногда, пытаясь удержать их и понять, я оставался наедине с ощущением опустошенности и сильным ароматом тайны. Так и жил. Взрослел, обрастал достоинствами и их двойниками - недостатками, радовался теплу и ежился от холода. Видения и смутные чувства настолько меня полюбили, что стали даже считаться со мной, спрашивать разрешения, прежде чем погостить минуту-другую. Мое отношение к тревоге, недовольству и снам-обрывкам менялось со временем только к лучшему. Когда я возвращался в реальный мир, в мир живых людей, со мной приходило непередаваемое пьянящее ощущение приближающейся разгадки, часть которой я увидел в царстве снов и иллюзий. Расплывчатое воспоминание о великой тайне окрыляло, дарило стимул, желание что-то менять... утоляло чувство недовольства. На столе заманчиво сиял своей белизной лист бумаги... Так я и начал писать. Жизнь совершала очередной оборот, в который раз давала шанс и ставила подножку в самый ответственный момент. В школе говорили: "Любого, даже самого отъявленного злодея, можно оправдать". И что все люди равны, одинаковы по сумме своих лучших и худших качеств. Как-то незаметно пришло понимание того, что и жизнь совершенно к тебе нейтральна. Весь вопрос в том, как к ней относиться, попытаться оправдать или, наоборот, осудить. И так со всем в нашем мире. Все относительно. А значит, и смерть, эта вечность пустоты, не исключение. Полюби смерть, и она улыбнется в ответ. Тут же услужливо всплыло всегдашнее чувство недовольства, до боли знакомое еще с раннего детства. Искра, идея, прикосновение к тайне, путешествие в царство иллюзий - и стало совершенно ясно, откуда взялся этот страх, недовольство и тревога. Крошечному существу, делающему первый глоток воздуха, вырванному из уютной утробы матери, не хочется жить. Его заставляют вдыхать и выдыхать, а он кричит, вырывается, протестует... Еще бы, ведь он столько времени провел наедине с тайной, с разгадкой, с ответом на вечный вопрос о смысле жизни. Он жил в этом самом царстве иллюзий, ему передавались труды, мысли и опыт поколений, которые жили задолго до него. Кроха общался с великими умами прошлых веков, вбирал в себя вечную мудрость, наслаждался миром мертвых. И все для того, чтобы после своей смерти, присоединиться к миллионам прочих, и учить наравне с другими новые поколения. И так до бесконечности. Вечность. Без пустоты. Вечность жизней. Когда я погружаюсь в это царство, когда прикасаюсь к тайне, я общаюсь с поколениями предков. Иногда мне кажется, что я слышу их голоса. Может быть, читатель подумает, что я какой-то особенный, не такой, как все. Это так. Нет одинаковых людей. Просто все мы одинаковы по сумме наших лучших и худших качеств. Нет плохих и хороших, для всех найдется место в мире мертвых. Все мы равны. Сижу и пишу эту работу, а сам блуждаю то там, то тут. То на меня глядит лист бумаги, то где-то далеко-далеко чей-то голос советует, о чем написать дальше. Становится сладко и приятно оттого, что во мне есть частичка ушедших людей, всех до единого, и что меня ждет такая же участь - стать частичкой и быть в каждом. И делается очевидным, что я пришел в этот мир, чтобы жить и набираться мудрости, которую я буду дарить будущим поколениям, чтобы быть в каждом. Я буду сразу всем и в то же время всего лишь частичкой. Я бессмертен. Я в тебе, и ты во мне. И все это так понятно и легко, как будто я всегда об этом знал.
