Фрэнсис брет гарт великая дедвудская тайна. Сувениры, которые не стоит покупать Сувениры приобретенные во время путешествия были

Фото: Mariia Margulis/Rusmediabank.ru

Отправляясь в путешествие, особенно в другую страну, мы редко можем удержаться от того, чтобы приобрести для себя или в подарок близким какую-нибудь безделушку, образец местной экзотики. Но такая покупка может дорого вам обойтись…

Печальный опыт

Вот несколько показательных примеров. Женщина, работавшая адвокатом в одной московской фирме, армянка по национальности, привезла из Еревана декоративный хачкар. Это была миниатюрная копия религиозной реликвии, представляющей собой каменную стелу с вырезанными на ней крестами.

Вскоре члены семьи адвокатессы вдруг стали болеть. Сначала никому не пришло в голову, что во всем может быть виноват «невинный» ереванский . А потом сын дамы скончался от сердечного приступа. Еще через три месяца умер при загадочных обстоятельствах ее дядя… И только тогда женщина догадалась обратиться к экстрасенсу, который быстро установил причину несчастий. Он сообщил своей клиентке, что камень с крестами – это символ смерти. Принести такой «сувенир» в дом – все равно что открыть дверь в мир мертвых!

После того как адвокатесса избавилась от хачкара, трагедии прекратились. Но сына и дядю было уже не вернуть.

Одна семья приобрела во время поездки в Египет маску, якобы изображавшую лицо знаменитой царицы Нефертити. Прошло совсем немного времени, и муж начал открыто изменять жене. Семья распалась. Выяснилось, что маска изображала вовсе не Нефертити, а богиню разрушения Миктлансиуатль, причем изготовлена она была даже не в Египте, а в Мексике…

Осторожно, опасность!

Итак, от приобретения каких сувениров лучше воздержаться?

Магические артефакты

На экзотических базарах вам могут предложить «талисман на счастье» или «амулет, оберегающий от зла». Это может быть что угодно – засушенная звериная лапка, сомнительного вида медальон, внутри которого лежит смесь из сушеной травы и насекомых, или статуэтка неизвестной богини.

Не стоит рисковать и верить продавцу на слово. или амулет могут выполнять на деле совсем не ту функцию, которую вам озвучили. Или обладать «побочными эффектами». Скажем, талисман действительно принесет вам богатство, но при этом вы начнете терять своих близких.

Маски

Если маска новая, только что вырезанная, большой беды не будет, но если она старая и уже использовалась в каких-то ритуалах, то это просто опасно. Такие маски можно узнать по засохшим следам крови на них, остаткам липкой массы, потертостям… У таких масок и аура соответствующая. Последствия могут быть любыми – от болезней до несчастных случаев.

Следует также обратить внимание на то, что изображает маска. Если это какое-нибудь злобное божество, демон, то лучше воздержаться от приобретения. Очень опасны маски, изображающие человеческое лицо, утыканное гвоздями. Они способны повредить ауру человека. Особенно страдают дети, которые любят играть с такими масками. Причем даже избавление от маски не всегда приводит к результатам.

Зеркала

Часто они имеют старинное происхождение и именно потому пользуются популярностью у покупателей. Но любой экстрасенс или парапсихолог скажет вам, что зеркало обладает информационной памятью. Оно впитывает в себя энергетику всего, что его окружает. А эти энергии не всегда положительны. Купив такое зеркало, вы можете принести в свою жизнь чужие проблемы и трагедии. Кроме того, зеркала нередко используются в магических целях, и не исключено, что в вашем приобретении будет жить душа какого-нибудь усопшего. Как минимум это приведет к ночным кошмарам, если вы будете спать в комнате, где находится данное зеркало.

Холодное оружие

Некоторые люди или кинжалы. А ведь такой предмет может обладать неоднозначной энергетикой. Если таким ножом когда-либо убили человека, то он может впоследствии разрушительным образом влиять на жизнь нового владельца. Например, отрезать путь к финансовому благополучию. Бывают и более тяжелые случаи – к примеру, владелец кончает жизнь самоубийством при помощи того самого «сувенирного» клинка. Не стоит также забывать, что холодное оружие может оказаться магически заговоренным бог знает на что.

Старинные монеты

Почему-то считается, что они приносят финансовую удачу. Однако специалисты по биоэнергетике утверждают, что на деле это не так, и человек, который стал «счастливым» обладателем таких монет или целой коллекции, может попросту разориться. Ведь такие монеты часто заговаривают, «помещая» туда чьи-то неудачи, а затем сбывая простакам. Если вы жаждете увеличения благосостояния, то лучше купите фигурку жабы или жука-скарабея – это проверенные символы богатства, которые реально работают.

Засушенные трупики животных

В них может таиться какая-нибудь экзотическая инфекция. Но даже если они ничем не заражены, труп есть труп. Зачем впускать в свой дом смерть? Неизвестно, чем это может обернуться.

Нейтрализуем негатив!

Если уж вещь вам так понравилась, что вы не можете с нею расстаться, то по крайней мере проведите ритуал «очистки» от негативных энергий. Для этого нужно как следует промыть предмет холодной проточной водой, прокалить на огне или положить на три дня в банку с морской солью. После этого положите вещь так, чтобы на нее падал солнечный свет (например, на подоконник), и пусть лежит так целые сутки.

О первых успехах и новых туристических маршрутах

Еще в старших классах я поняла, что любая творческая работа, будь то создание декораций для школьного спектакля или рисование плаката против вредных привычек, приносит мне огромное удовольствие. Я стала подумывать о профессии дизайнера, но с рисованием гипсовых голов на подготовительных курсах не задалось абсолютно, поэтому я поступила на дизайн в Высшую школу экономики, где испытания проходили немного иначе: нужно было создать проект на свободную тему.

На первое занятие курсов по практике, которые посещают все, кто учится в нашем университете, мы должны были принести блокноты-скетчбуки и что-нибудь в них порисовать. Тогда я и начала интересоваться тонкой, чистой и немного наивной графикой. Следующим заданием стало целый год вести блокнот на какую-то тему. Мне захотелось сделать что-то, связанное с путешествиями, потому что очень много езжу и на поездах, и на самолетах, и на машинах - разве что на велосипеде не умею кататься.

Мне показалось, что писать целый год можно разве что о самом длинном железнодорожном путешествии в мире, поэтому я создала «Москву - Владивосток» - рисованный дневник человека, проезжающего по Транссибу. В нем рассказывается о населенных пунктах по пути следования, а также даются советы, что из еды или местных сувениров купить на станциях, какие достопримечательности посмотреть во время стоянки поезда. Особое внимание уделила жизни в поезде и атмосфере плацкарта. Этот скетчбук был достаточно популярен в интернете. Следующим моим успешным проектом стала алкогольная карта Китай-города, которую опубликовали многие московские городские медиа. Карта - это рекомендации напитков в тех или иных барах и распивочных, подслушанные на улице фразы и советы опытных людей.

«Москва - Владивосток»

Алкогольная карта Китай-города

Я всегда возвращаюсь в Нижний, чтобы вдохновиться и подзарядиться. В какой-то момент для университета нужно было сделать проект, связанный с топографией и темой территориального брендинга. И я поняла, что буду делать что-то, связанное с моим родным Нижегородским районом. Создала рисованную черно-белую карту улиц - Гоголя, Сергиевской, Ильинской и Нижегородской. Там я прописала с помощью шрифтов и различных рисунков всякие истории, которые со мной происходили: это моя школа, это дом, на крышу которого мы лазили, здесь я убегала от бомжей, здесь живет очень много котов, сюда люблю ходить посмеяться или поплакать. Это был долгий процесс, но в то же время что-то сродни мантре или рисованию узоров. Когда я полностью закончила карту, поняла, что мне это помогло перезагрузиться и восстановиться. Даже сейчас, гуляя по этим улицам, я ловлю себя на мысли, что хожу по собственной нарисованной карте.

Я считаю, что Нижний - самый красивый город в мире. Серьезно. Я живу в двух шагах от набережной Федоровского, тут всегда потрясающий закат, вид на слияние двух рек и корабли, приятный запах реки и шум автомобильчиков. И это потрясающее сочетание. В каждом районе города можно найти какое-то свое очарование: я, например, люблю Детскую железную дорогу или Автозавод с его соцреалистической архитектурой. Кстати, самая красивая «Пятерочка» в мире - это та, которая находится на набережной Федоровского, потому что там панорамный вид на закат через стеклянные двери. Думаю, она вполне может быть внесена в какой-нибудь туристический путеводитель.

Вообще мои проекты во многом похожи: там много мелочей, небольших персонажей и всегда есть сопроводительный текст - я люблю сочинять истории. В их основе всегда лежит личный интерес. Интерес к поездам, Нижнему Новгороду, путешествиям.

Об учебе в Болонье и приключениях на иранской границе

Поехать учиться за границу - восхитительно. Это был мой первый опыт,
и сразу хотелось соответствовать всем картинкам с «Тамблера»: модно одеваться, много рисовать и гулять по красивым улицам

Так получилось, что на третьем курсе меня перевели с направления «Иллюстрация» на «Графический дизайн». Хотя я все-таки видела себя иллюстратором, не дизайнером. Я стала искать возможности куда-то уехать и обнаружила, что один из уникальнейших, на мой взгляд, рисовальщиков - Виктория Семыкина - из России, но живет в Болонье: организует курсы в небольших группах. Я решилась, наскребла последние деньги на билет, забронировала комнату, уехала со своей обычной учебы и прилетела в Болонью. Поехать учиться за границу - восхитительно. Это был мой первый опыт, и сразу хотелось соответствовать всем картинкам с «Тамблера»: модно одеваться, много рисовать и гулять по красивым улицам. В итоге я этим и занималась, но с очень маленьким количеством денег. Мне пришлось отдать все наличные за обучение. Поэтому я, как и написала в книжке, на оставшиеся деньги купила себе макароны, песто, чай, колу - так и жила. Но это было весело.

У меня были замечательные однокурсницы: дамочки где-то от тридцати лет, эмигрантки. Не было никого из России, кроме одной девочки из Красноярска. И все они меня расспрашивали: а как сейчас в Москве? А как ты, девочка, с таким курсом евро приехала? Возьми мой кусочек пиццы, у тебя же, наверное, так мало денег! Я вот сдаю в Москве квартиру, как ты думаешь, может, цену поднять, курс-то изменился? Будучи студентом-квартиросъемщиком, я сказала, что не стоит.

Мы занимались часов по восемь - десять, и еще нужно было рисовать какие-то наброски после учебы и приносить их на следующее утро. Нам давали самые разные задания: зарисовывать фигуры людей за семь или десять секунд, искать интересные ракурсы, работать с необычными форматами - например, панорамным блокнотом. Оказалось, что если стараться что-то сделать сто раз, на сто первый будет получаться. Я часто себя пытаюсь убедить в обратном, но на самом деле это так и работает.

Путешествия для меня - неиссякаемый источник вдохновения, и в какой-то момент у меня появилась возможность попасть иллюстратором в экспедицию, которую проводит Школа культурологии в той же самой Вышке. Каждый год они отправляют студентов и преподавателей в совершенно удивительные места, чтобы люди столкнулись с настоящей полевой работой, расспросили какого-нибудь деда Семена о том, как изменились общественные пространства его деревни, и на этой теме сформировали отчет. В прошлом году мы ездили в Иран через Армению и Грузию.

«Мой иранский дневник»

Я должна была проиллюстрировать все не потому, что в экспедиции не было фотографа или видеографа, а потому что иллюстратор дает некую новую плоскость проектам, которые делают ребята. В мои скетчбуки из путешествий всегда входят заметки, локальные мемы и подсказки путешественнику, так что они читаются как отдельная книжка. Это рассказ об экспедиции для людей, которым непривычно читать научные отчеты.

Иран - не самое популярное туристическое направление, мне было довольно страшно ехать в эту первую экспедицию. Еще и армянские пограничники подлили масла в огонь, сообщив, что в Иран мы едем последний раз в жизни. Увидев наши бледные лица, правда, пояснили: потому что нам там не понравится.

Рисование в полевых условиях действительно очень отличается от создания работ дома за чашкой чая. Нужно уметь быстро выбрать сюжет и построить композицию, иметь в голове приемы, которые помогут быстрому рисунку выглядеть хорошо. Нужно понимать, что лучше сфотографировать, а что зарисовывать на месте. Есть вещи, которые можно нарисовать быстро - например, когда люди обедают, и ты рисуешь, потому что все присели и у тебя есть полчаса - или пока все спят. И это тяжело - ты рисуешь или когда все едят, или когда все спят, а сам практически не ешь и не спишь.

О книге и переосмыслении случившегося

После каждой поездки в Нижний, еще с первого курса, меня преследовало некое томление. Когда ты поступаешь в университет, все вокруг очень сильно меняется, и, возвращаясь обратно, ты словно попадаешь в декорации фильма, который смотрел сто лет назад. Это чувство казалось (и кажется) мне очень важным. Я всегда хотела как-то запечатлеть и описать его, поэтому хранила свои рисунки разных лет.

Наверное, логично, что работа над книжкой, которая рассказывает про год, длилась целый год: изначально предполагалась, что я нарисую ее за одно лето, но работа оказалась объемнее

В какой-то момент мне написали ребята из издательства «Эксмо», предложили встретиться и поболтать. Я думала, что речь пойдет об издании какого-то из предыдущих проектов, но оказалось, что они хотят совершенно другого: хотят рассказ о моей жизни, некую биографию. Все, что происходило со мной за третий курс, довольно интересно: я ездила читать лекции в Красноярск, училась в Болонье, работала в «Циферблате», со мной происходили сердечные переживания, потом я уехала в Иран.

Наверное, логично, что работа над книжкой, которая рассказывает про год, длилась целый год: изначально предполагалась, что я нарисую ее за одно лето, но работа оказалась объемнее. Вот и вышло, что от первой иллюстрации до впопыхах законченной обложки прошло одиннадцать месяцев.

Мои первые наброски очень сильно отличались от того, что получилось в итоге. Многие из вещей, которые описала в начале книжки, сейчас воспринимаются по-новому: я открываю новые смыслы сказанных слов, думаю о том, где могла поступить иначе. Что-то из написанного теперь вообще кажется глупостью. Было и то, о чем написать не успела, потому что у меня было ограниченное количество страниц.

Карта центра Нижнего Новгорода

Я бы добавила больше блокнотов из своих путешествий. Но одна из задумок книги в том, что люди должны дописывать в ней историю своей жизни, отвечать на те же вопросы, которые я себе задавала, что-то вклеивать, вырезать, выписывать. История отдельно взятого человека не менее важна, чем моя собственная. Было бы неинтересно превращать это в обычный дневник моих эмоций и переживаний. В итоге вышло даже лучше, чем я себе представляла: не просто сопливая история, а рассказ об успехе и некоем преодолении себя.

На телеграфе поселка Коттонвуд - округ Туоламна, Калифорния, - становилось темно. Помещение телеграфа - похожий на ящик закуток - отделялось от зала «Гостиницы рудокопов» лишь тонкой перегородкой, и коттонвудский телеграфист, он же продавец газет и рассыльный, закрыв свое окошечко, томился у газетного прилавка перед уходом домой. На улице, в меркнущем свете декабрьского дня, с крыши веранды струйками стекал первый в этом сезоне унылый дождь. Долгие часы безделья были для телеграфиста не в новинку, и все же его быстро одолела скука.

По полу веранды глухо застучали облепленные грязью сапоги - появление двух посетителей сулило кратковременное развлечение. Он узнал двух почтенных граждан Коттонвуда. Их вид был очень деловым. Один из посетителей подошел к столу, написал телеграмму и с молчаливым вопросом показал ее товарищу.

Вроде то, что надо, - подтвердил тот.

Я ведь подумал, что лучше бы дать его доподлинные слова.

Правильно.

Первый повернулся к телеграфисту.

Ты скоро ее отправишь?

Телеграфист профессиональным взглядом оценил адрес и длину текста.

Сразу же, - живо ответил он.

А дойдет когда?

Сегодня вечером. Но доставят ее только завтра.

Отправь ее побыстрее да передай, что за доставку приплачена лишняя двадцатка.

Привыкший к щедрым приплатам за скорость, телеграфист ответил, что вместе с текстом сообщит об их предложении на телеграф Сан-Франциско. Затем он взял телеграмму, прочитал ее и… перечитал. Он сделал это с обычным профессиональным безразличием - на своем веку ему приходилось передавать немало куда более загадочных и таинственных посланий, и все же, прочитав такое, он в недоумении поглядел на клиента. Сей джентльмен, известный склонностью к внезапным вспышкам гнева и револьвера, встретил его взгляд несколько нетерпеливо. Телеграфист прибегнул к хитрости. Притворившись, будто не разбирает текста, он вынудил клиента прочесть написанное вслух во избежание ошибки и даже предложил внести поправки якобы для ясности, а на самом деле, чтобы выудить еще какие-нибудь сведения. Однако клиент ничего не пожелал изменить. Телеграфист неуверенно подошел к аппарату.

Адрес правильный, - холодно ответил первый клиент.

А я и не слыхал, что старик вкладывал денежки в наших краях, - закинул удочку телеграфист, все еще мешкая у аппарата.

И я тоже, - последовал маловразумительный ответ.

Несколько секунд слышался лишь треск, пока телеграфист работал ключом с обычным в таких случаях выражением лица: словно поверял секрет довольно неотзывчивому слушателю, который предпочитает, чтобы слушали его самого. Оба клиента стояли рядом, следя за его движениями со столь же обычным благоговением непосвященных. Когда он кончил, оба положили перед ним по золотому. Убирая деньги, телеграфист не удержался от вопроса:

Старик-то, видно, помер в одночасье? Сам и написать не успел?

Помер, как таким и положено, - прозвучал обескураживающий ответ.

Но телеграфист не давал сбить себя с толку.

Если придет ответ… - начал он.

Ответа не будет, - невозмутимо объявил клиент.

Потому как пославший телеграмму - уже покойник.

Но телеграмму-то подписали вы оба?

Только как свидетели. А? - обратился первый клиент к своему спутнику.

Только как свидетели… - подтвердил второй.

Телеграфист пожал плечами. Когда все было закончено, первый клиент явно почувствовал облегчение. Он кивнул телеграфисту и направился в буфет, по-видимому, ища общества ближних. Когда оба поставили на стол пустые рюмки, первый посетитель весело обругал тяжелые времена и погоду, как видно, полностью выкинув из головы недавние хлопоты, и вместе с приятелем неторопливо вышел на улицу. На углу они остановились.

Так, стало быть, это дело сделано, - проговорил первый, очевидно, чтобы избежать невольного замешательства при прощании.

Это верно, - подтвердил приятель и пожал ему руку.

Они разошлись. Порывистый ветер промчался меж сосен, провода над их головой вздохнули, как эолова арфа, и дождь и тьма снова неспешно окутали Коттонвуд.

Телеграмма слегка задержалась в Сан-Франциско, полчаса полежала в Чикаго, но ей пришлось к тому же пересечь несколько часовых поясов, и ночной телеграфист принял ее в Бостоне уже после полуночи. Но, снабженная мандатом сан-францисского телеграфа об оплаченной доставке, она была тут же вручена курьеру, который поспешил с ней по заснеженным темным улицам, между высокими домами с наглухо закрытыми ставнями, без единого лучика света, к чопорной площади с покрытыми снегом статуями, придававшими ей призрачный вид. Он поднялся по широким ступеням строгого особняка и повернул бронзовый звонок, который где-то в глубине недоступных покоев после настороженной раздумчивой паузы холодно возвестил о том, что у дверей ждет кто-то чужой, как и положено чужому.

Несмотря на поздний час, из окон пробивался свет, не настолько яркий, чтобы обрадовать посыльного вестью о веселье в этих стенах, но все же свидетельствующий о каком-то затянувшемся чинном празднестве. Мрачный слуга, приняв телеграмму и расписавшись в получении ее с таким скорбным видом, словно заверял последнее волеизъявление и завещание, почтительно остановился у дверей гостиной. Из ее плотно задернутых портьерами глубин доносились звуки размеренной ораторской речи, изредка прерываемой катаральным покашливанием уроженца Новой Англии - единственное проявление не до конца подавленных потребностей природы. В этот вечер хозяева принимали у себя несколько именитых персон, и в эти минуты, по крылатому выражению одного из гостей, «история страны» откланивалась, облекая прощание в более или менее памятные и оригинальные фразы. Иные из этих афоризмов были интересны, другие остроумны, некоторые глубокомысленны, но все без исключения преподносились как щедрый дар хозяину дома. Иные из них были заготовлены давно и как визитная карточка уже представляли гостя в других домах.

Когда последний гость откланялся и укатил последний экипаж, слуга осмелился уведомить о телеграмме своего хозяина, который стоял на ковре перед камином с усталым видом человека, добродетельно выполнившего свой долг. Он взял телеграмму, распечатал ее, прочитал и сказал:

По-видимому, тут какая-то ошибка. Это не мне, Уотерс. Позовите посыльного.

Уотерс, не сомневаясь, что посыльный давно ушел, все же послушно направился к двери, но хозяин внезапно остановил его:

Впрочем, пока не важно.

Что-нибудь серьезное, Уильям? - спросила миссис Райтбоди с томной супружеской тревогой.

Нет. Ничего. В моем кабинете есть огонь?

Да. Но перед уходом не можешь ли ты уделить мне минуту-другую?

Мистер Райтбоди несколько нетерпеливо повернулся к супруге. В небрежной позе она откинулась на диване, ее прическа слегка растрепалась, платье приоткрыло туфлю. Вполне вероятно, что миссис Райтбоди обладала прекрасными формами, но даже и это декольтированное платье создавало впечатление, что она покрыта фланелевой броней и что она блистает красотой ровно настолько, насколько это совместимо со строгими требованиями медицины.

Миссис Марвин сообщила мне сегодня вечером, что ее сын питает к нашей Элис самые глубокие чувства, и если я не возражаю, мистер Марвин будет рад поговорить с тобой сразу же.

Право же, Джеймсу следует лучше следить за заслонками и термометром. Сегодня в гостиной было выше двадцати одного градуса, а отдушина вентилятора оставалась закрытой.

Но ведь в этом углу сидел профессор Эммон, а у него ужасно чувствительные гланды.

Он должен был бы знать мнение доктора Дайера Дойта, что систематическое и постоянное пребывание на сквозняке лишь укрепляет слизистую оболочку, тогда как неподвижный воздух, достигнув температуры свыше восемнадцати градусов, неизбежно…

Боюсь, Уильям, - прервала миссис Райтбоди, с женской ловкостью поворачивая разговор так, чтобы ее супругу расхотелось развивать избранную им же тему, - боюсь, многие еще не сумели оценить замену пунша и мороженого бульоном. Я заметила, как мистер Спонди от него отказался и, по-моему, был разочарован. Фибрин и солод в ликерных рюмках тоже остались нетронутыми.

А ведь каждые полпорции содержат такое же количество питательных веществ, что и фунт наполовину переваренной говядины. Спонди меня просто поражает, - огорчился мистер Райтбоди. - Истощая свой мозг и нервную энергию ревностным служением музе, он все же предпочитает разбавленный ароматизированный алкоголь с примесью углекислого газа. Даже миссис Фарингуэй согласилась со мной, что резкое понижение температуры желудка посредством введения моро…

Однако на последнем заседании нашего благотворительного общества она съела лимонное мороженое и спросила меня, известно ли мне, что низшие животные отказываются от пищи при температуре выше восемнадцати градусов.

Мистер Райтбоди снова нетерпеливо направился к двери. Миссис Райтбоди окинула его пытливым взглядом.

Надеюсь, ты не будешь сейчас работать? Доктор Кеплер только что сказал мне, что при твоих церебральных симптомах длительное мозговое напряжение противопоказано.

Мне нужно просмотреть кое-какие бумаги, - коротко ответил мистер Райтбоди, удаляясь в библиотеку.

Это было богато обставленное помещение, отличавшееся удручающей мрачностью, вполне симптоматичной для унылой диспепсии, свирепствовавшей в искусстве тех лет. Кое-где были расставлены антикварные вещицы, столь же уродливые, сколь редкостные. Бронзовые и мраморные статуэтки и гипсовые отливки - все нуждались в пояснениях и таким образом давали пищу для беседы и возможность владельцу блеснуть эрудицией перед слушателями. Сувениры, приобретенные во время путешествий, были обязательно связаны с какой-нибудь историей, а каждая безделушка обладала длинной родословной, но среди всех этих вещей не нашлось бы ни одной, которая стоила бы внимания сама по себе. Всюду и во всем подчеркивалось превосходство над ними их хозяина. И вполне естественно, что никто в этой комнате не хотел задерживаться, слуги избегали заходить туда, и ни один ребенок никогда там не играл.

Мистер Райтбоди повернул газовый рожок, достал из бюро с аккуратно пронумерованными ящиками пачку писем и начал их внимательно просматривать. Все они поблекли, всем время придало почтенный вид. Однако в своей первоначальной яркости некоторые из них были всего лишь пустячными записками и никак не вязались с представлением о корреспондентах мистера Райтбоди. И все же этот джентльмен несколько минут внимательно перечитывал именно их, время от времени сверяясь с телеграммой, которую держал в руке… Внезапно в дверь постучали. Мистер Райтбоди вздрогнул, почти бессознательно сунул письма на место, положил телеграмму текстом вниз и лишь тогда резко сказал:

Э-э… Кто там? Войдите!

Прости, пожалуйста, папа, - сказала очень хорошенькая девушка, войдя в комнату, не обнаружив ни малейшего признака смущения или страха и тотчас опускаясь на стул, словно была тут частой гостьей. - Но зная, что ты в такой поздний час не работаешь, я решила, что ты не занят. Я иду спать.

Она была настолько хороша собой и вместе с тем настолько не сознавала этого или, быть может, настолько осознанно игнорировала данное обстоятельство, что невольно заставляла посмотреть на себя еще раз, и более внимательно. Правда, это позволяло лишь убедиться в ее красоте и обнаружить, что ее темные глаза очень женственны, яркий цвет лица говорит о здоровье, а великолепно очерченные губы достаточно полны, чтобы становиться страстными или капризными, хотя их обычное выражение не предполагало ни склонности к капризам, ни женской слабости, ни страстей.

Застигнутый врасплох, мистер Райтбоди, как это бывает, заговорил о том, о чем не хотел говорить.

Я полагаю, нам следует побеседовать завтра… - он запнулся, - о тебе и мистере Марвине. Миссис Марвин уже сообщила твоей матери о намерениях своего сына.

Мисс Элис подняла на него свои ясные глаза, без недоумения, но и без особой радости, и румянец на ее круглых щечках был вызван скорее решимостью, нежели смущением.

Да, он сказал мне, - ответила она просто.

В настоящее время, - продолжал мистер Райтбоди, все еще неловко, - я не вижу возражений против этого союза.

Мисс Элис широко раскрыла свои круглые глаза.

Но, папа, мне казалось, что все давным-давно решено. Мама знала, ты знал. Вы же все обсудили в июле.

Да, да, - ответил ее отец, беспокойно перебирая свои бумаги, - то есть… словом… мы поговорим об этом завтра.

Мистер Райтбоди намеревался сообщить дочери эту новость с должной серьезностью и торжественностью, в приличествующих случаю четко сформулированных фразах и с подобающими сентенциями, но почувствовал, что просто не в состоянии этого сделать теперь.

Я доволен, Элис, - сказал он затем, - что ты выбросила из головы прежние причуды и капризы. Как видишь, мы были правы.

Если уж вообще выходить замуж, папа, то мистер Марвин во всех отношениях подходящая партия.

Мистер Райтбоди пристально посмотрел на дочь. Он не заметил ни тени раздражения или горечи на ее лице. Оно было так же спокойно, как и чувство, которое она только что выразила.

Мистер Марвин… - начал он.

Я знаю мистера Марвина, - прервала его мисс Элис, - и он обещал мне, что я буду продолжать занятия так же, как и раньше. Я кончу вместе с моим классом, и если захочу, то через два года после свадьбы смогу работать.

Через два года? - удивленно спросил мистер Райтбоди.

Да. Видишь ли, если у нас будет ребенок, к этому времени я как раз кончу его кормить.

Мистер Райтбоди смотрел на плоть от своей плоти, на эту прелестную осязаемую плоть, но перед разумом от его разума он смешался и кротко ответил:

Да, конечно. Побеседуем обо всем этом завтра.

Мисс Элис поднялась. Что-то в свободном, непринужденном взмахе рук, которые она, подавив зевок, опустила на изящные бедра, побудило его добавить, правда, столь же рассеянно и нетерпеливо:

Я вижу, ты продолжаешь оздоровительные упражнения…

Да, папа. Но я перестала носить фланелевое белье. Просто не понимаю, как мама его терпит. Зато я ношу закрытые платья, а кожу закаляю прохладными ваннами. Взгляни-ка! - сказала она и с детской непосредственностью расстегнула две-три пуговки, показав отцу снежной белизны шею. - Я теперь не боюсь простуды.

Мистер Райтбоди наклонился и с подобием отцовской добродушной усмешки поцеловал ее в лоб.

Уже поздно, Элли, - сказал он наставительно, но не категорическим тоном. - Пора спать.

Я спала днем целых три часа, - ответила мисс Элис с ослепительной улыбкой. - Чтобы выдержать этот вечер. Спокойной ночи, папа. Так, значит, завтра.

Завтра, - повторил мистер Райтбоди, все еще не сводя с нее рассеянного взгляда. - Спокойной ночи.

Мисс Элис упорхнула из библиотеки, возможно, с чуть более легким сердцем именно оттого, что рассталась с отцом в одну из редчайших минут, когда он поддался столь нелогичной человеческой слабости. И, пожалуй, было хорошо, что бедняжка сохранила все последующие годы именно это воспоминание о нем, когда, боюсь, и его методы, и его наставления, и все, чем он старался заполнить детство дочери, исчезло из ее памяти.

После ухода Элис мистер Райтбоди снова принялся просматривать старые письма. Это занятие так поглотило его, что он даже не услышал шагов миссис Райтбоди на лестнице, когда она шла в свою спальню, ни того, что она остановилась на площадке, чтобы сквозь застекленную половину двери взглянуть на своего супруга, подле которого на столе лежали письма и распечатанная телеграмма. Помедли миссис Райтбоди хоть мгновение, и она увидела бы, как муж ее поднялся и подошел к дивану с видом взволнованным и растерянным, так что даже не сразу решился прилечь, хотя был бледен и явно близок к обмороку. Помедли миссис Райтбоди хоть немного, и она увидела бы, как с отчаянным усилием он вновь поднялся, шатаясь, добрался до стола, с трудом, почти ощупью, собрал листки писем, убрал пачку на место, запер бюро, а затем, почти теряя сознание, подержал над газовым рожком телеграмму, пока она не сгорела. Ибо, задержись миссис Райтбоди до этого мгновения, она бы тут же кинулась на помощь супругу, когда он, совершив задуманное, вдруг зашатался, тщетно попытался дотянуть руку до звонка и рухнул ничком на диван.

Но, увы, ни рука провидения, ни чья-либо случайная рука не поднялись спасти его или приостановить ход этого рассказа. И когда полчаса спустя миссис Райтбоди, несколько обеспокоенная и чрезвычайно возмущенная нарушением предписаний доктора, появилась на пороге, мистер Райтбоди лежал на диване бездыханный.

Среди переполоха, топота ног, вторжения посторонних, беготни взад-вперед, а более всего в стихии порывов и чувств, не проявлявшихся в доме при жизни его хозяина, миссис Райтбоди тщилась вернуть исчезнувшую жизнь, но напрасно. Светило медицины, поднятое с постели в столь неурочный час, узрело лишь наглядное доказательство своей теории, изложенной год тому назад. Мистер Райтбоди умер - никакого сомнения, никакой таинственности, - умер, как положено порядочному человеку, по законам логики, что и было засвидетельствовано высшим медицинским авторитетом.

Но даже в этом смятении миссис Райтбоди все же послала слугу на почту за копией телеграммы, полученной мистером Райтбоди и нигде не обнаруженной после его смерти.

В уединении своей комнаты, совсем одна она прочитала следующее:

Копия

Мистеру Адамсу Райтбоди, Бостон, Массачусетс.

Джошуа Силсби скоропостижно помер сегодня утром. Его последняя просьба, чтобы вы помнили о священной клятве, данной вами тридцать лет назад.

(Подпись) Семьдесят четвертый,

Семьдесят пятый

В доме скорби среди соболезнований тех, кто приходил взглянуть на едва остывшие черты их покойного друга, миссис Райтбоди все же послала другую телеграмму. Она была адресована в Коттонвуд «Семьдесят четвертому и семьдесят пятому». Через несколько часов был получен следующий загадочный ответ:

«Конокрада по имени Джош Силсби линчевал вчера утром коттонвудский комитет бдительных».

Но ведь в этом углу сидел профессор Эммон, а у него ужасно чувствительные гланды.

Он должен был бы знать мнение доктора Дайера Дойта, что систематическое и постоянное пребывание на сквозняке лишь укрепляет слизистую оболочку, тогда как неподвижный воздух, достигнув температуры свыше восемнадцати градусов, неизбежно...

Боюсь, Уильям, - прервала миссис Райтбоди, с женской ловкостью поворачивая разговор так, чтобы ее супругу расхотелось развивать избранную им же тему, - боюсь, многие еще не сумели оценить замену пунша и мороженого бульоном. Я заметила, как мистер Спонди от него отказался и, по-моему, был разочарован. Фибрин и солод в ликерных рюмках тоже остались нетронутыми.

А ведь каждые полпорции содержат такое же количество питательных веществ, что и фунт наполовину переваренной говядины. Спонди меня просто поражает, - огорчился мистер Райтбоди. - Истощая свой мозг и нервную энергию ревностным служением музе, он все же предпочитает разбавленный ароматизированный алкоголь с примесью углекислого газа. Даже миссис Фарингуэй согласилась со мной, что резкое понижение температуры желудка посредством введения моро...

Однако на последнем заседании нашего благотворительного общества она съела лимонное мороженое и спросила меня, известно ли мне, что низшие животные отказываются от пищи при температуре выше восемнадцати градусов.

Мистер Райтбоди снова нетерпеливо направился к двери. Миссис Райтбоди окинула его пытливым взглядом.

Надеюсь, ты не будешь сейчас работать? Доктор Кеплер только что сказал мне, что при твоих церебральных симптомах длительное мозговое напряжение противопоказано.

Мне нужно просмотреть кое-какие бумаги, - коротко ответил мистер Райтбоди, удаляясь в библиотеку.

Это было богато обставленное помещение, отличавшееся удручающей мрачностью, вполне симптоматичной для унылой диспепсии, свирепствовавшей в искусстве тех лет. Кое-где были расставлены антикварные вещицы, столь же уродливые, сколь редкостные. Бронзовые и мраморные статуэтки и гипсовые отливки - все нуждались в пояснениях и таким образом давали пищу для беседы и возможность владельцу блеснуть эрудицией перед слушателями. Сувениры, приобретенные во время путешествий, были обязательно связаны с какой-нибудь историей, а каждая безделушка обладала длинной родословной, но среди всех этих вещей не нашлось бы ни одной, которая стоила бы внимания сама по себе. Всюду и во всем подчеркивалось превосходство над ними их хозяина. И вполне естественно, что никто в этой комнате не хотел задерживаться, слуги избегали заходить туда, и ни один ребенок никогда там не играл.

Мистер Райтбоди повернул газовый рожок, достал из бюро с аккуратно пронумерованными ящиками пачку писем и начал их внимательно просматривать. Все они поблекли, всем время придало почтенный вид. Однако в своей первоначальной яркости некоторые из них были всего лишь пустячными записками и никак не вязались с представлением о корреспондентах мистера Райтбоди. И все же этот джентльмен несколько минут внимательно перечитывал именно их, время от времени сверяясь с телеграммой, которую держал в руке... Внезапно в дверь постучали. Мистер Райтбоди вздрогнул, почти бессознательно сунул письма на место, положил телеграмму текстом вниз и лишь тогда резко сказал:

Э-э... Кто там? Войдите!

Прости, пожалуйста, папа, - сказала очень хорошенькая девушка, войдя в комнату, не обнаружив ни малейшего признака смущения или страха и тотчас опускаясь на стул, словно была тут частой гостьей. - Но зная, что ты в такой поздний час не работаешь, я решила, что ты не занят. Я иду спать.

Она была настолько хороша собой и вместе с тем настолько не сознавала этого или, быть может, настолько осознанно игнорировала данное обстоятельство, что невольно заставляла посмотреть на себя еще раз, и более внимательно. Правда, это позволяло лишь убедиться в ее красоте и обнаружить, что ее темные глаза очень женственны, яркий цвет лица говорит о здоровье, а великолепно очерченные губы достаточно полны, чтобы становиться страстными или капризными, хотя их обычное выражение не предполагало ни склонности к капризам, ни женской слабости, ни страстей.

Застигнутый врасплох, мистер Райтбоди, как это бывает, заговорил о том, о чем не хотел говорить.

Я полагаю, нам следует побеседовать завтра... - он запнулся, - о тебе и мистере Марвине. Миссис Марвин уже сообщила твоей матери о намерениях своего сына.

Мисс Элис подняла на него свои ясные глаза, без недоумения, но и без особой радости, и румянец на ее круглых щечках был вызван скорее решимостью, нежели смущением.

Да, он сказал мне, - ответила она просто.

В настоящее время, - продолжал мистер Райтбоди, все еще неловко, - я не вижу возражений против этого союза.

Мисс Элис широко раскрыла свои круглые глаза.

Но, папа, мне казалось, что все давным-давно решено. Мама знала, ты знал. Вы же все обсудили в июле.

Да, да, - ответил ее отец, беспокойно перебирая свои бумаги, - то есть... словом... мы поговорим об этом завтра.

Мистер Райтбоди намеревался сообщить дочери эту новость с должной серьезностью и торжественностью, в приличествующих случаю четко сформулированных фразах и с подобающими сентенциями, но почувствовал, что просто не в состоянии этого сделать теперь.

Я доволен, Элис, - сказал он затем, - что ты выбросила из головы прежние причуды и капризы. Как видишь, мы были правы.

Если уж вообще выходить замуж, папа, то мистер Марвин во всех отношениях подходящая партия.

Мистер Райтбоди пристально посмотрел на дочь. Он не заметил ни тени раздражения или горечи на ее лице. Оно было так же спокойно, как и чувство, которое она только что выразила.

Мистер Марвин... - начал он.

Я знаю мистера Марвина, - прервала его мисс Элис, - и он обещал мне, что я буду продолжать занятия так же, как и раньше. Я кончу вместе с моим классом, и если захочу, то через два года после свадьбы смогу работать.

Через два года? - удивленно спросил мистер Райтбоди.

Да. Видишь ли, если у нас будет ребенок, к этому времени я как раз кончу его кормить.

Мистер Райтбоди смотрел на плоть от своей плоти, на эту прелестную осязаемую плоть, но перед разумом от его разума он смешался и кротко ответил:

Да, конечно. Побеседуем обо всем этом завтра.

Мисс Элис поднялась. Что-то в свободном, непринужденном взмахе рук, которые она, подавив зевок, опустила на изящные бедра, побудило его добавить, правда, столь же рассеянно и нетерпеливо:

Я вижу, ты продолжаешь оздоровительные упражнения...

Да, папа. Но я перестала носить фланелевое белье. Просто не понимаю, как мама его терпит. Зато я ношу закрытые платья, а кожу закаляю прохладными ваннами. Взгляни-ка! - сказала она и с детской непосредственностью расстегнула две-три пуговки, показав отцу снежной белизны шею. - Я теперь не боюсь простуды.

Мистер Райтбоди наклонился и с подобием отцовской добродушной усмешки поцеловал ее в лоб.

Уже поздно, Элли, - сказал он наставительно, но не категорическим тоном. - Пора спать.

Я спала днем целых три часа, - ответила мисс Элис с ослепительной улыбкой. - Чтобы выдержать этот вечер. Спокойной ночи, папа. Так, значит, завтра.

Завтра, - повторил мистер Райтбоди, все еще не сводя с нее рассеянного взгляда. - Спокойной ночи.

Мисс Элис упорхнула из библиотеки, возможно, с чуть более легким сердцем именно оттого, что рассталась с отцом в одну из редчайших минут, когда он поддался столь нелогичной человеческой слабости. И, пожалуй, было хорошо, что бедняжка сохранила все последующие годы именно это воспоминание о нем, когда, боюсь, и его методы, и его наставления, и все, чем он старался заполнить детство дочери, исчезло из ее памяти.

После ухода Элис мистер Райтбоди снова принялся просматривать старые письма. Это занятие так поглотило его, что он даже не услышал шагов миссис Райтбоди на лестнице, когда она шла в свою спальню, ни того, что она остановилась на площадке, чтобы сквозь застекленную половину двери взглянуть на своего супруга, подле которого на столе лежали письма и распечатанная телеграмма. Помедли миссис Райтбоди хоть мгновение, и она увидела бы, как муж ее поднялся и подошел к дивану с видом взволнованным и растерянным, так что даже не сразу решился прилечь, хотя был бледен и явно близок к обмороку. Помедли миссис Райтбоди хоть немного, и она увидела бы, как с отчаянным усилием он вновь поднялся, шатаясь, добрался до стола, с трудом, почти ощупью, собрал листки писем, убрал пачку на место, запер бюро, а затем, почти теряя сознание, подержал над газовым рожком телеграмму, пока она не сгорела. Ибо, задержись миссис Райтбоди до этого мгновения, она бы тут же кинулась на помощь супругу, когда он, совершив задуманное, вдруг зашатался, тщетно попытался дотянуть руку до звонка и рухнул ничком на диван.



Понравилась статья? Поделиться с друзьями: